Сегидилья
Шрифт:
На ум сразу же приходит сравнение с легендарным персонажем русских народных сказок – Кощеем Бекбулатовичем Бессмертным и про его фишку с яйцом. Если немного отвлечься от повествования и порассуждать, то в наше околонравственное время подобное сочетание фамилии, имени и отчества никого бы не удивило. Ну, подумаешь, объединились родственной связью два древних рода, славных кубанских казаков и гордых казахских акынов, пути ведь Господни неисповедимы. В любом детском садике теперь можно услышать обилие малопонятных, но звучных имен и ничего, живут люди как-то, с надеждой в будущее взирают. Маловаты стали для них православные святцы почему-то, надеются родители, что с непривычным именем их чадо попадет в сказку быстрее и проживет свою жизнь счастливо и беззаботно. Хороший порыв, безусловно заслуживает уважения. Жаль только, что иногда сказки бывают страшными.
Так вот, по мнению Сани, Железного Феликса и Кощея Бессмертного роднила одна замечательная черта. Инженеры и конструкторы, вкладывающие душу практически во все свои разработки, укрепляющие обороноспособность страны, в детстве,
– Жить будешь! Свет в конце тоннеля успел увидеть, боец? – Саня с нескрываемым интересом осмотрел кабину погранформера. Сгреб с панели управления в подставленную ладонь внушительную горсть семечек и ничуть не смущаясь присутствия хозяина вывалил трофей себе в карман.
– Вы кто? Как здесь оказались? – бледный прапорщик понемногу обретал прежний бравый вид.
– Приграничный дед Пихто, а там, за пригорком мой финский брат Йоулупукки. Громкая связь работает? Давай над ним приколемся? – положив руку на плечо солдата, Саня давал ему понять, что необдуманных поступков больше делать не нужно.
Водитель Железного Феликса послушно попробовал привести в чувство чудо оборонного комплекса страны, нажимая на различные клавиши, но по известной причине боевой робот отказывался оживать:
– Кранты технике, попадет мне теперь от начальства. Одно оправдание, двое задержанных нарушителей границы, – прапорщик потянулся к оружию, висевшему на креплениях вдоль спинки сидения.
– Куда? Сидеть! Команды думать еще не было! – грубо ударив по руке бойца, Саня деловито закинул автомат себе на плечо, – побудет пока со мной. Брат обидится, если не доберемся до места, ты уж не серчай, останешься сегодня без улова. Когда уедем, соединишь разъемы под люком, до утра разберешься, а ствол выброшу на пересечении дорог.
– Так нельзя, в памяти процессора зафиксировано ваше появление, а если узнают, что произошло внешнее воздействие с проникновением в рубку, то мне тогда совсем несдобровать. Военный трибунал, как минимум светит, а далее и штрафбат нарисуют.
– Успокойся, мы своих не бросаем. Местных же жителей задерживаете? Отпускаете после выяснения обстоятельств? – дождавшись утвердительного ответа оппонента, Саня, щелкая экспроприируемые семечки, подвел диалог к логичному завершению, – бери бумагу и пиши докладную записку, я продиктую. Фонарик есть надеюсь? Вот и отлично, шапку сам заполнишь.
«Рапорт. Довожу до вашего сведения, что во время патрулирования запретной зоны отчуждения, координаты…, в районе ответственности населенного пункта Кульбаки, мной, прапорщиком таким-то, механиком – водителем боевого пограничного комплекса Железный Феликс были остановлены для досмотра два местных жителя. При визуальном и сканирующем осмотре наличие огнестрельного оружия и других запрещенных предметов не выявлено. Из устных пояснений нарушителей следовало, что в зону попали случайно, так как были выпивши, заблудились, на мое появление отреагировали адекватно, сами попросили помощи. Признаки алкогольного опьянения налицо, то есть стойкий запах изо рта и неуверенная походка. Электронные паспорта на имя Пихто Александра и Йоулупукки Иосифа в наличии, признаков подделки не обнаружено, зарегистрированы в поселке Нижний Мордок Курской области. После воспитательной беседы отпущены с указанием ориентира следования. Объяснительные прилагаются. Возникшую неисправность техники устранил своими силами на месте.»
– Ну, все в порядке, только «пуки» пишется с двумя «к». Исправь по-быстрому и пойдем нас провожать, – Саня дулом автомата указал прапорщику очередность покидания кабины погранформера.
Освещая фонарем путь, пока шли к Взмылину, Саня наставлял нерадивого бойца:
– Это, парень, был тебе знак свыше! Живешь так не тужишь, жрешь, пьешь, девок портишь и раз, кирпичом по башке прилетело. Убило насмерть, а ты не подготовился к исходу на тот свет. Незадача, однако. Время выделил определенное в будущем на покаяние и благообразную жизнь, рассчитал, где и когда венчаться будешь, сколько деток родишь, в общем распланировал добрые дела до ста лет своего долгого и счастливого бытия. И на тебе, параллелепипед в голове! Со мной случай был в жизни, мальцом еще, метр с кепкой, шкет неразумный. Во дворе жил дурачок местный, никого не трогал, тихий, мирный, повадился только с ребятней в песочнице играть. Игрушки вроде, как и не отбирал, но дискомфорт вносил определенный, все-таки взрослый человек, тогда он нам так казался, а ведет себя как школьник, оставшийся на второй год из-за неуспеваемости или плохого поведения. Терпели его сколько могли, а потом, в какой-то момент начали дразниться. Сворой бывает набрасывались, песком в глаза кидались, пинали исподтишка, короче унижали по всем правилам курсов личностного роста. И вот однажды, нервы полоумного сдали, не перенес он несправедливых издевательств, принялся бегать за нами, норовя поймать. Нам-то что, детворе, догонялки только в радость, хохочем, веселимся, подзадориваем его, подначиваем, а он носится, как угорелый, но словить не получается, неповоротливый был, одно слово – толстяк. Бегает вокруг песочницы, вспотел весь, волосы слиплись, на шаг перешел, задышал тяжело, остановился устало. Мы думаем, наша взяла, Голиаф повержен, приготовились, как саранча наброситься на гречишное поле, а дурачок сотрясается всем телом, с места двинуться не может, обессилил совсем и пот крупными градинами капает на разрушенные песочные замки. Пригляделся я внимательнее и обомлел, это слезы такие большие, скатывались по пухлой щечке и с потрясающей детскую душу переливчатостью мыльных пузырей уносились горошинами к земле. Надломилось у меня в тот день что-то в сердце, будто стал старше. Больше мы юродивого не видели, родители сказывали, что через месяц, он пытался на железнодорожной станции пролезть под вагоном поезда, да видать зацепился некстати, состав тронулся и останки уже обнаружила милиция далеко за городом, на протяжении нескольких километров собирали в эмалированное ведро. А вот тебе и второй знак, Йоулупукки похоже обделался от страха!
Взмылин смущенно выбрался из-за импровизированного укрытия, поглубже натягивая на глаза капюшон плаща:
– Молодец, Санька! Слаженно мы с тобой действовали, мой прорыв в тыл решил исход операции в нашу пользу, можно приводить в качестве примера на занятиях по тактике в Академии Генерального Штаба.
– Иди Иосиф к машине, мне пленному ценные указания надобно дать, – Саня проводил взглядом довольного профессора и минуту спустя обратился к прапорщику, – вы уж на нас не обижайтесь, неизвестно чем обернулось бы это, скажем прямо, нестандартное происшествие, одному Богу ведомо. Хорошо, что закончилось именно так. Предлагаю, зла не держать и расстаться друзьями?
Уже садясь в машину к Взмылину, Саня остановился на полпути, немного подумал, будто вспоминая нюансы, стертые памятью за ненадобностью и обернувшись к бойцу промолвил:
– Дурачок-то, воспользовавшись моим замешательством, схватил меня за ноги и неплохо приложил головой о деревянный край песочницы. Всего разок, но ощутимо. Что явилось катализатором надлома в душе, слезы или удар? Большой вопрос…
Служивый еще долго провожал грустным взглядом, удаляющийся к горизонту пятнистый автомобиль. Притушенный специальным приспособлением свет фар рыскал по разбитой колее проселочной дороги, на глубоких колдобинах, то выхватывая из темноты ровные верхушки кроны деревьев, то утыкаясь вниз себе под передние колеса. Лишь на секунду «уазик» тормознул на перекрестке, показалась рука Сани, мягко отбросила автомат на сухой взгорок и дружелюбно помахав на прощание скрылась в недрах салона.
***
Взмылин гнал, выжимая из двигателя внедорожника, давно переваливший за полтинник ресурс. Не разбирая дороги, он мчался по направлению к броду через небольшую речушку, почему-то ставшей разделительной чертой, в общем-то одинаковых по смыслу, но разных по содержанию стран. Встречаясь со своими коленями на особо извилистых ухабах, Саня не мог произнести ни слова. Боялся, что лишится части зубов, разобьет в кровь губы. То и дело он оказывался чуть ли не на водительском сидении, перелетал стремглав обратно и снова, через секунду, весело наваливался на стиснувшего, до выступающих желваков, челюсти Взмылина. Иногда и профессор умудрялся присесть рядом с Саней, однако не выпускал из рук «баранки». Кричал только периодически бойкое «держись, Санек!» и лихо выкручивая руль, топил одержимо на педаль газа, продолжая этот малоспортивный заезд по осенней грязи. Перед ручьем, Взмылин, как и положено замедлил ход машины, резко переключился на пониженную передачу и нависнув над рулем коршуном бросил скрипящий от неумелых действий «уазик» в бурный речной поток. Кабину автомобиля враз накрыло холодной водой по самые дверные ручки. Саня даже толком не успел вскрикнуть от леденящего пронизывающего ожога, как ветеран автопрома, тужась и покряхтывая выполз на крутой противоположный берег ручья. Ошалелый от гонки, профессор восторженно сообщил: