Шрифт:
I
Вот краткий перечень событий, имевших место на архипелаге Блаженного Нонсенса за время с 23 июня 1919 года по март текущего, 1956 года. Одновременно это будет самым сжатым очерком истории цивилизации семнадцати больших и малых островов, составляющих этот архипелаг, и повестью о блистательных делах и феерическом возвышении торгового дома «Урия Свитмёрдер и сыновья», которому архипелаг обязан всем, без которого местные аборигены
23 июня 1919 года на берег острова Дурку – самого большого острова архипелага – впервые ступила нога господина Свитмёрдера.
Время было зимнее. Шел дождь. Сквозь его отвесные струи остров напоминал экзотический пейзаж, неряшливо отпечатанный крупной сеткой в дешевой провинциальной газете. Пальмы покорно стояли под теплыми потоками, словно солдаты под душем. Неподвижный и неслышный, океан был неприветливого белесого цвета и казался густым и вязким, как тесто. Прибрежный песок потемнел от влаги, дождь смыл с него человеческие следы, и он стал безжизненно гладким. За пальмами, по склонам холмов, уходила вверх и тонула в низких тучах темная стена леса, и не верилось, что он состоит из деревьев редчайших и драгоценнейших пород, – так мрачно, серо и сыро было вокруг.
Прибавьте ко всему этому дурную славу, которая шла о жителях архипелага, – их вожди и старейшины баловались людоедством, – и вы поймете чувства, которые испытали четыре молодых человека, сопровождавших Свитмёрдера на остров Дурку в этот промозглый, ненастный день.
Что касается самого господина Свитмёрдера, то он прибыл на архипелаг не для того, чтобы любоваться пейзажем. Он прибыл на архипелаг, чтобы разбогатеть.
Остальное его не касалось.
Итак, шел дождь, когда люди племени Зум-Зум впервые увидели из-за кустов, за которыми они притаились, пятерых белых, сошедших на берег. Мы не будем описывать прочих обстоятельств этой примечательной встречи, церемоний, которыми она сопровождалась, восторга, вызванного грошовыми подарками господина Свитмёрдера. Все это было очень похоже на то, что уже описано в сотнях отчетов путешественников и тысячах и тысячах колониальных романов. По той же причине мы не будем испытывать терпение читателей изложением меню торжественного обеда, заданного в честь щедрых бледнолицых гостей.
Правда, кое-какие обстоятельства этого обеда заставили гостей пережить несколько тревожных минут: старейшины племени то и дело о чем-то перешептывались с вождем, возбужденно хлопали себя по голым коленкам, выразительно поглаживали свои голые и тощие животы и облизывались, как бы в предвкушении особо лакомого и редкого блюда. Этим блюдом, если речь действительно шла о лакомстве, мог быть какой-нибудь местный деликатес, но мог быть и господин Свитмёрдер с его спутниками.
Впрочем, гостям недолго пришлось беспокоиться. Вскоре один из старейшин, жилистый, долговязый и весьма жизнерадостный мужчина лет шестидесяти, резко вскочил на ноги и без долгих слов размозжил боевой палицей голову ничего не подозревавшего соседа, которому он, кстати сказать, только что нашептывал на ухо какую-то веселую историю.
Это было в высшей степени страшное и омерзительное зрелище, и даже господина Свитмёрдера, не говоря уже о его молодых спутниках, чуть не стошнило. И возможно, что будь у него чуть послабее нервы и чуть побольше самой обычной человечности, он воспользовался бы поднявшимся восторженным воем и радостной суматохой для того, чтобы незаметно покинуть остров и больше на него никогда не возвращаться. Но господин Свитмёрдер прибыл на острова Блаженного Нонсенса не для того, чтобы давать волю своим нервам. Он прибыл сюда с твердым намерением проявить – во что бы то ни стало и на чём-бы то ни стало – свой деловой гений и разбогатеть. Поэтому он сейчас пэр Пуритании и несметно богат, а тысячи других не более совестливых, но менее удачливых рыцарей фортуны вынуждены ограничиваться завистливым рассматриванием фотографий новоявленного графа Свитмёрдера, которыми щедро пичкают своих неразборчивых читателей самые распространенные газеты и журналы высокопросвещенной Пуритании.
Итак, господин Свитмёрдер остался на месте и попробовал разобраться в обстановке.
Ему было, во-первых, неясно, случайно или преднамеренно была избрана жертва. Ни по поведению на пиру, ни по украшениям, ни, тем более, по упитанности (все люди племени Зум-Зум, не исключая и их вождя, были весьма средней упитанности) убитый ничем не отличался от остальных туземцев. Удивляло также и то, что в то время как большинство участников пиршества всяческими способами выражали свой бурный восторг по поводу только что совершенного убийства, несколько человек, опять-таки ничем не отличавшихся от остальных, сидели с понуро опущенными головами, и было видно, что только страх не позволял им выражать свое отчаяние и ужас воплями и рыданиями. Были ли они противниками людоедства? Сомнительно. Может быть, это были близкие родственники убитого? (Дальними родственниками были все люди племени.)
Свитмёрдер так и не смог дать себе ответ на эти вопросы. Тогда он обратился за разъяснениями к Джигу-браху – вождю племени, который по случаю предстоявшего лакомства был в несколько приподнятом и весьма общительном настроении. Сначала этот простодушный господин никак не мог взять в толк, о чем идет речь, почему белокожий сын небес расспрашивает о том, что известно любому мальчишке. Решив наконец, что вопросы заданы из вежливости – для того, чтобы дать гостеприимным хозяевам возможность пощеголять своим умом, обычаями и доблестями, Джигу-браху в пространной речи изложил перед Свитмёрдером то, что мы, экономя время читателей, расскажем в нескольких словах.
Оказалось, что боги племени Зум-Зум запрещают употреблять в пищу мясо своих соплеменников. К тому же, как говорят боги, мясо людей племени Зум-Зум невкусное, вызывает изжогу, колики, несварение желудка и самые страшные и мучительные болезни, неминуемо ведущие к смерти. Совсем не то мясо иноплеменников. Оно вкусно, питательно, изобилует полезными соками, придает силу, храбрость, долголетие и представительную внешность. Все другие племена, населяющие мир, то-есть архипелаг Блаженного Нонсенса, враги племени Зум-Зум, и он, вождь этого единственного в мире достойного и угодного богам племени, глубоко сомневается, можно ли тех двуногих, которые принадлежат к другим племенам, считать людьми в полном смысле этого слова. И обычаи у них нелепые, и одеваются они не так, как нормальные люди, и украшения у них не те, и прически, и дома строятся не так, как у нормальных людей, то-есть людей племени Зум-Зум, и вместо человеческого языка, понятного даже самому несмышленому ребенку племени Зум-Зум, у них какой-то несуразно-нелепый набор звуков.
Подведя таким образом достаточную идеологическую базу под уже варившееся блюдо и объяснив, что варится, упаси боги, человек не племени Зум-Зум, Джигу-браху счел было вопрос исчерпанным. Но господину Свитмёрдеру было непонятно, почему же, в таком случае, убитый участвовал в первой половине пиршества с людьми племени Зум-Зум? И почему не все радовались по поводу его молниеносной кончины?
Джигу-браху удивился: почему пленнику не попировать перед тем, как его съедят? Это даже в какой-то степени человеколюбиво. Тем более, что так же поступают люди других племен с пленными людьми Зум-Зум. А не радуются товарищи убитого, которые вместе с ним были два года назад взяты в плен во время кровопролитной войны с племенем Мете. Какая уж тут может быть радость, когда они сегодня еще раз убедились в том, что за незавидная судьба их неминуемо ожидает? Ничего удивительного. Но убьют их не всех сразу, а по очереди. И не так скоро. Вот будут летом строить большую лодку, чтобы пойти войной на людей соседнего острова, – тогда по случаю счастливого окончания постройки убьют одного. Но кого именно, никто из пленных не знает. Смерть к нему придет неожиданно. А то у него, того и гляди, опустятся руки и он не сможет участвовать в постройке.
Господин Свитмёрдер любезно осведомился, хватит ли одного убитого для того, чтобы накормить все племя Зум-Зум.
Джигу-браху посмотрел на него как на сумасшедшего. Почему все племя? Боги запрещают употреблять человеческое мясо кому бы то ни было, кроме вождя и старейшин племени. Остальным людям человеческое мясо вредно.
Почему же, в таком случае, радуются не старейшины, а все люди племени Зум-Зум? Да потому, что, во-первых, они получат на пиру все то, что не съедят старейшины и вождь племени, насытившиеся пленником. А во-вторых, потому, что им приятно, что старейшины в результате съедения пленника станут еще более умными, храбрыми, долголетними и представительными.