Сегун. Книга 1
Шрифт:
Он вышел и, удостоверясь, что не испачкал набедренную повязку, зашагал через площадь в глубокой задумчивости.
«О, как бы мне хотелось провести ночь с госпожой Кику! Почему бы нет? Сколько Оми-сан должен заплатить ее хозяйке? Точнее, сколько нам придется заплатить? Два коку? Говорят, Гёко-сан потребовала и получила в десять раз больше обычной платы. Неужели она выторговала пять коку за одну ночь? Кику-сан, конечно, стоит этого, да? Ходят слухи, что она в свои восемнадцать лет столь же опытна, как женщина вдвое старше.
Он рассеянно поправил набедренную повязку, а ноги сами вели его по утоптанной тропинке на площадь к месту погребения.
Костер был приготовлен. Пятеро деревенских жителей уже собрались там.
Это было самое приятное место в деревне: летом здесь гулял прохладный морской бриз, и вид отсюда открывался самый красивый. Поблизости стоял синтоистский храм, аккуратная соломенная крыша на пьедестале для ками – духа, который жил или мог жить там, если бы захотел. Узловатый тис, который вырос здесь раньше, чем появилась деревня, клонился вбок, согбенный ветрами.
Позднее по тропинке поднялся Оми в сопровождении Дзукимото и четырех самураев. Он встал в стороне. Отдавая дань традиции, поклонился костру и завернутому в саван, полурасчлененному телу, которое лежало на дровах, и все поклонились вместе с ним, чтобы почтить варвара, умершего, чтобы могли жить его товарищи.
По сигналу Оми Дзукимото вышел вперед и зажег огонь. Дзукимото специально просил Оми об этой чести. Он поклонился в последний раз. И потом, когда костер разгорелся, все ушли.
Блэкторн наклонился ко дну бочки, аккуратно отмерил полчашки воды и отдал ее Сонку. Сонк пытался цедить влагу, чтобы растянуть утоление жажды, руки его дрожали, и он не смог. Он опрокинул в себя тепловатую жидкость, пожалев, что выпил ее залпом, в тот самый миг, когда она миновала пересохшее горло. Он ощупью пробирался к своему месту у стены, перешагивая через тех, кому пришел черед ложиться. Под ногами чавкала грязь, в погребе стояло зловоние, и мух поналетело больше прежнего. Слабый солнечный свет проникал сквозь дощатую крышку люка.
Винк был следующим. Он взял чашку и уставился на нее, сидя около бочонка. Спилберген сидел с другой стороны.
– Спасибо, – протянул он уныло.
– Поторопись! – сказал Ян Ропер, рана на его щеке уже нагнаивалась. Его очередь была последней, и он изнывал, чувствуя, как саднит горло. – Поторопись, Винк, ради Бога.
– Извини, вот возьми, – пробормотал Винк, протягивая чашку и забыв о мухах, которые пятнами облепили его.
– Пей, дурак! Это все, что ты получишь до захода солнца. Пей! – Ян Ропер толкнул чашку обратно ему в руки. Винк не взглянул на него, но послушался с несчастным видом и ускользнул обратно в свой личный ад.
Ян Ропер принял свою порцию воды от Блэкторна, закрыл глаза и молча поблагодарил. Настала его очередь стоять, и мускулы ног ныли. Содержимого чашки едва хватило на два глотка.
Когда все получили свою пайку, Блэкторн зачерпнул воды для себя и с удовольствием выпил. Шершавый язык и рот горели, казалось, на них осел налет пыли. Мухи облепили потное и грязное тело. Грудь и спина ныли от ушибов.
Он наблюдал за самураем, оставленным в погребе. Японец приткнулся у стены, между Сонком и Кроком, стараясь занимать как можно меньше места, и не двигался часами. Он мрачно смотрел в пространство, обнаженный, если не считать набедренной повязки, весь покрытый синяками, с багровой, опухшей шеей.
Когда Блэкторн впервые пришел в сознание, погреб был погружен в темноту. Крики заполняли яму, и он подумал, что мертв и находится в ужасных глубинах преисподней. Его словно засасывало в грязь, липкую и текучую сверх всякой меры. Он закричал, забился в панике, неспособный дышать, и услышал: «Все нормально, капитан, ты не умер, все нормально. Очнись, очнись, ради бога, это не ад, хотя разница невелика. О Господи, помоги нам!»
Когда он полностью пришел в себя, ему рассказали о Питерзоне и купании в помоях.
– О Боже, забери нас отсюда, – простонал кто-то.
– Что они делают с бедным старым Питерзоном? Что они сделали с ним? Господь Всемогущий, помоги нам. Я не могу выдержать эти крики!
– Господи, пусть бедняга умрет. Пошли ему смерть!
– Боже, прекрати эти крики! Пожалуйста, останови эти вопли!
Сидение в яме и вопли Питерзона стали для них суровой проверкой, вынудили глубже заглянуть в себя. И ни одному не понравилось то, что он там увидел.
«Темнота все усугубляет», – подумал Блэкторн.
Сидящим в яме ночь казалась бесконечной.
На заре вопли прекратились. Когда рассвет просочился в погреб, они увидели забытого самурая.
– Что мы будем с ним делать? – спросил ван Некк.
– Не знаю. Он выглядит таким же испуганным, как и мы, – сказал Блэкторн, его сердце забилось сильнее.
– Лучше ему ничего не затевать, ей-богу.
– О Боже мой, вытащи меня отсюда! – Голос Крока достиг крещендо. – Помоги!
Ван Некк, который был рядом, тряхнул его за плечо и успокоил:
– Все нормально, парень. Мы в руках Бога. Он смотрит на нас.
– Погляди на мою руку, – простонал Матсюккер. – Рана уже нагноилась.
Блэкторн стоял шатаясь.
– Мы ополоумеем, если не выберемся отсюда через день-два, – объявил он, не обращаясь ни к кому конкретно.
– Воды почти нет, – заметил ван Некк.
– Мы установим норму на то, что есть. Немного сейчас – немного в полдень. Если повезет, этого хватит на три раза. Чертовы мухи!
После этого Блэкторн нашел чашку и раздал всем по мере воды. Теперь он пил сам, стараясь делать это помедленнее.