Седина в бороду
Шрифт:
– Домой? – медленно повторила она, все еще не придя в себя. – Да… он ушел, убежал, он бросил меня, он даже… – Тут она без сил опустилась на землю, прислонилась спиной к дереву и уткнулась лицом в ладони.
Сэр Мармадьюк беспомощно смотрел то на девушку, то на безмятежную луну. Наконец он коснулся ее плеча:
– Бедное мое дитя! Поплачьте, лучше поплакать сейчас, чем разбить свое сердце в будущем. Плачьте, мое дитя, плачьте, и вам станет легче!
– Я не плачу. – Она подняла на него ясные глаза. –
– Ну… – Сэр Мармадьюк снова взглянул на луну, словно прося у нее поддержки. – Наверное, он ушел, потому, что я так захотел. Может, вам уже пора вернуться домой?
– Да, – вздохнула она, поднимаясь. – Ничего другого мне, похоже, не остается.
– Ничего! – подтвердил сэр Мармадьюк.
Они в молчании двинулись назад. Потом она неожиданно спросила:
– Так вы знакомы с Робертом Дентоном?
– Нет, – совершенно спокойно ответил Мармадьюк, – я с ним не знаком, но кое-что о нем знаю.
Глава IV,
в которой путники беседуют
– Джон Гоббс, – помолчав, сказала Ева-Энн, – неужели все вас так слушаются?
Сэр Мармадьюк, подумав с минуту, совершенно серьезно кивнул.
– Да. Как правило, да.
– Но он удрал! Оставил меня по первому же вашему требованию!
– И тебя это огорчает, дитя мое?
– Нет! Нет, я просто удивлена… Он вас испугался, по-настоящему испугался. Я видела его лицо…
– Но надеюсь,я все-таки не столь страшен?
– Нет, совсем нет, но когда вы приказали ему уйти, в ваших глазах было столько ярости, мистер Гоббс.
– Забудь об этом, дитя мое, лучше расскажи мне о себе…
– Он подчинился вам! А ведь Роберт, наверное, куда сильней!
– Без сомнения, но…
– Почему? Почему он послушался вас? Я ведь думала, что он храбр и силен!
– Наверное, потому, что твой возлюбленный действительно тот, кем его считают твои родственники.
– Странно… – задумчиво протянула девушка.
– Ты действительно влюблена в этого человека, дитя мое?
– Да, я… – Она смущенно взглянула на него. – Думаю, что я любила его.
Сэр Мармадьюк улыбнулся.
– А сейчас? Сейчас ты все еще любишь его?
– Я презираю трусов!
– И все-таки: ты любишь его?
– А кроме того, – продолжала она своим нежным и глубоким голосом, – он совсем не так благочестив, как я полагала. Он сквернословит, богохульствует, он собирался ударить вас!
– Все это означает, что ты больше не любишь его?
– Я больше никогда никого не полюблю! Никогда!
Сэр Мармадьюк улыбнулся столь весело, что и сам был удивлен.
– Но почему, дитя мое? Ты ничего не знаешь о любви, ведь прежде ты никогда не любила.
– Это правда, сэр,
– Это все твои глаза, дитя мое. Любовь все еще спит в душе твоей. Ты еще не повстречала человека, которого смогла бы полюбить не за внешность или манеры, а просто потому, что он – это он.
– Все это звучит глупо и неразумно, мистер Гоббс.
– Любовь всегда неразумна, – назидательно изрек сэр Мармадьюк.
– О! Но тогда вы, должно быть, не раз любили, мистер Гоббс?
– Нет, я никогда никого не любил, хотя раз или два воображал, что любовь посетила меня… И прошу тебя, не зови меня мистер Гоббс.
– Но почему?
– Твои нежные губы не должны произносить столь неблагозвучное имя.
– Но ведь ваше имя Гоббс…
Сэр Мармадьюк сморщил свой благородный нос. Он уже жалел, что не выбрал себе более достойный псевдоним.
– Зови меня, ну, скажем… Джон.
– Но, – она качнула головой, – я не могу вас так называть, ведь мы знакомы столь недолго. А такое обращение бесцеремонно, не правда ли?
– И все-таки зови меня просто Джон, – улыбнулся он. – И расскажи мне о себе.
– Хорошо, но по правде говоря, сэр, моя жизнь не слишком интересна. Я всего лишь простая девушка, присматриваю за фермой, убираю дом и по воскресеньям хожу в молельный дом. Моя жизнь действительно ничем не примечательна.
– Но готов поклясться, она приятна и безоблачна.
– Нет, тут вы не правы, сэр, ибо у меня немало грехов – я упряма, горда и часто даю волю своему гневу. Вот вчера, например, я наградила подзатыльником Пенелопу лишь за то, что она опрокинула горшок со сливками. Я довела бедняжку до слез, а потом и сама разревелась, после чего всю ночь молила Господа простить меня!
– Не сомневаюсь, что твои молитвы были услышаны!
– Вряд ли! – Ева горестно покачала прелестной головкой. – Потому что уже сегодня я оттаскала Джоан за волосы за испорченное масло! Воистину я несчастнейшая из грешниц, неспособная к милосердию. Вот я убежала из дому, бросила своих стариков, а ведь это нечестно и подло, мистер Гоббс! Но я так хотела побывать в Лондоне и увидеть Воксхолл! О, мистер Гоббс, если бы вы знали…
– Но ведь ты любишь свои родные места?
– Да! Всем сердцем! Запах свежего сена, предрассветное пение птиц, закатное солнце над лесом, шепот ручья – я и вправду люблю все это. И все же Лондон, его чудесные улицы, его дворцы и… Воксхолл… О, мистер Гоббс!
– Неужели ты не можешь звать меня просто Джоном?
– Могу, сэр, но все же мы знакомы столь недолго, а вы джентльмен, настоящий джентльмен!
– Ты судишь по моей одежде?
– Нет, скорее по вашему лицу. Оно полно достоинства, а ваши манеры – они столь величественны!