Секрет невечной мерзлоты
Шрифт:
Эда ушам своим не верила. Мама даже не высказала тревогу – сразу согласилась. Конечно, денег не хватало в последнее время, и, наверное, если Александр будет работать, это будет полезно, но что вот так просто? Будет полностью жить в городе? Она посмотрела на брата так яростно, как будто собиралась стукнуть.
– Мам, я иногда ее боюсь, – с отвратительной улыбочкой заявил брат, кивая на Эду. Тогда девочка подняла голову, победоносно улыбнулась и заявила:
– Наконец-то он не будет торчать на унитазе по три часа и занимать ванную по утрам! Свобода!
Александр шумно выдохнул:
– Что за сестрички мне достались!
Мама только сказала «Александр», бросила на него короткий взгляд, после чего они продолжили обсуждать детали его будущей работы в университете, который он заканчивал в будущем году.
Суп в Эду больше не лез, но она точно знала, что если откажется от ужина, все сочтут, что она расстроена.
Там она рухнула на кровать. Ничего не хотелось делать. Было грустно, темно внутри. Почему все стало так тяжело в последнее время? Эда еще помнила времена, когда все любили ее, а она любила всех. Даже Анну и Александра. Честно говоря, его даже больше всех. С ним всегда было смешно, он всегда катал ее на санках, всюду водил за руку. Девочка не знала, когда и почему все испортилось. Мама всегда работала, часто была грустной. Все стали какими-то другими. Прежде Эда, Анна и Александр всегда с удовольствием играли вместе, им даже не нужно было покидать двор, ведь там было все что нужно – и мячи, и скакалки, и качели, и даже небольшая кадка, которая служила им летом бассейном. А потом Анне и Алексу все стало неинтересным. Они стали говорить, что Эда для них слишком мала, что им некогда, что у них свои дела и свои друзья. Они перестали играть даже друг с другом. Еще позже Александр закончил школу и поступил в университет, а еще через два года – и Анна. А Эда осталась одна, хоть старшие брат и сестра часто были рядом, они все же были словно очень далеко.
В комнате стало совсем темно, но девочка не могла встать с постели. Так и лежала, ничком, уткнувшись в покрывало и дыша от бессилия через раз. Вспомнила про бисер, найденный в старом доме, но он уже не казался ей интересной находкой. Ничего не казалось ей интересным. Наверное, детство закончилось. Эда слышала от взрослых, что когда детство заканчивается, жизнь становится трудной и не такой веселой. Ей это было совсем непонятно, но они – взрослые – говорили об искренне, и Эда склонялась к тому, чтобы верить. Вот может, эта тоска, эта затянувшаяся полоса несчастий и была взрослой жизнью?!
От этой мысли Эда даже села в постели. А что? Ей почти 12. В этом возрасте, слышала она, даже замуж в некоторых странах выходят. Значит, так и есть – она выросла! Эда снова бессильно рухнула в постель. И так и уснула – в одежде, на боку, со свешенными вниз ногами.
2
Александр переехал в город уже на следующей неделе. Анна по-прежнему приезжала поздно, и даже если находилась дома, была занята своими делами. Маме она говорила, что готовится к занятиям, но сама чаще красила ногти или листала какие-то модные журналы. Этой осенью в пятом часу, когда Эда возвращалась после двух школ, дома чаще никого не было – мама на работе, Анна на учебе. Поэтому перехватив что-нибудь на кухне – бутерброд или печенье с молоком, Эда шла во двор. Если позволяла погода, садилась на крыльцо и любовалась садом, сквозь густые ветви которого солнце рисовало узоры на брусчатке, иногда собирала красивые листья, краснеющие и желтеющие все больше с каждым днем. Иногда читала на крылечке книжку или снова бездельничала. А если шел дождь, шла в старый дом в надежде отыскать там еще что-нибудь полезное, пока его не снесли. Пока, кроме бисера и пары небольших коробочек, которые Эда могла бы использовать для хранения каких-нибудь мелочей, ничего доброго не нашлось, но делать девочке все равно до шести было нечего, поэтому поиски она иногда продолжала.
Когда тень поднималась до мансардного окошка, Эда знала, что скоро придет мама, и пора идти в дом, делать уроки. После уроков ужин, потом мама брала свои спицы и садилась к экрану телевизора, а Эда садилась рядом, чтобы следить за движением маминых рук. Все вроде бы было хорошо в семье Эды, но ей, тем не менее, было грустно. И девочка чувствовала, как эта грусть меняет ее помимо ее воли. То и дело мама качала головой в ответ на ее недобрые реплики, Анна презрительно фыркала или обзывала «глупым крысенышем», а Александр… Александр совсем никак не реагировал, потому что почти не бывал дома, а если бывал, ему было не до младшей сестренки. И добрых слов ни для кого у Эды почему-то больше не было. Она стала грубить всем – и родным, и друзьям в школе, и учителям. С лучшей подружкой Аидой они давно уже не разговаривали, потому что Эде казалось, что и та против нее. Все вокруг всегда говорили не о том, задавали глупые вопросы, смотрели враждебно. Девочке все чаще хотелось остаться дома и не ходить в школу. И только один человек не вызывал в ней плохих эмоций – ее педагог по музыке Эдуард Генрихович, который был сыном маминой подруги. «Наши Эдики» часто говорили о них мамы, хоть, правда разница в возрасте у Эдиков была огромная – почти двадцать лет. Но Эда уважала своего учителя не потому, что у них схоже звучали имена, и он был сыном маминой подруги, а, наверное, потому, что он был терпелив, молчалив, никогда не задавал глупых вопросов, с любовью делал свою работу и очень красиво улыбался.
В один из обычных дней после школы Эда снова села на крылечко. Было солнечно, но холодно, и она впервые в эту осень надела толстый зимний свитер. Анна не приезжала уже два дня – сказала, что ей нужно много заниматься, и она останется у Александра до выходных. Ну и ладно, когда их нет, даже лучше – весь дом в распоряжении Эды. Она собрала свежевыкрашенные природой красно-желтые листья, подмела двор. Хорошо было бы иметь щенка, подумалось ей. Было бы весело, она бы играла с ним после школы, кормила, обучала командам и засыпала бы под его урчание на коврике. Но мама против. Она говорит, что для того, чтобы заводить животное, нужно быть уверенной, что сможешь за ним правильно ухаживать, а как быть уверенной, если ты еще не пробовала и не знаешь, что это такое?
Эда послонялась еще немного во дворе, посмотрела на фасад дома – солнце еще не добралось до мансарды, но девочка все равно пошла в дом. Проходя в свою комнату, она заметила, что дверь в комнату Анны открыта, а внутри у сестры такой беспорядок, за который Эда бы точно получила выговор. От вспышки негодования, мысленно произнося колкие обличительные слова в адрес старшей сестры, она вошла в ее спальню – ну вот, все вещи разбросаны, дверцы шкафа раскрыты, и в нем тоже никакого порядка. Эда нахмурилась и вошла. Ей вдруг захотелось сделать что-то такое, отчего сестре бы здорово влетело от мамы. Беспорядком маму уже не удивишь, конечно. Постель была, хоть не очень аккуратно, но заправлена, и тогда Эда внезапно сдернула покрывало на пол, а затем встряхнула и одеяло – пусть мама увидит, в каком состоянии Анна оставила комнату перед отъездом. Потом ее взгляд упал на трюмо, а на нем она увидела мамины бусы из черных мелких камней. Эда сделала шаг вперед, но заколебалась. Порвать их? Но это же мамины… Она взяла их в руки, в нерешительности прикусила губу. Если мама увидит, в каком состоянии бросила ее старшая дочь комнату, она наверняка проучит ее, а Анне это просто необходимо. Ведь она ведет себя отвратительно! Но за несколько разбросанных вещей Анна взбучку не получит, и мама только добавит себе хлопот, пока будет складывать все это за нее, а вот если разозлить маму хорошенько… Девочка слега натянула нить тонких красивых бус, но смелости ей не хватило, и она вернула украшение на трюмо. «Трусиха», подумала она о себе, и снова вспомнила, как отвратительно Анна ведет себя в последнее время, как бросает в адрес Эды обидные слова и еще то, что она никогда – никогда не соглашается поиграть в шашки, когда Эда ее просит. Девочка резко взяла бусы и изо всех сил рванула нить.
Это оказалось проще, чем она думала. Бусины разлетелись по всей комнате, и Эда замерла, слушая, как постукивают они по голому полу и где-то вдалеке замолкают. Девочка увидела себя в зеркале, но ее отражение отпугнуло ее, и она невольно отошла в сторону. На кровати Анны среди прочих вещей она увидела джинсовую куртку сестры, которая всегда ей очень нравилась. Анна, конечно, не разрешала сестренке брать ее вещи, но теперь, когда ее нет, можно делать все, то угодно. Эда надела куртку, и поверх толстого свитера та оказалась ей впору, лишь длинноваты рукава. Девочка почувствовала себя в этой куртке такой взрослой и модной, что решила, не спрашивая разрешения, надеть ее завтра в школу.
Мама в комнату тем вечером не зашла. Эда даже дверь в спальню приоткрыла шире, но мама не поднималась на второй этаж, и в комнаты детей вообще не заглядывала. Она была немного рассеянной в последние месяцы. Тем не менее, Эда решила не рисковать и на следующее утро, уходя в школу, убрала куртку сестры в рюкзак, чтобы надеть позже. Весь день потом она ходила в этой куртке, хоть и было очень жарко. А когда возвращалась домой, случилось непредвиденное. Она проходила мимо детской площадки, решила один раз скатиться с горки – что только ее туда потянуло! – случайно зацепилась пуговицей нагрудного кармашка за какой-то крюк пока пыталась расположиться для удобного спуска и дернула. Карман полностью не оторвало, но по линии шва, которым этот кармашек был пришит, полочка куртки разорвалась сантиметров на пять. Эда не сразу поняла, что за хруст услышала, а когда увидела, что произошло, застыла от страха – что теперь делать? Анна не только узнает, что Эда брала ее куртку без разрешения, но и то, что младшая сестра была в ее комнате, а значит, догадается, что и бусы порвала тоже незваная гостья.