Секретный архив Шерлока Холмса [антология]
Шрифт:
— Если ваши вожди не будут возражать, я с удовольствием вам помогу, — ответил я. — Но вы, безусловно, можете практиковаться в английском и французском с этим Рашидом. Насколько я понимаю, он учился в Оксфорде и Швейцарии, значит, достаточно хорошо владеет этими языками.
Юноша усмехнулся.
— Я вообще не стану с ним разговаривать. Он враг моей семьи, и когда-нибудь я похороню его в пустыне и помолюсь за его душу.
Я поднял брови.
— Выходит, вы из дома Сауда? — Этот вопрос я мог бы и не задавать. Семья Рашида свергла ибн Сауда с его трона в Эр-Рияде, хотя, если бы не хорошее образование юноши, я мог бы счесть его бедуином, считающим Рашидов ответственными за какие-то
— Я Абдул Азиз ибн Сауд, — с гордостью заявил юноша.
Не просто член королевской семьи, а низвергнутый юный принц! Майкрофт высоко отзывался о нем и его отце, восхищаясь незаурядным умом мальчика и его политическим чутьем.
«Когда-нибудь он станет замечательным королем, и если мы поможем ему, то всю свою жизнь он будет другом Англии», — припомнились мне слова Майкрофта, доносившиеся из глубины кожаного кресла и клубов сигарного дыма.
Но ибн Сауд был свергнут своими старыми соперниками Рашидами, а мальчик изгнан в пустыню вместе со своей сестрой Ноурой. Местопребывание его родителей и других членов семьи до сих пор оставалось неизвестным — было весьма вероятно, что их уже нет в живых.
— Ваше высочество, — заговорил я, вставая и кланяясь, как поступил бы, разговаривая с европейским аристократом высокого ранга, — знакомство с вами — честь для меня. Мое имя Шерлок Холмс, и я нахожусь в Аравии с миссией, порученной моей королевой.
— Шерлок Холмс? — быстро переспросил юноша. — Я читал о том, как вы раскрыли много запутанных преступлений. В английских газетах я читал много интересного. Так что это для меня честь встретиться с вами.
Он произнес это на вполне сносном английском. Именно тогда я окончательно решил отправиться через Руб-аль-Хали с отрядом бедуинов. Мне хотелось побольше узнать об этом саудовском принце, который чувствовал себя среди мурра, как дома, а также встретиться с Рашидом, который собирался путешествовать вместе с нами. Возможно, я не смогу добыть никакой важной информации, но, по крайней мере, это будет стимулировать активность моего интеллекта на протяжении долгого и трудного пути.
К полудню следующего дня я закончил свои дела в Эр-Рияде. Салах доставил меня в оба дома, которые я должен был посетить, и бесплатно отвез назад в лагерь мурра.
— Все равно сейчас уже поздно для хорошего заработка, а я буду рад снова встретиться с ибн Абдуллой, — сказал возница с приятной улыбкой. — Я успею вернуться домой, прежде чем ворота закроют после вечерней молитвы.
Я дал ему щедрые чаевые, а потом отправился к пожилому вождю бедуинов просить взять меня в путешествие. Ибн Абдулла хотя и провел жизнь в шатрах среди песков, но торговался из-за гонорара так же упорно, как, очевидно, натаскивал своих соколов. В конце концов мы сошлись на цене, которая значительно превышала мои пожелания, но была гораздо ниже установленного Майкрофтом бюджета. Мне предоставлялась маленькая отдельная палатка с несколькими циновками и одеялами, а питаться я должен был с группой Рашида, которую будут обслуживать подростки.
Я попросил, чтобы мне выделили в услужение Абдула Азиза, который будет ставить и складывать мою палатку, а также заботиться о моем верблюде и помогать мне садиться на него. Старик утверждал, что среди подростков нет никакого Абдула Азиза и что он никогда не слышал о доме Сауда. Я пожал плечами и объяснил, что паренек хочет попрактиковаться со мной в английском и французском, а так как в лагере такой только один, неважно, какое имя я дал ему «по ошибке». Ибн Абдулла глубокомысленно кивнул и согласился, что мне необходим такой помощник.
Группа Рашида прибыла только на закате следующего дня. Они приехали на великолепных лошадях, которых ибн Абдулла потребовал отправить назад в Эр-Рияд.
— Они не переживут перехода через Руб-аль-Хали, — сказал он, глядя на гостей так, словно считал, что им этого тоже не пережить.
В группе было четыре человека. Ахмед аль-Рашид принадлежал к тем представителям арабской знати, которых легко можно встретить в западных университетах. Он был достаточно красив и недурно сложен, но явно начинал предаваться излишествам, к которым склонен его народ. На вид ему было лет двадцать пять, но он уже порядком растолстел, а лицо его выглядело отечным и дряблым. Красная, покрытая пятнами кожа свидетельствовала о пристрастии к выпивке. Во время путешествия ему, безусловно, придется нелегко, так как ибн Абдулла не собирался терпеть в лагере алкогольных напитков.
Хотя я и не мусульманин, но должен признать, меня восхищал вождь мурра. Он не позволял никаких отклонений от правил своей религии ни себе, ни своему племени. Причем в нем не было ни капли лицемерия — он был самым безукоризненно честным и глубоко благочестивым из всех, кого мне приходилось наблюдать. Меня интересовало, почему Ахмед аль-Рашид, который казался полной противоположностью старику, решил путешествовать с ним.
Спутниками аль-Рашида были двое слуг, а третий — его школьный товарищ, не принадлежащий к знати, но, по-видимому, из очень богатой семьи. Он носил невероятное имя — Халил ибн Питерсон, что подразумевало любопытную историю, которую мне не терпелось услышать. Не исключено, что этот Питерсон в большей степени, чем аль-Рашид, обладал добродетелями своего народа и в меньшей — его пороками, что нередко встречается и в Англии при дружбе подобного свойства.
Я праздно наблюдал, покуривая трубку, как слуги устанавливают палатку Рашида. Это было нелегким делом, так как в ней имелось по меньшей мере три «комнаты», несколько медных канделябров, а также столов и стульев из дорогого дерева с изысканной резьбой и перламутровой инкрустацией. Вторая палатка, предназначенная его другу, была меньшего размера, но в ней также нашлось место масляным медным лампам и мебели.
Абдул Азиз, юный принц, исполняющий обязанности моего оруженосца, присел на корточки позади меня, также наблюдая за этой роскошью, воздвигаемой среди сурового быта бедуинов.
— Он не уважает жителей пустыни, которые куда достойнее его, — с презрением сказал Абдул Азиз. — Ахмед аль-Рашид пытается показать, что он выше их, но показывает лишь собственную глупость. Ему кажется, что он уберет меня в пути — значит, он в самом деле глуп.
Я глубоко затянулся трубкой.
— Никогда не следует недооценивать врага, — заметил я. — А почему вы считаете глупостью всю эту мебель и прочее?
— Потому что нам придется тащить через Руб-аль-Хали столько воды, сколько мы в состоянии унести, — ответил юноша. — Мы можем полагаться только на верблюдов, а многие из них погибнут в пути. Чем тяжелее будут нагружены верблюды, тем скорее они начнут умирать от жажды. Без верблюдов мы все погибнем.
— Хм-м! — протянул я, глядя на палатку, уже готовую к приему обитателей.
Табак в моей трубке был весьма недурен, а оценка Абдулом Азизом Рашида соответствовала моей собственной. Парень, безусловно, был куда более смышленым, чем многие представители королевских семейств Европы. Наше министерство иностранных дел могло только мечтать, чтобы некоторые из Габсбургов были столь же толковы.
На песке зашевелились тени, и Абдул Азиз успел ускользнуть, прежде чем ко мне подошел слуга Рашида. Он поклонился, коснувшись сердца и лба, словно обращаясь к правоверному.