Секрет лабиринта Гаусса
Шрифт:
Шурка ничего не ответил. Только пламя пылающего костра отразилось в черных зрачках тревожными огоньками.
Тимка вытащил из огня котелок:
— Пора шамать.
Жирная похлебка, приправленная лебедой, быстро насытила голодных ребят. Для приманки бандита котелок с остатками пищи поставили у костра, чтобы хорошо был виден с горы. Быстро накидали под навес травы. Разложили ее продолговатыми кучками. В темноте, прикрытые сверху телогрейкой, кучки походили на фигурки спящих детей.
— Давайте сюда еще капкан поставим, вот потеха будет. — Шуркино предложение понравилось. Взвели пружину и поставили капкан у входа. Острые зубья прикрыли травой. Хотели в костер подбросить дрова, но не успели. Внизу в каменистом карьере посыпался щебень. Схватив лук и стрелы, ребята бросились в гору. Легко пробежали метров сто и притаились среди камней. Смотрели вниз на огонь, на летевшие в темноте искры. Ждали.
Но бандит к костру не выходил. Может быть, его в карьере и не было. А шагал он уже где-нибудь, по брошенной дороге, и мечтал о встрече с Костоедовым.
Из-за тучки выглянула луна. Печальным светом она озарила каменные нагромождения старых карьеров. Желтыми стали казаться высокие кучи сыпучего песка. Как будто не все золотинки вымыли из него давно умершие здесь польские повстанцы.
Он появился со стороны навеса. Послышался осторожный скрип песка. Бандит наклонился и посмотрел под навес на телогрейку. Решил, что дети спят, разогнулся и подошел к костру. В левой руке у него был широкий кинжал.
Бандит огляделся. Шурка вздрогнул. Ему показалось, что зеленые глаза посмотрели именно на него. Бандит пальцем за проволочную дужку подхватил котелок, через край сделал несколько глотков. Толстые губы зачмокали. Он опять покосился на телогрейку, отошел к глыбе и начал пожирать похлебку. От удовольствия потихоньку кряхтел. Выпив бульон, положил на камень кинжал и пальцами залез в котелок, стал выедать гущину. Пустой котелок отбросил в траву и снова схватил кинжал. Пошел к навесу. Осмотрел камни. Поднял обглоданные ребятами кости, засунул в рот. Захрустел. Снова покосился на телогрейку и тут выдал свою тайну. Срезал ветку кустарника и, пятясь задом, стал заметать следы. Тимка разглядел, что к подошвам пришельца привязаны толстые пучки травы, поэтому четких следов он никогда не оставлял. Бандит ушел. Из карьера донесся шум осыпавшихся камней, и стало тихо.
— Мальчишки, я вижу бандита. Это, по-моему, он.
Всмотрелись в противоположную сторону карьера. Бандит черным пятном поднимался к башне.
— Пойдемте спать. Он больше не придет, — сказал Тимка. Спустились к костру. С темной стороны заползли под навес. И тут едва не произошло несчастье. Забыв о капкане, Таня стронула предохранитель. Лязгнули стальные челюсти, намертво зажав пучок травы. От страха у Тани выступили слезы:
— Руку чуть не откусил, окаянный.
Тимка, Шурка и Таня легли на траву. Петька накрыл их телогрейкой:
— Спите. Не бойтесь.
А сам полез на глыбу наблюдать за башней. Он лег на живот. Рядом положил лук и стрелы.
Петьку мучил вопрос:
«Почему бандит не налетел на них? Он идет в Жаргино, это ясно. Но зачем ему свидетели. Тимка, Таня, Шурка, он — Петька? Зачем? Рассчитывает, наверно, расправиться с ними в Жаргино, а дальше — идти с Костоедовым».
Петька злорадно усмехнулся. «Попрыгаешь ты, гад, когда узнаешь, что старичок-то сдох».
Петька поднял голову — в окне башни мерцал огонек.
«Зажигалку, видимо, зажег, — подумал Петька, — немецкую, «вечную».
Луна по горизонту обошла карьер, и теперь светила из-за Петькиной спины, прямо в оконца деревянной башни. Можно было различить балкон и закрытую дверь. Петька посмотрел вправо на черную скалу и от неожиданности привстал. Там, на противоположной стороне, по старой дороге шагал бандит. Это был он. Но как он вышел из башни, когда дверь за всю ночь ни разу не открывалась?
У поворота бандит остановился, постоял как будто в нерешительности и пошел в гору, уже не оглядываясь.
Небо стало светлеть. Петька поднялся. Взял стрелы и лук, спрыгнул на землю, ногами осыпал камушки:
— Вставайте, Вислоухий ушел.
Все вскочили, как по команде.
— Куда ушел?
— Через гору перевалил.
— Куда же он поперся?
— Черт его знает.
— Давайте сматываться подобру-поздорову, — быстро проговорил Шурка. — Я сон плохой видел.
— Причем тут твой сон, просто Вислоухий может вернуться. Здесь он других диверсантов, я думаю, ожидает. Капитан Платонов говорил же, что с самолета могут сбросить.
Похватали вещи и почти бегом поспешили за Петькой.
Карьер остался позади, когда ребята, увидели каменистый склон, покрытый яркими пятнышками. Подошли. Это были бабочки. Тысячи ярких бабочек. Крылья у них блестели, словно покрытые красным лаком. Таня хотела взять одну, но вдруг отдернула руку. На спине у бабочки был рисунок — человеческий череп с костями.
— Не трогай их! Беда будет! — сказал Шурка: — Помнишь, Тимка, сколько их принесло на Байкал. А на второй день войну объявили.
Но Таня осмелилась и схватила за крылья самую большую. И только оторвала ее от камня, бабочка задвигала цепкими лапками и запищала противно, как крыса, Таня отдернула руку:
— Фу, какая гадость! — Таня поплевала на пальцы и обтерла их о траву.
Сразу за голым холмом оказалась широкая тропа, местами заросшая колючим кустарником. Название кустарника Тимка не знал, потому что видел впервые.
— Смотрите! — Шурка указал рукой на обочину.
В золотистой песчаной пыли отпечатались следы человека.
— Вислоухий! Теперь надо смотреть в оба!
Тропа вывела ребят на дорогу. Петька вынул компас, сверился. Дорога шла точно на юг. И если эта была та самая, о которой говорил дед Игнат, то, значит, где-то недалеко находилась брошенная деревня Жаргино. Заволновались ребята. Перешли на шепот.
Горы расступились. Дохнуло горячей степью. То и дело дорогу перебегали толстые суслики.
«С голодухи здесь не загнешься», — подумал Шурка.
Как могильная тумба, стоял на дороге черный столбик. С четырех сторон были выбиты на нем двуглавые орлы. Немного ниже виднелись ржавые петли. В траве Тимка заметил чугунную плиту. Вечером подняли ее, перевернули. Очистили от грязи и прочитали витиеватые буквы: «Жаргино — три версты».