Секрет государственной важности
Шрифт:
— Хорошо, — подумав, ответил Ван. — Я, правда, не собирался уезжать из Владивостока, но на этих условиях…
— Ну, вот и ладно… Мы ищем большевиков, — без всякого перехода продолжал Соломаха, — у нас есть сведения, что они собираются в твоей харчевне… Погоди, погоди, — поднял он руку, видя, что китаец намерен возразить. — Конечно, ты не знал, что они большевики. Это ясно. Так вот: один из них — широкий в плечах, с толстой шеей и здесь вот, — Соломаха показал на бровь, — синий шрам. Второй худенький, волосы расчесывает так, — Соломаха показал, — пробор посередине, усики… А третий из моряков, грузин, чернявый, волосы вьются.
Китаец кивнул.
— Давай-ка еще по стаканчику, — сказал Кукин, — беседа складнее пойдет.
Выпили еще раз.
— Со шрамом? — вспомнил Ван. — Я видел… Два раза видел, — уточнил он, — вот за этот столик садился. А других… Нет, не заходили, не буду обманывать, господа, я бы заметил.
На анемичном лице Соломахи показалась тонкогубая улыбка; он, довольный, обернулся к приятелю.
— Мы предполагаем, что сегодня они все у тебя соберутся. Кожу, господин Ван, — уточнил Соломаха, — мы выдадим немедленно, как только захватим большевиков. Пусть твой мальчишка прибежит к нам и скажет два слова: «Пельмени готовы». Мы на том конце переулка, в аптеке, будем ждать. — Соломаха снова пошевелил пальцами.
— Хорошо, хорошо, — кивал китаец, — только, пожалуйста, не забудьте ваше обещание. Могу я посмотреть кожу, хотя бы один тюк?
— Потом, потом, — скривился Соломаха, — кожа самая лучшая… Ну, Кукин, что ты на это скажешь? — спросил Соломаха, когда они вышли из харчевни. — На кожу китаеза клюнул, ха-ха. Я таких насквозь вижу, недаром меня в Петербурге учеником Савинкова называли. Да-с. А только не видать этому китайцу кожи… — Соломаха самодовольно усмехнулся.
Проводив русских гостей, хозяин «Волшебных фонариков» вернулся на кухню. Подозвал мальчика и тихо сказал ему несколько слов. Из головы Вана не выходили конвульсивные пальцы незнакомца, его потные руки.
Когда часы с кукушкой отметили три, в харчевню вошел Руденко, за ним — черноволосый грузин. Осмотревшись, они сели у самой двери.
Ван чуть заметным жестом показал им на комнатушку рядом с кухней.
Дверной звонок звякнул еще раз. И нового гостя хозяин провел в ту же комнату. Это был товарищ Андрей.
Подпольщики выслушали рассказ Вана о попытке контрразведчиков подкупить его. Руденко сказал:
— Ох, как хочется им напоследок ужалить нас! Теперь других дел у контрразведки нет, как за большевиками бегать. Как мы с тобой того франта на базаре обошли, а? — Руденко рассмеялся и хлопнул грузина по плечу. — Не отчитаться сегодня им перед Курасовым. Что будем делать, товарищ Андрей? Как бы, серьезно, не угодить к тому полковнику.
— Нельзя этого допустить, — пригладил волосы подпольщик. — Сейчас у меня к вам всего несколько слов. Партийный комитет обращается к морякам и грузчикам. Час настал… Пусть моряки разбирают машины, выносят части на берег, пусть портят, ломают двигатели, если иначе нельзя. Главное — не дадим пароходы белякам. Пусть их японцы увозят на своих судах. Ты оставайся, дорогой друг, — сказал товарищ Андрей, приметив, что Ван собирается выйти из комнаты, — от тебя секретов нет. Скатертью белякам дорога. Народное добро понадобится во Владивостоке. Японцы сейчас сами грабят и белогадам не препятствуют. Задержать пароходы — задание партии. Это сейчас основное. Забастовка начнется завтра, — продолжал он уже скороговоркой, — пусть попляшут. Рабочая охрана действует, — товарищ Андрей усмехнулся, — партизан
Товарищ Андрей, видимо, не закончил, но в это время в кладовку вбежал мальчик и сказал что-то по-китайски.
— Офицерский патруль, и с ними контрразведчики, идут к нам, — перевел, побледнев, Ван. — Уходите скорей, товарищи. Вот сюда, в эту дверь. — Из комнатки был второй выход, во двор.
— Спасибо, товарищ Ван!
Руденко, товарищ Андрей и чернявый крепыш, представитель профсоюза моряков, выбежали через кухонное крыльцо.
Ван как ни в чем не бывало принялся усердно раскатывать тесто для пельменей. Но он с тревогой прислушивался к шуму на улице.
Под окнами «Волшебных фонариков» пробежало несколько офицеров, впереди них — господин в клетчатом пиджаке и узких брюках. Он размахивал тросточкой и что-то кричал.
Патрульные офицеры с повязками на рукаве ворвались в харчевню. Начался обыск.
Солнце ярко светило над Владивостоком. Лучи его озаряли вершину самой высокой горы. Когда русские основали город, там гнездились орлы. Теперь гора так и называлась: Орлиное гнездо.
Ветерок легонько трогал голубую воду Золотого Рога. На рейде и у причалов дымились русские и иностранные военные корабли, пароходы. На серый воинский транспорт грузились японские солдаты, соблюдая образцовый порядок.
По Светланской прохаживалась заметно поредевшая взволнованная публика. Люди останавливались и молча провожали глазами колонны японских войск. Город полнился мерным солдатским шагом. Генерал Точибана со штабом экспедиционного корпуса перебрался на броненосец «Кассуги».
Глава тридцать первая
ГУДКИ СЕГОДНЯ ЗВУЧАТ РАДОСТНО
Еще недавно дорогу в южное Приморье преграждали спасские крепостные укрепления. Грозные форты располагались между озером Ханка и западными отрогами Сихотэ-Алиня. Здесь проходила главная линия обороны белых. Перед командованием Народно-революционной армии стояла задача: взять приступом спасские укрепления — ворота на Владивосток.
Восьмого октября по приказу командарма Уборевича шестой Хабаровский и пятый Амурский полки перешли в наступление. Народноармейцы шли на приступ под градом вражеских пуль, рвали колючую проволоку под артиллерийским обстрелом.
Вскоре в руки Амурского полка перешел форт номер три. Девятого октября красные полки снова пошли в наступление. Троицко-Савскому кавалерийскому полку, дравшемуся вместе с дивизионной школой, ценой тяжелых усилий удалось захватить деревню Дубровскую. Хабаровский полк после ожесточенного штурма ворвался в форт номер один и занял северную часть города Спасска.
Белые отчаянно сопротивлялись. Они понимали, что здесь решается их судьба.
Командование Народно-революционной армии бросило в бой последние резервы. Со стороны Анучина вступили в схватку партизаны. В середине дня четвертый Волочаевский полк захватил форт номер пять.
В конце дня девятого октября каппелевцы с большими потерями оставили город.
Дорога к Владивостоку была открыта. Части Народно-революционной армии, продолжая кровавые бои с каппелевцами, пытавшимися задержать наступление, взяли Никольск-Уссурийский.