Секретная миссия Пиковой дамы
Шрифт:
— Да, Серега, а как там этот наш перец? — вспомнила я.
— Какой перец? — встряла Ирка.
— Болгарский! — отмахнулась я от нее. — Серый, вы там у себя уже пощупали этого фрукта?
— Какого фрукта?! — капитан явно не понимал, о чем я говорю.
— Ну, Антуана же нашего!
— Женатого? — не дослышала Ирка. — А он разве женат?
— Холост, как кастрат! — отмахнулась я. — Серега, скажи, как он там у вас, колется помаленьку?
— Чем он колется? — заинтересовалась Ирка.
— Да пропадите вы пропадом, трындычихи! — страшным голосом прорычал окончательно замороченный Серега.
В трубке пошли обиженные гудки.
— Что это с ним? — после паузы растерянно вопросила Ирка.
— Наверное, не выспался, —
Было уже около полудня, когда я нехотя вышла из дома и медленно побрела по скрипящему снегу в сторону города. Белое поле радужно искрилось и больно слепило глаза. В ушах звенели радостные крики детворы, обновляющей путь на дровнях, санках, катальных дисках, каких-то тазиках с ручками, разделочных досках и прочем передвижном скарбе. Пару раз удалые катальщики едва не сшибли меня с ног, а уже на входе в лесополосу навстречу мне из-за деревьев лихо вырвался запряженный дюжим, как першерон, сенбернаром картонный экипаж. Из кузова, поверх изображенного на борту логотипа «SONY» и надписи «Не кантовать!», выглядывали три краснощекие взлохмаченные головенки. Лягушонки в коробчонке с шумом и воплем пронеслись мимо, обдав меня снежной пылью.
Во втором часу дня я забрала из подземного стойла торгового центра «шестерку» и неторопливо покатила к себе, на улицу Гагарина. На свежем воздухе мне немного полегчало, голова болела уже не так сильно, так что потребность в глотке спасительного пива отпала. Притом не могла же я пить, пока сижу за рулем! А Ирка как-нибудь перебьется до моего приезда, у нее пять видов лечебного рассола в ассортименте.
Оставив машину у подъезда, я поднялась в квартиру и проверила, все ли готово к возвращению мужа и сына. Так, еды в холодильнике маловато, мои мужики любят плотно покушать, небось даже ночью пожелают чего-нибудь перекусить. Сбегаю-ка я в магазин!
Вялой черепашьей трусцой сгоняв в соседний продмаг, я купила там замороженного цыпленка, дома натерла тушку солью с чесноком и перцем и засунула в духовку. Ну, пока птичка доходит до кондиции, можно поваляться на диване.
Я выключила все телефоны, чтобы не мешали, опустила больную головушку на мягкую подушечку, часок подремала и пробудилась как раз вовремя, чтобы успеть спасти подгорающую курочку. С новыми силами взялась за работу: аккуратно сложила Масины игрушки, посадила на видное место нового мишку. Заглянула в платяной шкаф: так, тут все в порядке, белье и носильные вещи загодя постираны, высушены и поглажены. Я с удовлетворением оглядела квартиру — чисто. Потом выглянула на балкон и увидела забытую в углу елочку с поникшими ветвями, на которых болтались обрывки мишуры.
Ладно, перед уходом из дома сгоняю на помойку и выброшу новогоднее деревце в мусорный бак.
В начале пятого я проверила, закрыты ли в квартире окна, двери и краны, включила в розетку телефон, оделась, обулась, распихала по шубным карманам кошелек, ключи и мобильник, прихватила елочку и вышла из дома. Пробежала мимо «шестерки», держа курс на помойку, там затормозила перед мусорным баком и призадумалась.
Что-то жалко мне стало новогоднее деревце! Буквально рука не поднималась выбросить елочку в контейнер! Это казалось мне несправедливым и жестоким. В лесу родилась елочка, в лесу она росла и зеленела, потом нарядная на праздник к нам пришла и много-много радости детишкам принесла, а за это ее засушили, заморили и безжалостно вышвырнули на помойку! Вот она, человеческая неблагодарность!
И тут я вспомнила, как совсем недавно Ирка рассказывала, будто в Германии рождественские деревца сразу после праздников культурненько собирает специальная муниципальная команда. Срубленные елочки заботливо высаживают в землю, и многие из них приживаются. А чем наша родная русская елочка хуже немецкой? Решено, я самолично положу начало новой доброй традиции!
Гордясь своей высокой гражданской сознательностью, я оглядела подступы к помойке. Наиболее подходящим местом для высадки лесной красавицы мне показался пустырь рядом с особнячком, который я когда-то фотографировала. Заложу-ка я тут еловую аллею!
Вообще говоря, с этой целью правильнее было бы отправиться в настоящий парк — всего-то и требовалось, что перейти через дорогу! Вероятно, я бы так и сделала, если бы не караоке. Дело в том, что из парка доносились приглушенные расстоянием вопли самозваных певцов, а мне эти звуки — что нож в сердце. У меня хороший слух и восемь лет музыкальной школы за спиной, правда, сама я не пою, потому что оцениваю свои голосовые данные весьма невысоко, но зато и вокализы других кобзарей абсолютно не переношу. Помню, во времена моего детства моя мамочка, большая любительница оперного пения, имела обыкновение за домашними делами распевать арии. Начнет мыть посуду, войдет в образ Лоэнгрина — и давай выводить: «О лебедь мой, ты грустный и печа-а-альный!» Так я делалась втрое грустнее этого лебедя и вдесятеро злее Карабаса-Барабаса! Мамуля тогда очень на меня обижалась, а я до сих пор не понимаю, почему владельцы караоке берут денежки с желающих покричать? По десять рублей с каждого горлопана? Я бы лично легко заплатила полтинник, только чтобы заставить замолчать очередного самодеятельного артиста с блеющим голосом мамаши семерых сказочных козлят!
В общем, щадя свои уши и тонкую душевную натуру, в парк я не пошла. Ежась всякий раз, когда ветер доносил до моего слуха особенно визгливый музыкальный пассаж, и спотыкаясь на кочках, я немного побродила по пустоши. Прикинула, куда бы поместить свою елочку, и выбрала небольшой аккуратный пригорок в центре пустыря. С точ-ки зрения ландшафтного дизайнера, каким я чувствовала себя в сей момент, на этой возвышенности елочка должна была смотреться особенно эффектно!
Конечно, ни лопаты, ни какого-либо иного инструмента у меня при себе не было, так как, отправляясь на мусорку, я еще не планировала заниматься озеленением территории родного микрорайона. Впрочем, нижняя часть елового стволика была загодя очищена от ветвей и заострена, поэтому я рассчитывала без особого труда воткнуть деревце в землю. Правда, уже некоторое время стоят настоящие зимние холода, верхний слой почвы мог промерзнуть, это обстоятельство следует учесть.
С этой мыслью я покрепче ухватила елочку, замахнулась и изо всех сил засадила заостренной еловой ножкой в приглянувшийся мне пригорок посреди пустыря.
Все, что случилось потом, походило на ночной кошмар!
Снизу, словно из-под земли, донесся придушенный болезненный рев — куда там певцам караоке! Мирный пригорок вздыбился, как могила вампира в голливудском фильме ужасов, и из-под рассыпающегося снега, пугающе завывая, полезла корявая согбенная фигура в белом полотняном саване, в районе горба некрасиво продырявленном моим еловым колом. Чудовище таращилось на свет бельмами в жутких наростах и орало сразу на три разных голоса: визгливый юношеский фальцет самозабвенно матерился, озабоченное женское сопрано приглушенно причитало: «Второй, Второй, что случилось, прием?!», а рокочущий мужественный бас командовал откуда-то из-под мышки: «Первый, Третий, Пятый, начали! Четвертый, пошел! Второй, пошел на хер, перестань орать, идиот, сорвешь всю операцию!!!»
Не переставая разноголосо реветь, кошмарный монстр вырвал у меня из рук елку.
— Не надо! — сипло вякнула я, втягивая голову в плечи и одновременно уворачиваясь.
Колючий веник с размаху опустился мне на загривок — к счастью, прикрытый меховым капюшоном, так что меня не оглушило, но я все же получила достаточное ускорение и шайбой полетела к краю площадки. Уже на излете врубилась в мусорный бак и упала, раскинув руки, по одной из которых тут же кто-то проскакал, а в другую сама собой, как птичка в гнездышко, влетела тепленькая металлическая штучка, оказавшаяся при ближайшем рассмотрении гильзой из желтого металла.