Секрет шкипера Харвея
Шрифт:
— Вы за что сюда попали?
Тот не ответил. Витя решил, что мальчишка не хочет отвечать, не доверяя ему. И уже хотел было сказать, что он сам советский пионер, когда другой парнишка пояснил:
— Ты не обижайся: он у нас глухой. А мы здесь на зиму.
— Как это «на зиму»?
— Ха! Ты уж не сын ли паши, что не понимаешь таких вещей? Попробуй заработай зимой на хлеб! А дома и малышам-то не хватает. Вот наш глухой и предложил этот план. Мы пошли в богатую лавку и на виду у всех цапнули туфли… И вот мы здесь. Каждый день дают хлеб, похлебку. Хорошо!
— Вам не хочется на волю, побегать, поиграть? Вы не скучаете без родителей? — удивился Витя.
Лица у собеседников стали сумрачными, грустными. Ничего не ответив, мальчики отвернулись от Вити, затянув грустную песню.
Витя вспомнил, что он читал о такой же истории в какой-то газете.
Потом подумал, что в тюрьме они могли услышать о разных преступлениях. И если при них кто-нибудь заговорит о девочке, брошенной в океан, чтобы они немедленно об этом сообщили ему, Вите Череменцеву.
Только хотел сказать об этом ребятам, но они уже исчезли, и он почувствовал, что ползет в какой-то трубе. Было очень тесно и больно, сдавливало плечи, словно тисками. Кто-то полз впереди и подбадривал тонким голоском. Наконец впереди забрезжил свет. Ползти стало трудней: труба вела в гору. Когда Витя почувствовал себя совершенно обессиленным, его вытащили на землю, и он увидел, что выбрался из канализационного люка. Рядом стоял тощий, как гвоздь, мальчик лет десяти и снимал с себя отрепья.
Витя обнаружил, что и на нем такие же отрепья, а в руках щетка. Мальчик, крикнул ему:
— Снимай, снимай — нужно постирать теперь это.
— Где я? — спросил Витя.
— Как где? В городе Зенжан в государстве Иран, или, как пишут в арабских сказках «Тысяча и одна ночь», которые ты недавно читал, в царстве персидского шаха.
Только тут Витя обнаружил, что они действительно говорят на персидском языке.
— А как ты попал в трубу? — спросил он у мальчика.
— Работал! Я же чистильщик канализационных труб. Мне повезло: видишь, какой я тонкий, какие у меня узкие плечи… Других мальчишек не взяли… Меня зовут Хусейн… А сколько тебе платит хозяин?
Витя объяснил, что он попал в трубу случайно, и рассказал ему о Терри.
Хусейн сделал предположение, что, может быть, ее продали какому-нибудь купцу в жены, а ей удалось удрать. Когда Витя сказал, что это чепуха, Хусейн объяснил: у них все богатые люди покупают себе жен.
Витя стал ему, в свою очередь, объяснять, что Терри еще учится в школе. Хусейн не дал ему договорить:
— Что? Она училась в школе? Так она дочь большого богача! Почему тогда ты волнуешься: тут и сама полиция быстро разберется…
Все попытки Вити уверить Хусейна, что Терри не дочь капиталиста, успеха не имели. Мальчишка твердил:
— Думаешь, я не хотел идти в школу? Я так хотел учиться! Но мой отец только рабочий спичечной фабрики: он варит серу. А за ученье надо платить, и очень дорого…
Невдалеке, за высоким забором, слышались глухие, гневно звучавшие голоса. Хусейн толкнул Витю, показал: не замечая их, впереди крался какой-то тип. Вот он прильнул к забору ухом и замер, стоя спиной к мальчикам.
— Это шпик, — прошептал Хусейн. — Я его знаю, он живет недалеко от нашего квартала.
Хусейн поманил за собой Витю. Оба припали глазами к щели в заборе, и Витя увидел участок двора. За штабелями досок сидели бедно одетые люди с мужественными лицами. Они слушали товарища.
— Сегодня мы собрались, чтобы почтить память нашего товарища Хосрова Рузбеха, — говорил он приглушенным голосом, но Витя все разбирал, как будто он читал, а не слушал. — Хосров Рузбех был настоящим коммунистом. Правители нашей страны угрожают смертью каждому, кто станет коммунистом. Они схватили нашего Хосрова и устроили над ним суд. Помните, как он говорил о положении наших детей, что если уж генерал-губернатор Кермана прямо заявил, что в стране есть много детей, которые бродяжничают в поисках пищи и, как козлята, перебиваются травкой, то «его благословенное величество» не может считать, что народ живет в довольстве и благополучии!
Хосров Рузбех говорил, что такое положение не только в Иране. Зная, что ему будет вынесен смертный приговор, наш товарищ думал не о себе. Он обличал строй, который обрекает детей капиталистических стран на невероятные лишения и гибель. Он учил бороться против этого чудовищного строя. Тут Витя увидел, как шпик отделился от забора и помчался туда, где стоял полицейский. Витя сунул пальцы в рот и засвистел что есть силы: хотел предупредить тех, за забором.
— Бежим! — закричал Хусейн. — Полиция!
Преследуемый криками шпиков и выстрелами, Витя бежал долго, неимоверно долго, пока перед ним не открылось море. Не раздумывая, бросился в волны, поплыл… и оказался в Японии.
Витя сидел в небольшом чахлом лесочке и плел корзины вместе с другими ребятишками из деревушки. Витин сосед Одзаки, радостно блестя глазами, шепнул:
— Ты, наверное, принес нам счастье, Витя-сан! Сегодня утром мама дала нам по целому куску макрели. — Он полез за пазуху и вытащил кусок надкусанной рыбы. — Мне ее хватит на три дня. — Одзаки посмотрел на Витю и поправился: — На два дня.
И, оторвав кусок рыбы, протянул его Вите… Витя уже знал, что это самая дешевая рыба из всех, какие продают рыбаки. Но и ее ели в деревне раза два в месяц.
— Но я не знаю, что тебе сказать о Терри, — сокрушенно вздохнул Одзаки, продолжая начатый Витей разговор.
— Значит, ты тоже не можешь мне ничем помочь. — Витя поднялся…
И оказался в гостинице. Вокруг все говорили на испанском, и он тоже. Смуглый мальчик-лифтер, вместе с которым он ехал в лифте, был одет в нарядную курточку с двумя рядами блестящих металлических пуговиц. Витя посмотрел на себя: на нем была такая же курточка. Лифт остановился внизу, в холле гостиницы. Дверца распахнулась, и Витя увидел чемоданы. Их было не меньше десяти.