Сегодня, завтра... и всегда
Шрифт:
Мэнди сидела с ребенком на руках с сияющей улыбкой на лице. Пухлое и розовощекое личико малыша вызвало в нем какое-то странное чувство. У него закололо в груди. Его качнуло в сторону, и Джесс оперся о столик, все еще держа портрет в руках.
Джемми? Он прикоснулся рукой к лицу ребенка. Это мой сын. Джесс опустился на кровать и включил свет.
Пока он смотрел на картину, слезы катились по щекам. Он никогда не видел Джемми маленьким ребенком, не наблюдал, как тот растет. Слезы капнули на лицо
— Джесс?
Он увидел Мэнди, стоявшую в дверях и наблюдавшую за ним. Джесс перевернул картину тыльной стороной и опустил ее на колено.
— Я надевал ботинки и увидел портрет. Я…
Мэнди подошла к нему, не совсем понимая, что происходит.
— Я никогда не знал его таким, — сказал Джесс, а слезы так и текли по его щекам. — Он такой крошечный, такой хрупкий…
— При рождении он весил всего семь фунтов и шесть унций, — сказала Мэнди.
Джесс снова посмотрел на портрет.
— Мне так этого не хватает.
Мэнди услышала печаль в его голосе.
— У меня много его фотографий. Ты бы хотел их посмотреть?
— Да, мне бы очень хотелось.
Мэнди достала несколько альбомов с фотографиями и села на кровать рядом с Джессом.
— Эти снимки были сделаны в больнице, где он родился.
— Где-то на востоке, — сказал Джесс, не раздумывая.
— Откуда ты знаешь?
— Пит рассказывал мне. Он говорил, что Лукас отправил тебя туда, когда узнал, что ты ждешь от меня ребенка.
Мэнди опустила голову, слезы переполнили ее глаза.
— Да, это так. Он отправил меня к тете Милдред в Роли.
— Прости меня, Мэнди. Я знаю, что причиняю тебе боль, когда…
— Это больше не имеет никакого значения, — сказала она, смахнув слезу с лица. — Все нянечки говорили, что это самый красивый ребенок, которого они когда-либо видели.
Она переворачивала страницы одну за другой, рассказывая о жизни Джемми. С каждой фотографией связь между ними становилась все сильнее и сильнее, и эта связь имела имя — Джемми.
Волосы загораживали ей лицо, и, когда она обратила свой взгляд на очередную фотографию, Джесс собрал ее локоны и заправил их за ухо.
— Джемми — хороший малый. Ты приложила много усилий, чтобы он стал таким, какой есть.
Мэнди почувствовала, как у нее загорелись щеки — то ли от прикосновения Джесса, то ли от его комплимента.
— Спасибо. Я сделала все, что было в моих силах.
— А какой ценой?
— Что ты имеешь в виду?
— Лукас не мог быть счастлив, зная, что у тебя есть сын, в котором течет моя кровь.
— Нет, не мог. Но это ничего для меня не значило. Я любила Джемми еще до момента его появления на свет, и никто, слышишь, никто не мог забрать его у меня! Даже мой отец.
— А что, он пытался?
— Он убеждал меня сделать аборт или отдать его на
— Но ты не сделала ни того, ни другого.
Мэнди отрицательно покачала головой, но так и не подняла на него глаз. Если бы она взглянула на него, Джесс, наверное, нашел бы в ее глазах ответы на все мучившие его вопросы, понял бы, что она не повиновалась отцу потому, что хотела иметь маленькую частичку его, Джесса.
— Нет, я никогда не пожалею о своем решении.
— Спасибо.
— За что?
— За то, что не послушала Лукаса и подарила мне Джемми. Я бы никогда не уехал, — сказал он хриплым голосом.
— Почему же ты это сделал?
— Ты помнишь свой выбор? Ты выбрала отца.
— Нет! — воскликнула она.
— Тогда почему же ты не осталась со мной?
Мэнди посмотрела в его карие глаза, и альбом упал на пол.
— Если бы я осталась с тобой, Лукас был бы вне себя. Он не позволил бы тебе уйти от меня живым. Я пыталась выиграть время, чтобы мы нашли способ быть вместе.
Земля уходила у него из-под ног. От услышанного он застонал:
— А я думал…
Мэнди прислонила палец к его губам:
— Нет, Джесс. Все, что я хотела, — это быть с тобой.
— О, Мэнди! Если бы не моя гордость… я бы мог быть с тобой и Джемми.
Мэнди улыбнулась.
— Ты теперь с нами.
Джесс вздохнул и положил ее руку на свое сердце.
— Да, теперь мы вместе. Все трое.
Их сердца начали биться в унисон все быстрее и быстрее.
— Джесс?
— Да?
— Почему ты ушел от меня прошлой ночью, не попрощавшись?
— Я не знаю, испугался, наверное.
— Испугался меня?
— Нет, себя. Я испугался того, что ты во мне пробудила.
— Что ты почувствовал?
— У меня было ощущение, что ничего не изменилось, словно время остановилось с тех пор, как я последний раз держал тебя в своих объятиях.
— Ну а я почувствовала перемены. Ты никогда не любил меня так, как прошлой ночью. Мне показалось, будто ты хотел наказать меня за что-то.
— Прости меня. Я не хотел тебя обидеть.
— Ты не хотел, по крайней мере, физически. Я это знаю.
Ему казалось, что запах женского тела с каждой секундой становился сильнее, его мысли стали путаться, а чувства обострились. Он ничего не видел, кроме женщины, чья рука все еще лежала на его груди.
— Мэнди, — прошептал он. — О, Мэнди, — еще раз чуть слышно промолвил он и поцеловал ее в губы.
Когда их уста слились, она почувствовала в его поцелуе нежность, сожаление и любовь, бескрайнюю любовь, которую он питал к ней. Это слияние губ не шло ни в какое сравнение с поцелуем прошлой ночью. Тогда его губы наказывали, а руки желали возмездия за преступление, которого она не совершала.