Седьмая жена
Шрифт:
Он отправился в одно кафе на улице Гей-Люссака, где всегда толпились безработные актеры, неудачливые агенты, операторы, снимавшие свадьбы, режиссеры, кормившиеся рекламными роликами. Оператор, выбранный Жульеном, никак не мог понять, чего хочет от него молодой человек. Заснять его обычный день? Как он встает, как завтракает, как выходит на улицу? И что потом? Сделать получасовой документальный фильм, продать его телестудии и половину выручки отдать Жюльену? Но кто же станет покупать документальный фильм о никому не известном молодом человеке? «Если не купят, значит, я потеряю мои деньги, – объяснял Жюльен. – Но вы-то не останетесь в проигрыше. Полторы тысячи франков за день работы – не так уж плохо, а? Половину я заплачу завтра утром, когда мы начнем съемки, а половину оставлю для вас у нотариуса. Вы ведь не откажетесь пойти со мной к нотариусу и скрепить нашу сделку печатью на договоре?»
У
У молодого человека была явная слабость к фонтанам. Он снялся на фоне тритонов и нереид, поддерживающих фонтаны на площади Согласия, потом попросил отвезти его на площадь Святого Михаила и покрасовался у широких струй на фоне бронзового дракона, потом они пешком дошли до Обсерватории, и там молодой человек опять был увековечен в сверкании воды, извергаемой дельфинами и черепахами.
Оператор потом рассказывал, что никогда еще ему не доводилось работать с таким покладистым клиентом. Никакой критики, капризов, замечаний. Единственная просьба-предложение режиссерского характера, которое он себе позволил: начать снимать рапидом, когда он подаст знак, расстегнув правый карман на рубашке. Нужный момент долго не наступал, и оператор почти забыл, так что Жюльену пришлось не только расстегнуть пуговицу, но и окликнуть оператора. Вечерело, они прогуливались по разным сторонам уютной улочки в районе бульвара Лефебр, оба устали за день, но все же оператор расслышал негромкий оклик, послушно переключил скорость, и все движения Жюльена начали ложиться на кадры в неестественной растяжке: медленный сгиб колена, готовящий тело к прыжку, медленный переход на бег, волосы колышутся, как в воде, пальцы, оставив расстегнутый карман рубашки, исчезают за пазухой, медленно появляются обратно, сжимая восьмизарядную испанскую «астру», и в тот же момент в кадре возникает автомобиль, подъехавший к парадным дверям двухэтажного особняка, и городской судья медленно выходит из него навстречу медленным вспышкам и медленным дымкам из дула «астры» и медленно ложится лицом вниз на тротуар. Жюльен медленно отбрасывает пистолет и дает выскочившему шоферу медленно прижать себя лицом к ограде.
У оператора хватило сообразительности не ждать приезда полиции, поэтому момент ареста не был заснят. Но, конечно, и того, что было на пленке, оказалось вполне довольно. Сумма, уплаченная телестудией за получасовой фильм, держится втайне. Однако ходят слухи, что она превысила сумму, уплаченную журналом «Лайф» Абраму Запрудеру за его двадцатисекундную ленту об убийстве президента Кеннеди.
Французские газеты много писали об этой истории. Никто не мог понять мотивов Жюльена. На допросах он отвечал сбивчиво. Говорил, что хотел выразить свой протест против угнетения и несправедливости. Против несправедливого устройства общественного гнета. Нет, он не принадлежит ни к какой группе. Почему из всех членов городского суда он выбрал именно этого? Тоже ничего личного, просто однажды увидел его на экране и запомнил имя. Нет, никаких денег и инструкций он ни от кого не получал. Просто его чаша терпения переполнилась. Когда переполнится у тысяч других людей, тогда можно будет ждать перемен к лучшему.
Психиатрическая экспертиза нашла его нормальным.
Журналистам была, таким образом, оставлена свобода интерпретировать этот кровавый жест, как им заблагорассудится. Одни утверждали, что душа Жюльена не вынесла несправедливого обращения с иностранными рабочими. Другие – что он был измучен зрелищем страданий парижских бездомных. Третьи – что он мечтал о независимости для последних французских колоний – Корсики и Каледонии.
Находились и такие, что пускались в психологические изыскания. На путь террора обычно вступает человек, который несет в душе постоянный кошмар, утверждали они. Мирная жизнь вокруг него кажется ему преступно равнодушной к страданиям всего человечества или какой-то части его. На самом деле она преступно равнодушна к его страданиям. И он мстит ей за это. Он переносит кошмар своей души в окружающую жизнь. Так возникают Белфасты, Бейруты, Шри-Ланки, Пенджабы. Религиозные, политические, националистические лозунги – только камуфляж. Несправедливость состоит лишь в том, что такой человек страдает каждую минуту своей жизни, а остальные – только время от времени.
Психологам возражали политические скептики, сухие аналитики, разжигатели вечно тлеющей вражды. Ну не странно ли, ехидно писали они, что из двух лагерей, на которые сейчас разделился мир, только один оказывается обиталищем людей с кошмаром в душе? Как это так получается, что от пуль и бомб террористов гибнут только мирные граждане и руководящие деятели одного лагеря, а другого – никогда?
Это вполне объяснимо, отвечали им. Потому что террорист может эффективно действовать только там, где разрешен свободный переезд с места на место, свободная продажа оружия, свободная пересылка и обмен иностранных денег, свободное приобретение нужной техники, средств передвижения, фальшивых документов.
«Да ведь по этим же свободным странам разъезжают тысячи дипломатов, журналистов и всяких делегаций из другого лагеря, – не унимались скептичные разжигатели. – Отчего же им всюду такая безопасность, а всем другим без телохранителей лучше не показываться? Прямо такое чудо, как будто дождь стал избирательным, стал орошать только поля неправедных, а поля праведных – ни-ни».
Были и такие, что все истолковывали человеческими причудами. В каждой стране есть люди с причудой выпивать, есть с причудой блудить, есть с причудой играть в карты, есть с причудой бродяжничать, есть с причудой лазить по горам, есть с причудой рисовать картины, а есть с причудой убивать. Такими уж они родились. И в любой стране эти причудники найдут тот или иной способ утолить свою страсть. Где модно убивать за веру, пойдут в отряды святых мучеников, где модно убивать за эксплуатацию – пойдут «сияющим путем» в «красные бригады», где за национальную независимость – кинутся подкладывать бомбы в самолеты, а где модно убивать за деньги – пойдут в гангстеры. Если же вы не дадите таким людям никакого применения, им не останется иного выхода, как захватить верховную власть в стране и взять монополию убийств в свои руки. Что и случилось во многих странах, как мы это видим на примерах недавней истории. Так что лучше не доводить этих причудников до отчаяния и дать применение их силам и вкусам в ограниченных, контролируемых масштабах.
Такова сумятица мнений по этому немаловажному вопросу на Европейском материке, дорогие радиослушатели. И мы, как всегда, будем рады услышать ваши соображения и комментарии. Если же кто-то ощущает в себе описанную выше опасную причуду, он может написать нам анонимно – его мнение будет для всех нас особенно интересным.
12. Лондон
– Мистер Себеж?! Уже! Без предупреждения. Какая досада! А я-то мечтал встретить вас в Хитроу. Сняться рядом, попасть на первые страницы газет. Когда еще выдастся такой случай! Ах, вы нарочно хотели без лишнего шума? Так сказать, инкогнито? Понимаю, понимаю…
Давно-давно не доводилось мистеру товарищу Глухареву принимать в посольстве такого дорогого гостя. Да, он все сделает быстрее быстрого. Да, въездные визы будут готовы через три-четыре дня. Самое долгое – через неделю. Нет, про самого мистера Себежа они всё знают, читал, читал его прогрессивные радиопередачи и коллегам давал. Как он точно припечатал американские пороки устами сердитого канадца! Да, мистер Козулин любезно прислал их заранее. Но ведь нужно проверить и остальных членов экипажа «Вавилонии». У них в прошлом может вскрыться что-то реакционное. Нет, это не помешает их поездке. Но местные власти в Ленинграде должны знать, как себя вести с приезжими. А сам мистер Себеж за эти дни прекрасно отдохнет в Лондоне. После того, что ему довелось пережить в океане, он все еще выглядит как блокадник. Ах, личные дела? Тем более. Здесь неподалеку имеется вполне прогрессивный отель… Но сначала он хотел бы познакомить его с сотрудницей, которая будет заниматься их документами. Вдруг у нее возникнут вопросы: Надо, чтобы она знала ваш телефон. Очень прогрессивная девушка. Всего два месяца назад переведена к нам в посольство из ленинградского Интуриста.
Он извинился, снял телефонную трубку, заговорил по-русски.
– Мелада, зайди ко мне на минутку. Познакомлю тебя с этим хером собачьим. Ну да, и кошачьим. Свалился на нашу голову раньше времени. А что я могу сделать?… Начальство велело его на руках носить, ковры раскатывать… Так что ты это… Зайди к Клаве в буфет, захвати пузырь и закуску. Нет, буженину не бери, она уже вчера была довольно реакционная. Возьми семги да икорки. И каравай карельского. А пузырь лучше коньячный. Попроси грузинский «грэми». Если она проспалась после вчерашнего, так даст.