Сегодня настает всегда

Кузнецов Петр Андреевич

У террора много измерений. Тот, что происходит в первые годы советской власти, направляется против людей, привыкших считать себя лидерами — землевладельцев, торговцев, военных, людей свободных профессий. Многие из них привыкли рисковать, не боялись сложностей, держались смело. Людям совестливым было бы не понятно, зачем убивать эти самостоятельные личности. Поэтому практически сложилось так, что руководят процессом революционеры, которые «свято убеждены» в правоте своего дела и необходимости снести «опорные столпы» старого общества, закрыв глаза на любые не совпадающие с прекрасной теорией факты и моральные ограничения; а приводят в практическую плоскость люди, склонные к созданию групп преступного типа, или с уголовным прошлым, и, в обеих случаях со стремлением к стадности — таким приятно растаптывать в пыль, морально и физически уничтожать лидеров, и при этом действие можно выдать за «реализацию интереса масс».

Доктор Никитин накинул поверх халата хорошо скроенное драповое пальто и по инерции прихватил кожаный портфель, дополнявший образ необходимой важностью. Сейчас в этой важности особой нужды не было, но действие уже давно

стало привычкой. В конце концов врача, для хорошей карьеры в обществе, всегда должны воспринимать посланцем другого мира. Для этого характерная — как с ребенком — манера говорить с людьми и «эспаньолка», «конкистадорская» бородка с усами. Последние месяцы, когда доктор Никитин работает с ГубЧК, этот импровизированный статус «посланца иных миров» стал, для некоторых людей, принимать более чем прямолинейное и не самое позитивное значение. Поначалу приглашение от не последних людей в городе он счел лестным для себя. Доктор Никитин всегда симпатизировал революции. Для России, сидевшей на огромных природных сокровищах, состояние отсталой, полуколониальной империи, тратящей богатства на как можно более устойчивое закостеневание в прежнем статусе было движением против направления развития человечества. С детства он зачитывался книгами Жюля Верна о технических достижениях и предполагал, что их упорная, по примеру работы железнодорожных инженеров, реализация в жизни страны даст небывалые всходы. Достаточно посмотреть на карту мира, чтобы понять, что Романовы просто гробили потенциал огромной страны. Люди с детства скованы необходимостью большую часть активности направлять на такие будничные вещи, как постройка и отопление жилища, прокормление семьи. Вспомнить хотя бы его жизнь в детстве в деревянном доме с нужником в отдельной будочке на улице! Читаешь книжку при керосинке, одеваешься по-зимнему, выбегаешь во двор, второпях справляешь нужду, бежишь обратно, раздеваешься. Сколько времени впустую! Если представить себе просторные квартиры в высоких, хорошо отапливаемых домах, возможность работы для каждого на новых фабриках — как резко сможет развернуться скованный средневековьем человек! Но некоторые люди — из за капиатала, закостенелых мозгов — не приняли революцию. Как было во время Парижской Коммуны, они все могут повернуть вспять, и тогда все жертвы окажутся напрасны. Однако теперь доктор Никитин старался больше браться за частные заказы и меньше бывать в особняке на Малой Покровке. В этот раз он тоже, после звонка из комиссии, с неохотой оделся, выключил электросвет в квартире на Варварке, запер дверь и медленно стал спускаться по лестнице. Надо было идти вниз, но Никитину казалось, что нехитрый спуск по лестничным пролетам дается очень тяжело — словно приходиться продираться через пластилин. Словно воздух внезапно затвердел. Поначалу на дознания, попадали все больше сомнительные личности — мелкие скупердяи-лавочники, малодушные проститутки, сомневающиеся во всем молодые военные. Когда таких раскатывали на мотивы сопротивления революции, по крайней мере казалось, что дело делается правильное. Но потом пошли все больше уверенные в себе, цельные персонажи. Дознание скорее напоминало вымещение злобы мелкой личности за собственные прошлые обиды. Ясно, что на человека доносят, ясно что напраслину, ясно что тот не стесняется признаваться в своих сомнениях относительно успеха дела революции. Многих доктор Никитин отлично знал, и сомнение незаметно распространялось и на него самого, предательски растекалось по крови. Он был в шаге не только от регулярного пьянства по вечерам, но и от того, чтобы начать принимать морфий. «Взять просто и уехать. Хотя бы в деревню, подальше. Врачи везде нужны». На прошлой неделе попался приказчик фабрики Лебедевых, которого доктор Никитин знал как отличного работника, которого обожали рабочие. В дела, которыми тот заправлял, никогда не боялись вкладываться и отдельные купцы, и кредитные товарищества. Приказчик был сам в шаге от того, чтобы сделаться фабрикантом. И вот — идиотский донос, похоже от завистливого и бестолкового приказчика соседней же фабрики, художественный оговор. А этот — даже не уделяет внимание оправданию себя, защите. Говорит: я настолько в деле, и дело это такое большое и рискованное, что мне не страшно в любой момент оставить эту землю. Я буду уверен, что минуты не прожил зря, и только забот убавится. Каким количеством новых энтузиастов можно заменить такого человека? И можно ли? Для этого мотивации внутри него самого и его дела, тем нужны внешние точки опоры. И как они поступят в сложной, критической ситуации? Будут ждать «правильного» распоряжения инстанций — и все провалят. И что за работнички подобрались в комиссии? Настоящие шакалы, чем сильнее, ярче была личность — тем абсурднее обвинения, тем остервенелее — в расход. «Кого новая власть выращивает в этих расстрельных командах?» - спросил недавно доктор Никитин руководителя комиссии - «Все понимаю, Михалыч, но ты пойми ситуацию. Назад уже дороги нет, кто-то должен расчищать путь в будущее. Поверь, такие ненадолго». «Нет ничего более постоянного, чем временное» - подумал про себя Никитин.

Сегодня еще сложнее. Вчера схватили Якова. Этот никогда не с массой, всегда в стороне — чего бы то ни стоило. Если представить себе, что масса просто окажется «за все хорошее, и против всего плохого», тот будет «за плохое» просто из любви к искусству. Не повезло человеку со временем. Или со страной. Был за революцию, когда все изнывали в патриотическом угаре, в начале войны. Говорил «все равно не будет работать, не получится вам из всех, кого вы записали в инородцы, сделать правильных, полезных для империи людей из своих державных фантазий», «посмотрите, какой лук выращивает мордва и какой русские — вот вам и ответ, какие люди нужны этой земле», «Балканы? Братья славяне? Да вы совсем сбрендили, Иваны, не помнящие родства! Половина же из татар, половина из финнов, а сами скоро братьев начнете в Африке искать». Это патриотам. А сейчас все та же толпа пошла по линии социальной справедливости, так ему неймется: «Кого вы вообразили «людьми труда»? Я больших, чем фабриканты, и не видел», «Победите буржуазию — придется летать на ведрах с гайками вместо самолетов. Кто вам хорошие машины сделает после этого?», «Почитайте Маркса и переделайте жизнь в Южной Америке или еще лучше в Африке — тогда я поверю, что здесь получится. Вообразили себе «европейскую страну»! У них там легче в водолазный костюм залезть, чем здесь на улицу выйти зимой», «Новое общество, новый человек! Главное не выступай против власти. Так соберите всех лоялистов, дайте им отапливаемое жилище и похлебку — и получите цивилизацию слизней». Сестра хоть в юродивые с такими талантами подалась, а братца куда? В геологическую экспедицию? Вчера как задержали, так устроили ему расстрел холостыми, в слабой надежде, что одумается, он сразу продолжил глумления. Еле удержал мерзавцев, чтобы не замучили на месте.

– Доктор, там чэпэ, в камере Караванова!

– Что такое?

– Подойдите, посмотрите, начальник сказал, чтобы вы сами пришли.

В гермокамере, куда посадили Якова, были обожжены столы и сплавлены мясные крюки, свисавшие с потолка. На стенах было выпалено изображение нескольких дисков, соединенных изогнутыми линиями.

– Ну, у кого какие версии?

– Бесовщина какая-то.

– Это гало, обман зрения. Сегодня было над городом как раз такое — будто не одно солнце, а четыре.

– А здесь, под ними — что?

Ниже, почти у пола, будто отпечаталось какое-то устройство, состоящее из шестеренок, передаточных валов и указателей с двумя циферблатами.

– Шифровальная машина?

– Какая шифровальная машина?

Начальник был недоволен таким поворотом дела. Во времена красного террора в комиссиях происходило много странностей на грани мистики, но появление признаков работы непонятной машины грозило серьезным расследованием и проблемами для руководства.

– Какая-то астрологическая машина для балаганных представлений. Видите значки созвездий на втором циферблате?

– Но откуда ее отпечаток здесь?

– Надо вызвать местного старика, который занимается всеми этими предсказаниями по планетам.

– Да, машина моя, вот она — ее ваши... хм, захватили.

– По виду старинная очень.

– Никаких следов оплавления или удара о металлическую стену.

– Не просто старинная. Мне от предков досталась, по семейному преданию, это хазарский астрологический прибор. Но судя по буквам, скорее греческий.

– А какое к нему отношение имеет Яков?

– Вы знаете, мы с ним иногда общались. Я ему рассказывал о том, что не звезды и планеты влияют на людей, а они расположены так, что соответствуют основным закономерностям, влияющим на людей. По силовым линиям, если так сформулировать. Он сказал, что кажется понимает, и что в географии линии морей, рек, горы располагаются так, что если хорошо чувствовать ритмы Земли и развития людей, можно заранее с точностью предположить, как сложится судьба того или другого региона. Например — откуда люди будут наиболее активно летать в космос, из какого региона люди на соседний континент поедут в качестве невольников, а из какого-хозяев. От жителей каких земель не стоит ждать талантов в определенных сферах.

– А прибор?

– Я его редко показываю, это очень ценная техника. Когда-то с его помощью вычисляли то, что касается кораблевождения. Сроки, прохождение, погоду. Даже риски. Он и для астрологии подходит. Вот здесь заряжаешь дату, здесь место, по греческой системе строения Земли. Точнее, не место, а как далеко на запад или восток, то есть пояс. И вот здесь получаем расположение светил в то время. По нему оцениваем характер человека или событий, связанных с таким расположением. То есть это вычислительная машина, работающий календарь-справочник для разных целей. Заряжаешь данные — получаешь данные. И даже, в определенном смысле, модель тех сил, которые действуют в мире, но которые еще, скажем так, далеко не все исследованы. Например, говорят, что такие машины использовали, чтобы просчитать полезные взаимодействия между людьми и создать наиболее работоспособный коллектив — например, командование греческой армии, созданной для завоевания Персии. Или мастеров афинских верфей.

Есть еще история, связанная с механическим календарем. Она-то и заинтересовала Якова. Он вообще заинтересовался прибором. Расстановка, способная дать победу в ситуации с явно превосходящими противниками, выполнить работу в крайне затруднительных обстоятельствах — это же его тема, по сути. Говорят, что сами создатели не ожидали от прибора чего-то большего, чем точные вычисления по навигации, астрономии и астрологии. Или ожидали, но никак не обозначили. Так или иначе, когда он хранился у хазар, тем удалось переправить человека в пространстве — очень далеко — с его помощью. Вот здесь заряжаем расположение места по долготе, а широту вводим через символическое обозначение созвездия.

– И что дальше? Ничего не происходит.

Дальше потребуется уровень моральной нагрузки, похожий на критическую для жизни ситуацию — и если предки человека, а возможно, только он сам — достаточно самостоятельная личность, при этом чувствующая «музыку небесных сфер», то они или он смогут, из своего мира, открыть для него в этом мире сферу перемещения. Сферу - потому что она круглая, напоминает пузырь, как дети пускают из мыльной пены. Пробовали такое проводить с человеком, скажем так, обывательского типа — ничего не работает. Он просто слышит какие-то мычания неопределенные, сфера не появляется. Думаю, это связано с тем, что его дух неразвит, и он сам, когда переходит в другие измерения, потом, после своей смерти — не может оттуда ничего толком донести, до себя самого, или до близких. Он просто страдает, жалеет, что чего-то не достиг. Или наоборот радуется, неопределенно — тоже каким-то бессмысленным мелочам. Некоторые мои предшественники считали, что это предки делают, но я не думаю. Если только ты при жизни с ними много общался, и был — как бы это выразиться — «на одной волне». Я думаю, это делаешь ты сам, но из другого времени и из другого измерения. Прибор позволяет направить такую силу на определенный вектор — скажем, резкого «проталкивания» себя через пространство, на огромные расстояния — и если ты за время жизни развил мощный, хорошо осознающий, и не пугающийся нетипичных состояний, дух, то ты буквально «сам себя», но уже из другого мира — и «толкаешь».