Секретные академики
Шрифт:
— Именно это направление ваших работ привлекало пристальное внимание общественности, о нем много и подробно писали. Мне кажется, имеет смысл подвести итог сегодня. Итак, в вашем институте оказались некоторые экстрасенсы — в частности, Джуна и Кулагина. Одна врачевала, а другая на расстоянии передвигала предметы. Почему они появились у вас и что вы пытались выяснить, изучая их?
— В 1979 году я избирался в Академию наук. Мне передали, что разыскивает Яков Борисович Зельдович. Позвонил ему. Он говорит, что почти обо всех работах вы докладывали у меня на семинаре, а потому мы готовы поддержать вас на выборах. Однако стало известно, что Гуляев занялся какими-то экстрасенсами, и теперь избрание его под
— По-моему, все началось с семинара у Капицы, не так ли?
— Меня попросили выступить перед узким кругом ученых и рассказать о работах по биомедицинской радиоэлектронике. Обычно это происходило на «семинарах» в Институте физпроблем, тех самых «вечерах по средам», которые основал Петр Леонидович Капица. Естественно, я согласился. Каково же было мое удивление, когда я увидел битком набитый зал — люди чуть ли не на потолке висели.
— Я там был. Все ждали сенсации от Гуляева…
— Я же просто рассказал о тех идеях, которые меня и моих коллег волнуют. Но по тем временам они были весьма необычны, а потому и вызывали такой интерес. Впрочем, многие опасались за свою репутацию, и потому предупреждали, мол, не рассказывай, что ты выступал в Институте физпроблем. Кстати, идеи были неплохие, вполне разумные, и будущее это подтвердило.
— А как к вам попали Кулагина и Джуна?
— Вызывает меня и Велихова Гурий Иванович Марчук. Он в то время был председателем Комитета по науке и технике и зампредом Совета Министров. Говорит нам, что у него состоялся разговор с Брежневым. Тот попросил разобраться с Джуной: лечит она Генсека или калечит. Приглашает нас Кириленко, которому Брежнев очень доверял. Он спрашивает: «Что нужно?» Женя Велихов хорошо знал ситуацию в ЦК, а потому сразу же сказал: по миллиону долларов и по десять миллионов рублей. Что удивительно, но деньги нам сразу же дали. И мы начали этой проблемой заниматься очень серьезно. Правда, у Велихова вскоре все прекратилось.
— А деньги он вернул?
— Зачем же? Отрицательный результат в науке — тоже результат, и иногда он стоит немалых средств. Я с самого начала поставил четкую задачу: поля и излучения у человека в процессе жизнедеятельности вполне реальны, и их надо изучать. Можно ли их измерить? Как их использовать? Мы сразу же всю мистику отодвинули в сторону, а начали заниматься проблемой серьезно, как и положено в настоящей науке. К сегодняшнему дню получены потрясающие результаты, и я ими горжусь не меньше, чем теми работами, о которых говорил раньше.
— Они связаны с исследованием экстрасенсов?
— Нет. Ничего необычного ни у Джуны, ни у Кулагиной мы не нашли. Обошлись без экстрасенсов. Хотя скрывать не буду, финансирование этих работ нам помогло продвинуться вперед весьма значительно.
— К примеру?
— Экзотики, наверное, хочется. Мы создали комплекс приборов. Один из них определяет медитацию у йогов.
— ?!
— Недавно приезжал главный медик Министерства обороны Индии. Я ему подарил такой прибор. За этим столом мы провели эксперимент. Он начал впадать в медитацию, а прибор все фиксирует. Он был в полном восторге. Будем выпускать такие приборы в Индии. Другой прибор может определить, является ли родинка на теле человека злокачественной или нет. Ее температура на полградуса выше, чем у окружающей кожи. После введения специального препарата вновь измеряем температуру. Если она не изменилась, то опухоль доброкачественная. Изменилась, — значит, надо срочно оперировать. Мы создали комплекс приборов, которые по изменению биополей определяют целый ряд заболеваний, и что особенно важно — на ранней их стадии.
— Как провести границу между знахарством и подлинной наукой? Ясно, что это сделать подчас очень трудно, не так ли?
— Для нас нет: мы можем их сразу же разделить с помощью своих приборов. Обычно я рассуждаю так. Среди нас есть люди, которые поднимают большой вес, быстро бегают, высоко прыгают. Они отличаются от нас, и с помощью своих приборов мы стараемся выявить границы человеческих возможностей.
— Можно еще один пример?
— Еще экзотики? Пожалуйста. В горах Индии стоит огромная армия. Это рядом с границей Китая. Там с обеих сторон почти миллион человек. Солдаты едят мясо, но проку от этого нет — оно не переваривается. Это связано с тем, что окислительные процессы идут плохо, и мясо организмом не усваивается. Мы сделали прибор, которые определяет уровень окисления пищи. Важно это?
— Безусловно. И не только для солдат. Каждый человек может использовать такой прибор для того, чтобы узнать, какую именно пищу ему лучше употреблять.
— Еще один пример. Все знают о томографии. Мы изобрели еще один ее вид. Она абсолютно безопасная и безвредная, и опять-таки позволяет выявить заболевания на ранних стадиях.
Из официальной справки:«Лазерные и оптические системы, методы и устройства. Об уровне проводимых работ свидетельствуют Государственные премии, присужденные доктору наук Е. Н. Базарову — за разработку высокоэффективных стандартов частоты, доктору наук М. Е. Жаботинскому и кандидату наук А. В. Францессону — за создание высокочувствительных квантовых парамагнитных усилителей».
— Я уже понял, что биомедицинскими исследованиями вы гордитесь. А как же с оборонной тематикой, во имя которой был создан ваш институт?
— Во времена Советского Союза у нас были проведены прекрасные оборонные работы, на самом высоком мировом уровне. Не буду рассказывать о них, так как практически все они используются и сегодня в армии и на флоте. Тогда это было главное назначение ИРЭ. Однако с распадом СССР ситуация резко изменилась — заказов у нас не было. Чтобы выжить, мы начали переключаться на гражданскую продукцию. Сегодня в институте уровень оборонных работ не более пяти процентов, а тогда это было больше восьмидесяти. Сегодня мы стали главным институтом по радиоэлектронике для быта и жизни людей.
— Хорошо это или плохо? Ведь фундаментальная наука страдает от отсутствия средств?
— Конечно, страдает. В оборонной тематике было очень много фундаментальных проблем. Они хорошо оплачивались. И хотя сегодня все иначе, мы тем не менее много занимаемся фундаментальными вопросами. Это позволяет нам держаться на высоком научном уровне.
— Ваши медицинские приборы находят применение?
— Медицина по своей сути консервативна. И это хорошо. Проникать в медицину трудно. Новые приборы воспринимаются медиками с трудом. Один из наших сотрудников уехал в Америку и там уже шесть лет пытается «пристроить» наши приборы по ранней диагностике рака. Даже в США нет ничего подобного, но приходится преодолевать огромные трудности, чтобы доказать эффективность их использования. Мы работаем со многими медицинскими организациями в разных странах мира. Убежден, что в конце концов добьемся своего: капля камень долбит. Некоторые приборы уже широко используются. Мы сделали браслет для машиниста. Если он начинает засыпать, то тот подает сигнал. И световой, и звуковой. В том случае, если человек не просыпается, то прибор дает команду на экстренное торможение. Наши приборы используются на всех железных дорогах.