Секрет черной книги
Шрифт:
«…Я знаю, моя дорогая, что вы – необычный человек, хоть и считаете свой дар проклятием. Откуда я узнала об этом – пусть останется моим маленьким секретом, слишком долго рассказывать. Скажем так, мне намурлыкал это наш кот Гаврила в мой последний день. Вы, верно, удивлены. Еще бы, но не волнуйтесь, ваш маленький секрет я унесу с собой. Почему я не заговорю с вами об этом с глазу на глаз? Ну, во-первых, чтобы не разрушить возникшее между нами доверие, ведь вы так тщательно скрываете от всех свои способности. Во-вторых, это открытие наверняка повлекло бы за собой вопросы, на которые ответить я не могу. И, в-третьих, думаю, у меня уже осталось слишком мало времени, гораздо меньше, чем могло бы понадобиться на этот разговор. Я не знаю, что за история скрывается в вашем прошлом. Возможно, у вас есть веские причины скрывать свои способности,
Вера перечитала письмо дважды, затем аккуратно сложила его и убрала в карман. Сложно описать, что она чувствовала в этот момент: здесь было все – от печали до недоумения и даже немного злости на Кузьминичну за то, что многие вопросы так и останутся без ответа. Что-то подсказывало ей, что подарок старушки, ее письмо, а также украденная записная книжка – это лишь верхушка айсберга. А самое главное так и останется скрытым. И как может Кузьминична говорить о ее «способностях» как о даре?
…То страшное черное марево, которое Вера впервые увидела в шесть лет, не возвращалось к ней долго. Она уже и забыла почти о старой истории, помнила лишь, что были у них счастливые и добрые соседи, с которыми дружили родители, но вспоминалось это уже нечасто: в опустевшую квартиру въехала новая пара с сыном-подростком, отношения между соседями остались на уровне нейтрально-вежливых, так и не перешли в дружеские. И о «мареве» Вера постепенно забыла, пока оно вновь не напомнило о себе спустя три года.
Каждое лето в их дворе появлялась ровесница Веры Алина. Алина приезжала к бабушке на летние каникулы, а бабушка девочки жила в соседнем с Верой подъезде. Детишек в их пятиэтажке на три подъезда было не так уж много, и в основном мальчишки, которые сбивались в стайки и играли в свои игры, чаще всего в «войнушку». Иногда Веру тоже брали на роль медсестры – оказывать помощь «раненым». Девочка бегала по двору и пустырю, который простирался за их домом, в сбитой набок белой косынке и с перевешенной через плечо тряпичной сумкой-конвертом с красным крестом. Эту сумку сшила ей мама по ее просьбе. Вместе с «воинами» Вера пряталась за брошенными на пустыре старыми покрышками, баками, отсиживалась в канаве – «окопе», пригибая голову, когда летели «гранаты» – комья земли. Когда требовалась ее помощь, она оказывала ее как «своим», так и «немцам», так как больше «медсестер» не оказывалось. Иногда ребята играли в казаков-разбойников, и Вера тоже с ними. Но участвовать в обсуждениях мальчишеских забав, лазать с ними по деревьям, играть в кладоискателей на пустыре ей было скучно, поэтому она всегда радовалась приезду Алины. Конечно, в школе у Веры были подружки, но те летом разъезжались из столицы: кто к морю, кто – просто к бабушке в деревню. У Веры же не было бабушек ни в деревне, ни тем более живущих в приморских городах.
Алина жила с родителями и старшим братом на Севере. Где именно, в каком городке, никто не знал, даже взрослые, потому что никогда в разговорах название не упоминалось. Бабушка Алины так всегда и говорила: «Вот приедут мои с Севера…» Или: «Отправила вчера посылку своим на Север…» Так и все в доме стали говорить о приезжих «эти с Севера». Или – Медведихины, так как фамилия старушки была Медведева. «Медведихины внуки». Вера долго думала, что фамилия Алины тоже Медведева, а когда узнала настоящую фамилию, не запомнила ее.
В то лето родители привезли к бабушке только внучку, а старший брат Алины, то ли Антон, то ли Артем, остался «на Севере»: он окончил школу и готовился к поступлению в местный институт. Вера помнила, что взрослые в доме тихо гадали на тему, почему родители не привезли мальчика поступать в московский вуз. Но, видимо, у «северной» семьи на этот счет были свои мысли. Алину привезли позже обычного, тогда, когда Вера уже загрустила в долгом ожидании подруги и решила, что та не приедет. Она даже как-то набралась смелости и подошла к старухе Медведевой спросить, прилетит ли Алина. «Та куда она денется!» – махнула рукой Медведиха. Но когда – не сказала. И вот в один особо грустный день, когда за окном лил дождь и жизнь рисовалась скучающей на подоконнике девочке в таких же серых и размытых красках, как пейзаж за окном, во двор въехала белая «Волга» с «шашечками». «Такси!» – радостно закричала Вера и слетела с подоконника. Она выскочила во двор прямо в домашних шлепанцах и халатике. Мама закричала ей вслед: «Куда?! Там же дождь!» Но Вера уже бежала через двор прямо по лужам, счастливая, раскинув
– Алина! – налетела на подругу Вера и заключила ту в объятия. Но вдруг почувствовала холод, будто обняла не живую девочку, а каменную статую. Вера мгновенно разжала руки и невольно отшатнулась. Но тут уже Алина бросилась к ней обниматься, приговаривая:
– Я так соскучилась, так соскучилась!
Вера обняла девочку вновь и в этот раз ощутила ее тепло. О том странном происшествии она тут же и забыла. Лето закружило их каруселью игр, новостей, детских тайн на двоих и вечных клятв. Стремительно пролетающие дни слились в один большой праздник с перерывами на обед и паузами на ночной отдых. Едва окончив завтрак, подружки выбегали в пустой еще двор и либо продолжали прерванную накануне игру, либо начинали новую. Ах, сколько было в то лето зарыто «секретиков»! Вера запомнила все места и потом, уже после случившегося, отыскала все тайнички. Играли они и в дочки-матери – то с Вериными куклами, то с двухлетней Лидией, которую родители частенько снаряжали гулять вместе со старшей сестрой. То прыгали в резиночку, то отбивали о кирпичную стену дома – торцовую, без окон – полосатый мяч. Да мало ли игр, секретов и разговоров может быть у двух девятилетних девочек! За все лето они ни разу не поссорились, хоть раньше и случались между ними разногласия. Только одно настораживало Веру: от Алины иногда словно веяло холодом, а то вдруг подруга виделась Вере в черно-белом цвете, словно фотография из семейного альбома.
– Ты чего? – удивленно спросила в один из этих моментов Алина и даже пихнула оторопевшую Веру в бок.
– Ты какая-то… странная, – призналась девочка. – Такая, не цветная.
– Как это? – не поняла Алина.
– Не знаю, – пожала Вера плечами, так как уже видела вновь подругу как обычно. – Как будто по телевизору, ну, по телевизору твоей бабушки тебя показывают. Черно-белая. Понимаешь?
– Нет.
– А ты меня такой не видишь?
– Вот еще придумала! – фыркнула Алина. – Нет, конечно!
– Я пошутила, – улыбнулась Вера. – А ты поверила.
– Не поверила нисколечко! А давай играть в актрисы! Будто нас по телевизору показывают. Я буду певицей. А ты – объявлять меня. А потом поменяемся.
Вера с увлечением подхватила идею новой игры. Они до ночи играли то в певиц, то в актрис, пародируя сценки из известных кино, даже пригласили в игру Пашку Петренко из Вериного подъезда – исполнять роль принца в одной из сценок. Пашка покривлялся, покривлялся в роли «принца» и заявил, что лучше будет разбойником. А потом во двор вышел его друг Степка, и мальчики убежали играть вместе.
– Подумаешь, какие! – фыркнула Алина и гордо отвернулась. В то лето она была тайно влюблена в Степку, о чем, конечно, поведала своей подруге. И в честь этой тайны под елкой за домом был закопан один из «секретиков» – спичечный коробок с фантиком от жевательной резинки «Love is…». Алина уговаривала Веру влюбиться в кого-нибудь заодно. Но Вера, как ни всматривалась в своих боевых товарищей, все никак не могла разглядеть ни в одном из них своего прекрасного принца. Все они – с выгоревшими на солнце затылками, с веснушчатыми лицами и загорелыми руками и голенями – казались ей одинаковыми, словно солдатики из коробки. Это для Алины, которая приезжала с далекого Севера раз в год на три месяца, все тут казалось каждый раз новым, в том числе и выраставшие за год мальчишки. А для Веры они все были товарищами по «войнушке», казаками, идущими по следу разбойников.
Конец августа застал девочек врасплох, подкрался незаметно, на цыпочках и из-за спины, спугнул громким «Бу!». Лето, прощаясь, расплакалось проливным дождем, нахмурилось свинцовым небом. Как же быстро пролетело время! Вот еще было начало июня, и Вера в такой же дождливый день бежала, распахнув руки, к такси, радостно здоровалась с выгружающими чемоданы родителями Алины. А вот уже сейчас стоит перед похожим такси и неловко переминается с ноги на ногу. Дождь хлещет по полиэтиленовому дождевику, струйки воды стекают с надвинутого на лоб капюшона на лицо, бегут по щекам ручейками, заливаются за шиворот. Вера переступала ногами в резиновых сапогах и втягивала озябшие кулаки в рукава дождевика. Алина стояла одетая в яркую курточку, обутая в резиновые сапожки и в надвинутом на лицо капюшоне. И так же, словно копируя летнюю подругу, прятала пальцы в рукавах.