Седьмая жена
Шрифт:
– Обойдешься.
– И я очень плохо плаваю…
– Самое время получиться. Долго я буду ждать?
Пабло-Педро выпустил руль, схватил плоскогубцы, и новый вопль резанул глубокий ночной воздух.
– Я сейчас, сейчас… Гудрун, не надо… Вот… Я уже…
Она перелезла через бортовые перила и в нерешительности зависла над загадочной невинно-гладкой водой. Антон, не в силах вмешаться, прижимал к себе ошеломленную Меладу, поглаживал ее по вздрагивающей спине. Рональд с благодарным изумлением рассматривал под фонарем возвращенную ему руку.
– Подождите! – сказала Линь Чжан. – Так нельзя. Получается как-то не по-людски.
Она подошла к Ингрид, всмотрелась в ее искаженное, заплаканное, наконец-то
Пабло-Педро захохотал, ущипнул свою жертву последний раз, подцепил ее под колени и с плеском вывалил через борт мотобота.
Две головы закачались на краю освещенного кольца, испуская английские жалобы, немецкие угрозы, русскую брань. Двигаясь как автомат, как робот, подчиняющийся только священным морским законам, Рональд подошел к перилам, снял спасательный круг и швырнул его в сторону утопающих. Те быстро-быстро добултыхались до него, ухватились за веревки, развернулись и поплыли прочь 6 т безжалостных, неблагодарных, непредсказуемых рабов мировой филателии. Две пары пластмассовых пяток вспенили воду и вскоре исчезли в ночи.
На «Вавилонии» пировали.
Два красных огня, подвешенные один над другим на мачте, слали всем проходящим судам сигнал о том, что экипаж не в силах продолжать плаванье в эту ночь, что он должен, должен прийти в себя после перенесенных испытаний.
Пабло-Педро сидел во главе стола, снисходительно принимал тосты и восхваления, прятал усмешку за стаканом вина.
– Выпьем за жестокость! – разглагольствовал захмелевший Рональд. – За цинизм, за лицемерие, за закон джунглей. За все, что нам уже не по силам… Завтра мы протрезвеем и снова отвернемся от этого человека. Мы назовем его палачом, двойным обманщиком, хитрым лицедеем. Поглаживая спасенные им руки, ноги и шеи, мы будем говорить, что ничего общего с ним не имеем. Что решительно осуждаем его бесчеловечные методы самообороны. Но сегодня… Под покровом ночи… Твое здоровье, морской разбойник! Живи сто лет, пират с плоскогубцами!..
Стаканы и рюмки опять потянулись в сторону героя. Что там еще осталось в холодильнике? Коробка ветчины, банка соленых огурцов, персиковый компот, копченые устрицы? Всё на стол! Не оставляйте ничего, пировать так пировать! Завтра в Хельсинки закупим гору жратвы, море выпивки! И двинем в неведомые дебри Перевернутой страны. Но сегодня…
– Все же мне кажется, мы должны предупредить финские власти, – говорила улыбающаяся, обложенная подушками Мелада. – Эти психопатки могут быть очень опасны. По крайней мере, я хотела бы позвонить в наше посольство… Справедливость требует, чтобы мы…
– Долой справедливость! – завопил Рональд. – Долой правосудие! Я знаю, как это будет! Финская полиция задержит двух мокрых бедняжек на берегу. И спросит, что с ними случилось. И услышит страшный рассказ. И увидит распухшее ухо. А завтра утром арестует нашего избавителя на причале в порту. Его будут судить за нанесение увечий и за попытку убийства путем утопления. Мы все пойдем под суд как сообщники. А вас заставят быть свидетельницей на суде.
– У меня были завязаны глаза. Я ничего не видела.
Линь Чжан закинула себе за шею руку мужа, терлась о его подмышку.
– Негодяй! Играл нашими жизнями. А сам отъехал подальше на безопасное расстояние. Но хитро и правильно. Рассчитал ловко. Не могла она нас взорвать, а тебя оставить в живых. Психология. Вы, негодяи, хорошо друг друга знаете.
Она вдруг высвободилась, зашептала что-то на ухо Меладе. Та закивала, дала ей ключ от каюты, обе начали хихикать и гримасничать. Линь Чжан убежала и через несколько минут вернулась, торжественно неся на вытянутых руках обыкновенный канцелярский блокнот. Она поставила его на край стола, оглядела повернутые в ожидании лица и откинула картонную обложку.
Стайка ярких квадратиков трепетала, наспех прихваченная клейкой лентой к листу. Их зубчатые края наползали друг на друга. Московский Кремль, китайский дракон, американский президент, английская королева, цветок магнолии…
Ликующими воплями встретили вавилонцы свое приобщение к мировому заговору филателистов. Снова полилось вино, застучали ножи и вилки, заблестели рюмки, зазвенели в приемнике гитары и балалайки.
И казалось, лишь на короткое мгновение, обегая взглядом веселые лица своей команды, пересекся, напоролся, запнулся капитан Энтони Себеж о взгляд двух светлых, увлажнившихся, заморских глаз. Но и мгновения хватило. Луч их прорвался, скользнул ему в грудь. Он почувствовал забытую боль набухающей, воспаляющейся горошины. Почувствовал боль.
Часть третья
Похищение
Радиопередача, начатая в Финском заливе и законченная при входе в Неву
(Печальный дипломат)
Культурный атташе американского посольства в Москве был отпущен в Хельсинки всего на три дня – для лечения глаз и подбора новых очков. (То ли ближе финской столицы нельзя было найти хорошего окулиста, то ли наши дипломаты побаиваются, что русские научились встраивать подслушивающие устройства даже в дужки очков.) Он выкроил время между двумя визитами к врачу и приехал в порт только для того, чтобы поприветствовать нас и поделиться кое-каким опытом, что было, конечно, большой любезностью с его стороны. И пока моя команда занималась закупкой и погрузкой припасов, он рассказал мне много интересного о стране, в которую мы направлялись.
– Я живу там уже третий год, – говорил он, – и уже привык и притерпелся ко многим особенностям местной жизни. Но помню, как в первые дни я был оглушен и травмирован одной совершенно непривычной для нас чертой: раздражением всех против всех, раздражением на грани злобы. Озлобление буквально выплескивается вам в лицо на каждом шагу. И это не потому, что вы – иностранец. Озлобление людей друг к другу пронизывает воздух городов, оно сочится из переполненных троллейбусов, из трехслойных очередей, оно отпечатано на лицах продавцов, официантов, таксеров, вахтеров. Кажется порой, что главная и любимая задача каждого – показать вам, что ни быть здесь, ни просить чего-то вы не имеете никакого права. Конечно, вы платите деньги, но эти деньги у вас берут с видом великого и брезгливого одолжения. Вы всегда, в любой ситуации остаетесь жалким просителем. Порой вам начнет казаться, что даже клиенты вашей фирмы «Пиргорой» – собаки и кошки – смотрят на вас с одной затаенной мыслью: «Эх, кусануть бы тебя как следует».
Но рано или поздно – а порой и очень скоро – вы столкнетесь там с особой породой людей, на лицах которых не будет отпечатка надписи «Оставь надежду всяк сюда входящий». Вас вынесет на них, потому что одна из их особенностей – они не боятся поддерживать отношения с иностранцами. Очень возможно, что вскоре они пригласят вас к себе в гости. Не в ресторан, не в кафе – ибо там будет плескаться то же море разливанное раздражения на грани ненависти, – а именно домой. Вы входите к ним – и с порога вас охватывает атмосфера искренней сердечности на грани влюбленности. Вы ощущаете ее почти физически, как клубок горячего воздуха. Это – как брести час по Чикаго, в январе, под снегом, дождем и ветром, а потом опуститься в горячую ванну в отеле.