Секретарша
Шрифт:
— Этот художник интересует меня по личным причинам, которые я не хотел бы сейчас озвучивать. А от вас я жду правдивой информации о нем. Так ли он талантлив, к примеру, на что намекают масштабы предстоящей выставки?
Настала очередь ценителя искусства думать, жуя зубочистку. Потом он медленно пил вино, смакуя каждый глоток и коварно поглядывая на Максима. Тот сидел и терпеливо ждал, когда же собеседник начнет говорить.
— Правду, значит, хотите? Ну что ж, вы ее получите, — решительно поставил Антон Генрихович бокал на стол и удобно облокотился на край стола. — Тенденция сейчас такова, голубчик,
— Он настолько талантлив? — уточнил Максим.
— Он настолько пробивной, — скривился ценитель. — Без мыла влезет… ну вы меня поняли. Проныра, одним словом, у которого везде и все схвачено.
— А как же его картины?
— Откровенная мазня! — махнул рукой Антон Генрихович. — Мазня, какой кругом пруд пруди. Настоящие же жемчужины прячутся в своих раковинах на глубоком морском дне и ждут, когда отчаянный ныряльщик достанет их и явит свету. Скромность — украшение таланта. Но увы, в наше время, эта же скромность художнику только мешает.
Эк загнул! Можно было бы посмеяться, если бы ситуация не показалась Максиму настолько печальной, даже удручающей.
Но одно он для себя выяснил прямо сейчас, что Альфонс — бездарь, мнящая себя гением, а по сути идущая по головам более талантливых художников. Уже за это только он был благодарен собеседнику.
— И каковы перспективы выставки, которая совсем скоро состоится, где будут выставлены картины Стаса Ковальски?
— Да отличные перспективы! — допил ценитель залпом вино и поманил застывшего неподалеку официанта. — Повторите, дружок, уж больно по вкусу оно мне пришлось. Беда знаете в чем? — печально посмотрел он на Максима.
— В чем? — счел нужным вставить Макс.
— В том, что покупают полотна таких вот бездарей в точности такие лжеценители. Дизайнеры интерьеров, просто нувориши… Да мало ли таких. Площадей много, вот и завешивают стены мнимой красотой и дороговизной. Ковальски заработает на своей выставке кругленькую сумму, а чьи-то дома пополнятся его шедеврами в кавычках.
А вот это совсем не входило в планы Макса — дать ему заработать. В идеале, чтобы выставка этого Альфонса вообще провалилась.
— Такие вот Ковальски, — продолжал меж тем Антон Генрихович. Он уже заметно захмелел, и язык его на счастье Максима развязался. — Не бояться занимать большие деньги, чтобы вкладывать те в выставки. Они привлекают прессу, делают себе рекламу еще до выставки, а потом уже просто закрепляют успех. Народ идет и скупает их картины, просто потому что те скупают другие. Стадное чувство, батенька, беда всех мыслящих не совсем разумно. Ну и пухлые кошельки и желание потратиться на искусство. Только вот никакое это не искусство…
— Ну а помешать этому можно как-нибудь? — вынужден был перебить философа Максим. Боялся, если дать и дальше тому разглагольствовать вволю, то домой он попадет не скоро.
— Э-э-э!.. Да вы никак на него зуб точите! — погрозил ему пальцем с большим рубиновым перстнем ценитель. — Но меня это не касается, — тут же добавил. — Можно помешать, — после паузы продолжил, вмиг отрезвев.
— Поделитесь секретом? — усмехнулся Максим.
— Для этого вам понадобятся немалые деньги и огромная доля ответственности. Справитесь?
— Деньги у меня есть и ответственности не занимать, — пообещал Максим.
Полина
— Еду домой, — бодрым голосом сообщил Максим по телефону. — Уже ужасно соскучился.
Они расстались пару часов назад возле его дома, куда он подвез Полину, а сам отправился на какую-то встречу. В подробности ее не посвятил, сказал только, что встреча очень деловая. Вообще, последние несколько дней он почти каждый вечер с кем-то встречался. Надолго не задерживался, к ужину всегда возвращался. Выглядел соскучившимся и дико влюбленным. А еще ласковым, заботливым и самым лучшим.
И как она могла воспринимать этого мужчину когда-то как сварливого и вредного начальника?! Он совершенно не такой. Даже на работе. А уж когда затаскивает ее к себе в кабинет раз пять за рабочий день, и начинает целовать как одержимый, то Полина и вовсе забывает, каким он был когда-то, как вообще они общались полтора месяца назад.
Между собой они договорились, что три месяца, пока Галина Ивановна будет лечить свою ногу, Поля будет исполнять обязанности секретарши Максима. Но ни днем больше.
— Иначе я начну придаваться греху прямо на рабочем месте. Видеть тебя рядом и не сметь коснуться — это выше моих сил. Да и не могу я больше командовать тобой, хоть убей.
А она с радостью подчинялась. Баловала его всякими вкусняшками, разминала плечи, когда он особенно уставал. Правда этот нехитрый массаж всегда заканчивался поцелуями. Полина тоже не могла быть рядом с ним, прикасаться к его теплой коже и не целовать его. Это было выше ее сил!
Конечно же, шила в мешке не утаишь, и скоро все сотрудники логистической фирмы знали, что Полина и Максим вместе, что у них «любовь-морковь», как выразился однажды водитель Юра. Тот сначала вообще разобиделся на Полину, что предпочла его другому, но потом милостиво простил ее и даже поздравил со счастливым билетом. Поля понятия не имела, какой смысл вкладывал в эти слова Юра, сама же считала Максима своим самым счастливым билетом, дарованным ей самой судьбой.
Теория о дружбе между мужчиной и женщиной рассыпалась в прах, чему Полина тихо радовалась. Ни за что в жизни она не хотела видеть друга в том, кого только и могла настолько сильно любить. По-настоящему, крышесносно, страстно и бурно. Ой, да по-всякому и каждый раз по-разному! Полина даже не подозревала, что можно так любить. Она и думать-то ни о чем больше не могла. Только просыпалась, как в мысли вползал Максим и не покидал те, пока снова не отходила ко сну.
Все изменилось с недавних пор в жизни Полины, с водворением в ней настолько полного счастья. Любовь окрыляла, а настолько взаимная порой сводила с ума. В такие моменты Поля готова была задушить Макса в объятьях. Впрочем, он ничего не имел против и порой даже начинал «душить» ее первый. Доходило до смешного — любовные игры частенько начинались прямо в лифте и Поле это нравилось. Адреналин придавал их любви особенно яркие оттенки. А ведь раньше она даже не догадывалась, что способна на такие чувства, считала себя прохладной и сдержанной, на что и Стас частенько намекал, а порой и говорил открытым текстом.