Сегун. Книга 2
Шрифт:
По его приказу тридцать коку риса, украденных у самураев, были припрятаны по всей деревне вместе с другими припасами, снаряжением – и оружием…
– Не надо оружия! – убеждал его тогда Уо. – Рис – да, конечно, но не оружие!
– Надвигается война.
– Нам не разрешается иметь оружие, – кричал Ниндзин.
Мура фыркнул:
– Это новый закон, ему всего двадцать лет. Прежде у нас имелось какое угодно оружие, и мы не были привязаны к деревне. Могли ходить куда захотим и делать что хотим. Крестьяне становились ратниками, рыбаками, торговцами, даже самураями. Некоторым это
– Да, но теперь другое время, Мура-сан, совсем другое. Тайко приказал, чтобы все стало по-иному!
– Скоро будет по-прежнему. Мы снова пойдем воевать.
– Тогда давайте подождем, – просил Ниндзин, – ну, пожалуйста! Пока это противозаконно. Если закон изменится – другое дело. Значит, такова карма. Тайко издал указ: не иметь оружия. Никакого. Под страхом немедленной казни.
– Да откройте вы все глаза! Тайко умер! И я вам говорю, скоро Оми-сан придется готовить людей к войне. Большинство из нас должны будут воевать, понимаете? Мы ловим рыбу и воюем, все в свое время. Разве не так?
– Да, Мура-сан, – согласился Уо, подавляя страх. – До тайко мы не были так привязаны к одному месту.
– Нас поймают, они нас поймают. – Ниндзин даже вспотел. – Они не пощадят нас. Сварят в кипятке, как того чужеземца.
– Помалкивай о чужеземце!
– Послушайте, друзья, – произнес Мура, – у нас больше никогда не будет такой возможности. Это послано нам Богом. Или богами. Мы должны припрятать каждый нож, меч, мушкет, щит, лук, каждую стрелу или пику, какие только сможем раздобыть. Самураи подумают, что их украли другие самураи – разве мало их съехалось сюда со всей провинции Идзу? И разве один самурай поверит другому? Мы должны отобрать у них исключительное право на войну. Мой отец был убит в бою – как и твой, и вот его. Ниндзин, в скольких битвах ты участвовал – десяти, да? Уо, а ты? В двадцати? Тридцати?
– Берите больше. Разве я не служил тайко? Чтоб ему было пусто в другой жизни! Да, прежде чем стать тайко, он был человеком. Это точно! Потом что-то изменило его, правда? Ниндзин, не забывай, что Мура-сан – староста! И его отец тоже был старостой! Если староста говорит: вооружайтесь, значит, нужно вооружаться.
…И теперь Мура убедился, что поступил правильно. Новая война продлится очень долго, их мир опять станет таким, каким был всегда. Деревня никуда не денется, вместе с ее лодками и жителями. Потому что все люди: крестьяне, даймё, самураи и даже эта – должны есть, а в море можно ловить рыбу. Так что, как и прежде, воины-поселяне будут время от времени отвлекаться от войны, чтобы спустить на воду свои лодки…
– Смотрите! – вскрикнул Уо, непроизвольно взмахнув рукой, и наступила тишина.
Галера огибала мыс.
Фудзико смиренно стояла перед Торанагой на коленях в самой большой каюте, где даймё расположился на время плавания. Они были одни.
– Я прошу вас, господин, – умоляла она, – не склоняйте меня к такому.
– Это приказ.
– Я повинуюсь, конечно, но я… я не могу…
– Не можете? – вспыхнул Торанага. – Как вы осмеливаетесь спорить! Я приказал вам стать наложницей капитана, а вы осмеливаетесь спорить со мной?
– Извините, господин, простите великодушно, – заторопилась Фудзико – слова прямо хлынули из нее. – Я не смею спорить с вами. Я только хотела сказать, что не могу исполнить ваш приказ надлежащим образом. Прошу вас, поймите меня! Простите меня, господин, но это невозможно для меня – быть счастливой или изображать счастье. – Она склонила голову, уткнувшись лбом в футон. – Я смиренно прошу дозволения совершить сэппуку.
– Я уже говорил, что не одобряю бессмысленной смерти. Вы мне нужны.
– Но пожалуйста, господин. Я хочу умереть. Смиренно прошу вас. Я хочу соединиться с мужем и сыном.
Голос Торанаги обрушился на нее, перекрыв все звуки на галере:
– Я уже отказал вам в этой чести. Вы не стоите ее. Только ради вашего деда, моего старого друга Хиромацу, я терпеливо выслушиваю ваши неприличные отговорки. Достаточно нести вздор, женщина!
– Я почтительно прошу разрешения стать монахиней. Будда…
– Нет! Я отдал другой приказ. Выполняйте его!
– Выполнять? – спросила она, не поднимая головы, лицо ее окаменело. Потом еле слышно она пробормотала: – Я думала, мне будет приказано возвратиться в Эдо.
– Вам приказано быть здесь, на корабле! Вы забыли свое положение, свой род, свои обязанности! Я недоволен вами. Идите и готовьтесь!
– Я хочу умереть. Пожалуйста, дайте мне присоединиться к ним, господин!
– Ваш муж родился самураем по ошибке. Он был ничтожен, как и его потомство. Этот глупец чуть не погубил меня. Присоединиться к ним? Что за вздор! Вам запрещено совершать сэппуку! А теперь ступайте!
Но она не двигалась.
– Может быть, мне лучше отправить вас к эта? В один из их домов. Может быть, там вы вспомните о достойном поведении и долге?
Дрожь охватила ее, однако она вызывающе бросила:
– По крайней мере, они японцы!
– Я – ваш сюзерен. Вы должны выполнять мои приказы.
Фудзико заколебалась. Потом пожала плечами:
– Да, господин, прошу прощения за мои плохие манеры. – Она положила руки плашмя на футон, низко склонила голову, голос ее звучал покаянно. Но в глубине души Фудзико не смирилась, и оба знали, что она собирается сделать. – Господин, я искренне извиняюсь, что обеспокоила вас, разрушила ва, вашу гармонию. Простите мое недостойное поведение. Вы были правы, а я нет. – Она встала и тихонько направилась к двери.
– Если я исполню ваше желание, – закинул крючок Торанага, – исполните ли вы мое, но искренне, всем сердцем?
Она медленно оглянулась:
– Но сколько это продлится, господин? Дозволено ли мне будет узнать, сколько времени я должна оставаться наложницей чужеземца?
– Год.
Она отвернулась и взялась за ручку двери.
Торанага уступил:
– Полгода.
Рука Фудзико замерла. Дрожа, она уткнулась лбом в дверь.
– Да. Благодарю вас, господин. Спасибо.
Торанага встал и подошел к двери. Фудзико открыла ее перед господином, поклонилась ему через порог и закрыла за ним дверь. И только тогда заплакала.