Седьмое доказательство
Шрифт:
Но эта гипотеза – не столько решение проблемы, сколько попытка уклониться от решения, продолжая упрямо настаивать на несотворенности материи. Это как раз тот случай, к которому применимо выражение «дурная бесконечность».
В самом деле, сначала мы исходили из того, что всё, что есть – это Вселенная, и кроме неё (вокруг неё) ничего нет. Теперь оказывается, что Вселенная – лишь один из многих пузырей в океане первичной материальной среды. Допустим.
Но что нам мешает назвать Вселенной (или Все-вселенной – одна Вселенная-то у нас уже есть!) всю эту материальную
А на это нам опять скажут: а Все-вселенная – это тоже флуктуация, тоже пузырь в еще более бесконечной (хотя куда уж более?) Все-все-вселенной. И так далее, по принципу «у попа была собака…».
Вообще-то с такой ситуацией люди уже сталкивались, когда пытались объяснить, на чем Земля держится.
Когда древнего человека спрашивали: «На чем земля держится?», он, почесав затылок, отвечал: «А бог её знает!». Когда таким ответом удовлетворяться стало неудобно, кто-то предложил такое решение: «Земля держится на трех огромных слонах». Это решение даже позволяло ответить и на вопрос о землетрясениях – слоны почесались! Но когда умника спросили: «А на чем же стоят твои слоны?», он вынужден был признать: «А бог их знает!».
После долгих раздумий над этим вопросом постановили так: «А слоны держатся на еще более огромной черепахе!». Но зуд сомнения уже было не остановить: «А черепаха тогда на чём?» – «А бог её знает!».
Шло время. Цепочка решений продолжала расти: «Черепаха плавает в нижнем океане!» – говорили оптимисты. «А океан на чем держится?» – спрашивали скептики. – «А бог его знает!».
Так и продолжалось бы до бесконечности, если бы не пришел Аристотель и не сказал: «А с чего вы взяли, что там вообще должно что-то быть? Земля – она круглая со всех сторон и висит в пустом пространстве, подобно тому, как луна висит у вас над головой» 31 .
31
Аристотель. О небе. Кн. II, гл. 14.
Может быть, и в случае с Вселенной ограничиться той одной, которую мы знаем, и не изобретать новых? Но тогда придется признать, что она не вечна, что ее ждет неизбежный конец. И возникает тогда другой вопрос: а как она вообще при таких условиях могла возникнуть?
Предположим, Вселенная возникла в результате случайной флуктуации. Но ведь если рассматривать этот процесс в достаточно большом временном интервале, любая флюктуация рано или поздно заканчивается («рассасывается») и система возвращается к первоначальному состоянию.
При этом временное повышение плотности частиц в каком-то месте вовсе не означает, что эти частицы сами собой начнут создавать структуры постоянно возрастающей сложности. Какой бы большой объем чистой воды вы не взяли, вряд ли в нём сами собой образуется рыба, хотя в некоторых местах этого объема в течение бесконечно большого времени, согласно теории вероятностей, плотность воды и может самопроизвольно ненадолго увеличиться. Это случайное уплотнение, однако, долго не продержится: оно будет стремиться к своему наиболее вероятному состоянию, то есть состоянию с наибольшей энтропией, или, говоря проще, тут же рассеется.
Так что флуктуационная гипотеза вряд ли способна объяснить происхождение мира в том виде, в каком он перед нами предстаёт.
К тому же эта гипотеза не предполагает вечности Вселенной.
Итак, Вселенная, как и любой материальный объект, не является вечной: она когда-то возникла и когда-то будет уничтожена: «Ибо тому, что сотворено, суждено умереть» (К. 23:15).
Само существование Вселенной в том виде, как мы её знаем, является крайне маловероятным событием. Мы вынуждены заключить, что для того, чтобы она возникла и существовала, для того, чтобы в ней происходили процессы преобразования энергии, совершалась какая-то работа (движения, изменения) необходимо приложить к ней определенное внешнее усилие. Причем это усилие не может носить случайный характер, оно по необходимости должно быть целенаправленным и прилагаться в течение длительного времени, скорее всего – в течение всего периода существования Вселенной.
Синергетика, или Незамкнутые системы виконта Пригожина
В 1715 году в германском городе Мерзебурге состоялась презентация удивительной «вечной машины», в которой само собой крутилось колесо, крутилось сколько угодно, без остановки, да еще могло совершать полезную работу.
Приглашенные на презентацию лучшие ученые мужи (одним из них был будущий учитель Ломоносова выдающийся физик Христиан Вольф) констатировали, что «счастливо изобретенный перпетуум-мобиле вращается со скоростью 50 оборотов в минуту и при этом способен поднять пудовый груз на высоту полутора метров», а также, что машина способна приводить в действие кузнечный мех и точильный станок.
Изобретением заинтересовались некоторые владетельные особы, в том числе король польский. А ландграф Гессен-Кассельский Карл пригласил изобретателя в свой замок, предоставив ему стол, кров и деньги на строительство «промышленного образца».
Чрезвычайный интерес к «самодвижущейся машине» проявил русский император Петр Первый, который немедленно направил в Германию ученого секретаря Иоганна Шумахера, поручив ему собрать все сведения об изобретателе и, при возможности переманить того на русскую службу, или хотя бы купить его хитроумное устройство. Шумахер, правда, к самой машине доступа не получил – уж больно ревниво ландграф Карл охранял ее в своем замке, – но нашел способ снестись с изобретателем, называющим себя Орфиреусом. Немец заломил за свою машину астрономическую сумму в сто тысяч ефимков, что для русской казны было слишком накладно.
Конец ознакомительного фрагмента.