Сдержать свое слово
Шрифт:
Когда мне ответили, продиктовала приметы: мужчина лет сорока — сорока пяти, алкоголик, со жгуче-черными волосами, невысокого роста, худой, со следами насильственной или естественной смерти, наступившей либо двадцать четвертого октября, либо немного позже.
— Есть похожий, — хриплым голосом сразу же сообщил служитель морга и добавил: — С воскресенья лежит, вас ждет.
Смешок, раздавшийся после этого в трубке, засвидетельствовал своеобразное чувство юмора у работника печального заведения.
Значит,
Морг встретил меня устойчивым специфическим запахом, отдающим формалином и сыростью. Я прошла мимо столов с мертвецами в конец помещения, надеясь встретить хоть кого-нибудь живого. За перегородкой я наткнулась на сотрудника, державшего в руке большой шприц.
Услышав мой кощунственный вопрос о том, кто здесь командует парадом, медик усмехнулся.
— Он вышел, скоро придет. Это не вы насчет Везунчика звонили?
— Насчет кого? — переспросила я.
Но сотрудник со шприцем, видимо, и ставил своей целью привести меня в недоумение. Молодой, сильно загорелый и крепкий, он совершенно не обращал внимания на окружающую обстановку и завлекательно улыбался.
— Это я так убитого бомжа прозвал. Ну сама посуди, — резко перешел он на «ты», — удар ножом в самое сердце, смерть мгновенная, человек не мучился… Везунчик, одним словом.
— Что медэксперты говорят? Когда смерть наступила?
Загорелый медик, с любопытством сверля меня лукавыми глазами, поинтересовался:
— Ты, как я понимаю, не родственница?
Выдавать себя за родственницу убитого я не собиралась, а известие, что у трупа, похожего на погибшего Пашку, зафиксирован удар в сердце, вселило уверенность в правильности моих предположений.
— Я здесь по поручению матери пропавшего без вести Павла Логинова. Она очень плохо себя чувствует и попросила меня приехать вместо нее. По описанию ваш Везунчик очень похож на Павла.
Медик сделал вид, что поверил, кивнул головой, не переставая улыбаться, но на мои вопросы отвечать не стал. Он отложил шприц, вытер о сомнительной чистоты тряпку руки и указал в сторону стены:
— Пойдем покажу.
Петляя между столами, он подвел меня к самому крайнему, находящемуся в углу. Моему взору предстало бледное лицо, говорившее о беспорядочной жизни убиенного. Сине-желтые губы, раздувшийся от бальзамирования нос произвели бы неизгладимое впечатление на какую-нибудь нежную особу, но во мне ничего не дрогнуло. Я давно научилась относиться к таким вещам как к издержкам профессии.
Быстро вынув из сумочки фотоаппарат, я навела объектив на лицо убитого и щелкнула два раза.
— Это еще зачем? — удивленно вскинул бровь медик. Его улыбка, как у чеширского кота в сказке про Алису в Стране Чудес, не исчезала с лица, наверное, никогда.
— Я плохо помню Павла, а последнее время он к тому же много пил и сильно изменился. Фотографию я покажу матери.
Парень подошел ко мне вплотную и небрежно облокотился рукой на стену, как бы преградив мне тем самым путь к выходу.
— Кто ты, прекрасное создание, может, назначишь мне свидание?
Кажется, он всерьез рассчитывал тронуть меня подобными поэтическими изысками. Бывает же такое…
— Обязательно позвоню тебе сюда, в морг, и назначу здесь свидание, — пообещала я медику, решительно отодвинув нехилый торс медика в сторону. На то, что он поймет всю нелепость сочетания слов «морг» и «свидание», я и не рассчитывала.
Прошло полтора часа с того времени, как я покинула городской морг. Мой старинный знакомый, работающий в одном из центральных фотоателье, уже успел отпечатать мне фотографии, и теперь я возвращалась к дому, где когда-то жил Логинов.
Тьма уже сгустилась над городом, и порывистый ветер, гонявший по небу тучи, не предвещал хорошей погоды на завтра. Кривая дверь подвала, которую местные власти пытались неоднократно закрывать на замок, хранила следы многочисленных взломов. Если бомжам негде переночевать, то навесной замок для них не преграда.
Слегка приоткрыв дверь, я попыталась разглядеть очертания людей в кромешной тьме, но безуспешно. Меня в который раз выручил «дальнобойный» фонарик, который давно был причислен ко всякой необходимой мелочи в моей сумке.
Помимо многочисленных труб и большого количества мусора, где-то между этими неутилизированными останками когда-то нужных вещей, я разглядела жалкие клочья того, что осталось от матраца, и на нем едва распознаваемую человеческую фигуру, которую легко можно было спутать с грудой тряпок. По всем признакам это был Академик. Он спал. Задыхаясь от жуткой вони и подолгу размышляя куда ступить, чтобы не испачкать свои кроссовки, я подобралась к бомжу. Дотронуться до его плеча и потрясти за него стоило больших усилий — я и не предполагала, что настолько брезглива.
Академик сначала вздрогнул, затем принялся махать в мою сторону руками, давая этими жестами понять, чтобы от него отстали. Наконец, обуреваемый негодованием, он выстроил многоэтажную матерную конструкцию и сел, обхватив голову руками.
Долго же ему пришлось соображать, кто и зачем его потревожил. Наконец, до него дошло.
— А… — протянул он, вспомнив меня, как будто последний раз мы разговаривали с ним не меньше недели назад. — Что там у вас? Фотография?
Взяв снимок в руки и поднеся его вплотную к фонарику, академик не затруднил себя долгим разглядыванием покойника.