Седьмая жертва
Шрифт:
– Мы должны съездить на кладбище, – сказала Кристина отцу. – Вставай.
Он приподнялся на диване, бросил взгляд в окно:
– Ночь на дворе, Кристина. Да я и за руль в таком состоянии не сяду.
– Ночь – это самое лучшее время, папа. А за руль сяду я.
Они вышли в коридор. Кристина настороженно прислушивалась – ей не хотелось встретить кого-нибудь в подъезде. Им надо было незамеченными добраться до гаража. Пешком это заняло пятнадцать минут. За это время Кристина трижды давала бутылку отцу. Он отпивал по глотку, морщился, причитал что-то, а потом послушно
В гараже она посадила отца за руль его «мерседеса», пообещав, что на трассе они поменяются местами. Дала ему выпить еще и бросила полупустую бутылку на пол машины. Завела двигатель.
Отец стал засыпать. Тогда Кристина вышла из «мерседеса», насадила на выхлопную трубу шланг, всунув его второй конец в приоткрытое окно.
Дело было сделано, осталось осторожно вернуться в квартиру.
Самоубийство отца сделало Кристину богатой и счастливой. На самом деле, если бы не ее мечта быть с Видалем, богатство бы ее мало интересовало. Что могли дать деньги? Вещи. А зачем ей они? Незачем.
Она хотела только любви Видаля, хотела ее и боялась, что ее мечта сбудется. Ах, если бы она могла избавиться от этого страха так же легко, как избавилась от Эвы и отца! Но в том-то и дело, что самый злой враг, самый опасный противник всегда внутри тебя самой.
А тут еще и любимый снова стал требовать ее внимания. Ну почему же он такой нетерпеливый? Почему не подождет, пока она будет готова?
Кристина узнала от фанатов, что Видаль будет давать в «Джазе» интервью журналистке из «Бизнес-леди», и пришла посмотреть на это. Увидела она неприметную толстозаденькую от постоянного сидения за компьютером телочку, которая так таращилась на Видаля, что за нее было даже стыдно.
А в конце интервью Кристина подметила всего один быстрый взгляд Видаля на журналисточку, смотревшую в этот момент на свой глупый диктофон. Этот взгляд заставил сердце Кристины вместо крови выплеснуть в артерии едкую жидкость, отраву – за долгие годы она выучила каждое выражение его лица, каждое движение его сердца. Он заинтересовался этой мышью!
Злость, вскипевшая в сердце Кристины, разъедала ее мозг, ее душу. Терпеть это было невозможно! А он даже не догадывался о ее чувствах!
Она решительно встала из-за столика, сунула проходившей мимо официантке какую-то купюру и ушла.
Через пятнадцать минут она была в гараже отца, ставшем теперь гаражом для ее пежошки. Там, на стеллажах, далеко в глубине, за инструментами, хранилась бутылочка с соляной кислотой. Она для чего-то нужна была ее отцу, который с удовольствием ухаживал за своими дорогими машинами, не боясь испачкать руки.
Схватив бутылочку, Кристина ощутила небывалый подъем.
Видаля она встретила в пустынном подземном гараже гостиницы. Он был одет в джинсовую куртку и штаны защитного цвета. Волосы падали ему на лицо, и он откидывал их невероятно сексуальным рассеянно-небрежным движением головы. Кристине захотелось, чтобы ему было больно.
Она вышла из-за колонны и плеснула ему в лицо кислотой. Он успел закрыться, выставив руку, и громко вскрикнул. Тогда она бросилась бежать, не подумав, что за каждым уголком подземного гаража через камеры ведет наблюдение охрана гостиницы. На выходе ее схватили…
В отделении милиции Кристина умело разыграла сцену испуга и раскаяния, выдав милиционерам байку о том, что она сдуру ошиблась, облив кислотой знаменитого музыканта вместо своего неверного бойфренда. Она клялась своими нерожденными детьми, что даже не знает, кто такой Олег Видаль, а уж снова баловаться с кислотой не будет ни за что в жизни. Эта история проучила ее до конца дней!
В результате она пообещала отблагодарить представителей закона за науку ящиком пива. Идиоты согласились на эту маленькую невинную сделку и не стали проверять навешанную Кристиной лапшу.
К счастью, и Видаль отказался писать заявление, он не имел претензий к напавшей на него девушке. Любимый понимал, что сам виноват.
Настоящее раскаяние нахлынуло на Кристину поздно вечером, на концерте в «Джазе». Она чуть не плакала, когда увидела Видаля с перевязанной рукой и то, как он морщит от боли свой гладкий лоб, мужественно продолжая играть на гитаре. Раскаяние, однако, вскоре сменилось досадой и новым приступом ярости, когда после выступления Видаль увез эту толстозадую. Наверное, потащил в свой номер, решила Кристина.
Плача от злости, она вернулась в гараж, смешала по описанию из Интернета коктейль Молотова и поехала к его гостинице. Теперь на верхних этажах он не жил, остановился на втором, в небольшом угловом номере, окна которого выходили в парк Менделеева. Кристина надеялась, что Видаль привез Марину к себе, но в номере было темно и тихо.
Кристина не стала долго думать и ждать, а подожгла тряпку, которой заткнула бутылку с горючим, и швырнула ее в окно номера. Села за руль и укатила домой.
Потом ей снова было стыдно, она мучилась раскаянием и просила прощения у изображения Видаля на постере. Чувство вины рассеялось только через полгода, когда этот мерзавец посвятил журналистке песню «Шум уходящий…». Какая мерзость!
Еще пара лет ушла на раздумья. Кристина вдруг засомневалась: а что, если ее любовь – это мираж? Пыль, поднятая на дороге ее жизни телегой одиночества? Что, если Видаль уже не ждет ее? За столько лет он мог и позабыть девушку, которую впервые увидел на одном из своих концертов пятнадцать лет назад. Он необыкновенный, но все-таки мужчина, которому необходима женщина. И Кристина должна понять, что он не будет вечно искать ей замену, а остановится на какой-нибудь влюбленной в него дурочке. А их – миллионы.
И тогда она придумала план действий. Надо построить дом – для него. В лесу, подальше от всего мира, от надоевших фанатов, друзей, женщин. В этот дом привезти Видаля и показать, что Кристина сделала для него. Он удивится, оценит силу ее любви, поймет, что всю жизнь мечтал именно об этом – о доме в лесу, где он будет писать песни для своей любимой. И тогда он раскроет в самом себе свою любовь. И даже если Кристина ошибалась, даже если раньше его чувства к ней не были достаточно сильными, то сейчас все изменится. Иначе и быть не может.