Седьмой гном

Ловыгина Маша

Маленькое мохнатое тельце в ту же секунду оказалось на кровати и, повозившись немного, дрожа, прижалось к ее боку.

«Правила воспитания, гигиена? Нет, не слышали…»

Ровное сопение со обеих сторон немного успокоило. Вздохнув, Сима опять закрыла глаза. Но с новым витком холодного ветра под крышей в голове зашумело:

«…Это домработница ее убила, точно вам говорю! Видела я, как она в ночи из квартиры убегала…»

По вискам заструились горячие слезы: господи, как же она виновата! Перед Горецкой, перед Илюшей… За сына было особенно больно: у него нет отца, и теперь, если ее осудят, то не будет и матери. Вообще

никого не будет…

Три недели назад.

Снег выпал в середине ноября, ночью. Накануне вдруг ударил настоящий мороз, и все моментально застыло и стало видеться будто через обработанный срез горного хрусталя – в легкой туманной дымке.

Сима проснулась около пяти и не заметила, что погода изменилась. Было темно, и хотелось спать. Кажется, только пригрелась под боком у Илюшки, а вот уже и пора вставать. Пятнадцать минут на сборы, и тихо, на цыпочках, мимо кровати к входной двери. Хорошо, что детский сад в ста метрах от их дома. Илюшка даже не заметит ее отсутствия – это он укладывается долго – требует сказок, почесываний и поглаживаний, а утром в сад пушкой не разбудишь!

Какой же он красивый! При взгляде на пушистые черные ресницы и румяные щеки Симу всегда накрывает безудержной нежностью – мой любимый мальчик! Самый-самый…

Ботинки, курточка, шапочка… Закрыв дверь и провернув ключ, Сима прижалась ухом к холодной обивке – тихо. Побежала вниз, перепрыгивая через ступеньки и на ходу застегивая молнию.

Пока дошла до садичных ворот, успела продрогнуть. С удивлением рассматривала в утренних сумерках снежный покров под ногами и пыталась сообразить, что в этом случае придется делать. Ведь, кажется, только вчера мели веником и сгребали чернеющие листья, и вот, нате вам, – зима. И снег…

Соседка с первого этажа, Валечка Андреевна, упросила заменить ее на время своей поездки и помочь с уборкой территории. К свекрам поехала, кто-то из них сильно заболел, а Сима не стала выспрашивать. Сама Валечка тянула двух детей, поэтому совмещала – работала воспитателем и дворником. И если в группе ее заменили в связи с вынужденной поездкой, то убираться никто не согласился. А Сима приняла предложение с радостью. Кому же помешают лишние деньги? Да и не лишние они, а необходимые. Валечка Андреевна так и сказала: Сима, давай! И Сима дала. Ничего, не надорвется. Соседка ведь живет как-то, и дети у нее хорошие, воспитанные. Муж, правда, алкаш и гулена, да этим в Добринске никого не удивишь. Валечка ведь как по молодости думала – приезжий, инженер. Значит, генетика хорошая. И то, правда, детишки получились симпатичные – глазастые в Валечку, и кудрявые в папашу. Но, то ли заскучал сосед, то ли трудностей испугался, а загулял, выпивать начал и по «работе» задерживаться… Сима частенько слышала, как они скандалят. Потом он другую женщину себе нашел и к ней ушел. Теперь скандалят там, а у Валечки Андреевны стало тихо и запахло пирогами на выходных. Счастья, конечно, от этого мало, а женского вообще нет, но ведь и ждать-то его неоткуда.

Сима подняла голову и подставила лицо под кружащиеся снежинки. Затем крепко зажмурила глаза, и под ресницами тут же стало мокро и горячо. Тает… Тает снег от горячих слез… Жарко… Жарко от воспоминаний…

– Глупости все это, – прошептала Сима, вытирая рукавичкой щеки. – Блажь и дурость… Права Амалия Яновна.

Когда Сима произнесла имя старой актрисы,

по телу привычно пробежала нервная дрожь. Ведь уже скоро полгода, как она работает у Горецкой приходящей домработницей, а поди ж ты, вздрагивает от одной только мысли о ней.

Быть домработницей, конечно, не профессия. А для многих и вообще – самая ужасная стезя. Прислуга, фу… Но Сима радовалась и считала, что ей повезло. Предложений для одинокой молодой женщины с ребенком не так уж много. Как-то надо выкручиваться. Тем более, Илья еще такой маленький, а больничные никакого работодателя не обрадуют.

Но кто же знал, что все так получится?

Учеба теперь растянулась. Первый курс еще легко закончила. А там понеслось – смерть бабушки, беременность, роды…

Ну ничего, теперь с божьей помощью все устроится. Должно же получиться, правда? Не все же беда с горем в догонялки играть будут. Главное, у нее Илюшка есть, а остальное приложится. Доучится на заочке и вперед… Бабушка ведь как говорила: без бумажки ты какашка, а с бумажкой человек.

«Но, знаешь, бабуля, времена очень изменились. Да ты и сама это все прекрасно знала.»

Серафима вдохнула утренний морозный воздух и прислушалась к скрипу под ногами. Хо-ро-шо, все бу-дет хо-ро-шо… Надо просто ждать и не роптать. Потому что только так и случаются чудеса. И это она знает точно, этому есть доказательство. Вон оно, спит, разметавшись поперек кровати!

А у нее даже фамилия говорящая – Жданова, а это значит, что всему свое время.

Юркнув за ворота, подпрыгивая и потирая руки, Сима постучалась в служебную дверь.

– Кто? – донеслось изнутри.

– Это Серафима, я за Валечку вышла… – стуча зубами, сказала Сима.

Дверь приоткрылась, выпустив наружу сгусток теплого пара.

– Заходь, скорее! – сторож баба Маша втащила Симу в помещение и оглядела с ног до головы. – Нос-то красный! Замерзла? – усмехнулась она и тут же стала громыхать в угловом шкафу. – Ничего, согреешься! Лопатой повозишь, семь потов сойдет! На-ка, вот, держи! Эта, вроде, полегше… – сторожиха сунула Симе широкую лопату. – Ты, главное, дорожки прочисть, поняла? От ворот, вокруг, и до теремков, на всякий случай. Может, разгуляется еще погодка-то, глядишь, старшие группы выведут. Твоему-то сколько?

– Четыре уже, – улыбнулась Сима. – Ну что, я побежала?

– Беги! Приходи потом, чаю попьем…

– Нет, я не могу! Он у меня один дома.

– Ну да… ну да… – вздохнула женщина.

Сима вышла и огляделась. В световых кругах от фонарей снег блестел и искрился, словно сахарный песок, и от этой мерцающей красоты ей вдруг стало очень хорошо… Странно было вновь чувствовать что-то, кроме навязчивой боли и томящей грусти. Но за последние месяцы, за эти очень трудные и жесткие месяцы, Серафима Жданова вдруг ощутила такую внутреннюю силу, которой раньше у нее точно не было.

Горецкая пила ее кровь изо дня в день, шпыняла, злословила, говорила гадкие вещи и, кажется, задалась целью испортить Симе жизнь окончательно, но…

Серафима ухватилась за древко лопаты, приналегла грудью и двинулась вперед – расчищать дорожку. Краем глаза она посматривала на свои окна и думала о том, как сложится у нее со старухой Амалией сегодняшний день, какой ей сварить суп и где найти освежитель воздуха с запахом японской орхидеи. А еще – кто кого вознамерится прибить в итоге, и кому это удастся первому…