Секреты для посвященных
Шрифт:
Но по мере того как Вячеслав приближался ко второму этажу, где располагался штаб редакции, владевшее им возбуждение уступило место хладнокровной рассудительности. Приходилось признать: главное в очерке все-таки неотложность реформы государственного лесопользования. Что же касается человеческой драмы, первый акт которой разыгрался у него на глазах в далекой Сосновке, развязка-то наступила только что, на полигоне. Скорее всего, это будет темой следующего его очерка.
Поэтому, войдя в помещение секретариата, он не стал ломиться в кабинет Нефедова, а, отвесив комплимент юной круглолицей сотруднице Верочке, попросил
— В следующем номере идет статья о каком-то Грачеве… Это случайно не ваш родственник?
Вячеслав немедленно раздобыл верстку статьи. Она называлась «Золотой портсигар с монограммой». Первый же абзац заставил его сердце забиться быстрее. Речь в статье шла об его отце, о вибробуре и его противниках.
Вячеслав взглянул на подпись под статьей: Ю. Щеглов.
С того дня когда Щеглов на редакционной «летучке» со злостью набросился на его репортажи, посвященные, как он едко выразился, «теленку с двумя головами», их отношения прервались. И вот теперь Щеглов выступает в защиту его отца.
Юра, облаченный в пятнистый костюм из «варенки», делавший его похожим не на журналиста, а на десантника, слушал посетителя, прыщавого подростка, в своей излюбленной позе — как бы в изнеможении навалившись грудью на стол и полузакрыв свои круглые, как у филина, глаза.
Вячеслав молча положил перед ним типографский оттиск статьи.
— Твоя работа?
— Моя.
— Спасибо тебе, — с чувством проговорил Вячеслав. — Слушай, а как тебе удалось расколоть этого негодяя? Я пробовал, у меня не вышло.
После этих слов Щеглов заметно повеселел, он опасался, что их размолвка в результате истории со статьей еще более углубится, и был рад, что этого не случилось.
— Прежде всего надо было определить, какие побуждения заставили внешторговца взяться за перо — благородные или корыстные. Копнул поглубже, и всплыла довольно неприглядная история. Оказывается, в партком министерства поступили сигналы о том, что этот тип тайно принимает от фирмачей дорогие подношения. Среди них, в частности, числился и золотой портсигар с монограммой. Однако делу не давали хода из боязни огласки.
Я пришел к выводу: внешторговец старался утопить отечественный вибробур, чтобы отработать полученные подарки. Спасал сделку с фирмой. Впрочем, это описано в статье.
Вячеслав спросил:
— А как ты вышел на отца?
— Ко мне явилась Лера, твоя знакомая. И все рассказала. Хорошая девчонка. Как там у вас с нею?
— У нас с нею ничего нет. Случайная знакомая.
— А где она сейчас?
— Подалась на юг. С друзьями.
Вячеслав еще раз горячо поблагодарил Щеглова за статью об отце и удалился. Разговор о Лере расстроил его. Он вдруг почувствовал себя таким одиноким! И решил навестить Дину. Однако с пустыми руками к ней не пойдешь. Сначала надо раздобыть школьную форму для Жорика.
Поехал в «Детский мир».
С добычей ринулся к Дине. Ее не было. Неожиданно для себя обрадовался. Оказывается, он вовсе не хочет видеть Дину. Она ему не нужна. Он оставил пакет с формой у соседки, попросил передать. Там же нацарапал записку: «Диночка, спасибо за все. Прости и прощай. Слава».
Она, конечно, огорчится, получив его записку. Ну что ж. Может быть, их разрыв вдохновит ее на создание какого-нибудь шедевра, наподобие того знаменитого полотна Родченко «Линия», которое было продано на аукционе «Сотбис» в Москве за огромную сумму — триста тысяч фунтов стерлингов. Кстати, Дина всегда точно знает: кто, что и за сколько продал.
…«Государственный комитет СССР по лесному хозяйству просит Вас принять участие в обсуждении вопросов усиления контроля за единым лесным фондом страны и внедрением рациональных методов его использования». Мысль с трудом пробивалась сквозь нагромождение корявых, как древесная кора, фраз. Приглашают его, Вячеслава. Выходит, очерк «Глухие места» не прошел незамеченным. Что он скажет? Там, на высоком собрании? Может быть, процитирует великого Гоголя, чьи слова звучат так, будто написаны сегодня: «…земли стали еще бесплоднее, потому что никогда в России не было вырублено столько леса, как во время ломок, перестроек, вечных переправок и переделок».
Он встал из-за стола, энергично растер руками затекшую спину. Его внимание привлекли розовые ноги манекена, взгроможденного на облезлый сейф. Зачем он, спрашивается, притащил его сюда, в рабочий кабинет? Каким же желторотым мальчишкой он был еще недавно, буквально пару месяцев назад!
С манекеном под мышкой Вячеслав вышел из редакционного здания.
Вот и еще одно лето пришло к концу. Оно началось в Сосновке, где ему, городскому выкормышу, везунчику, вдруг открылись бездны другой, незнакомой, жестокой и мрачной жизни, а продолжилось на полигоне, где генерал-лейтенант Волков, чье волшебное превращение из случайного попутчика в одного из военных руководителей страны приобщило Вячеслава к одной из самых больших тайн века, к секретам, открытым лишь для посвященных. Он многое узнал, многое понял. Но стал ли от этого счастливее?
«Во многой мудрости много печали…»
Порыв холодного ветра поднял и с жестяным шумом погнал по асфальту засохшие бурые листья. По небу тяжело двигалась армада темно-серых, набухших влагой туч. Было сумрачно. Куда делись краски лета — зеленое, красное, голубое, желтое? Почему так тревожно на душе?
Вячеслав шевелил пухлыми губами, разговаривая сам с собой. Что ж, наверное, через это надо пройти. После долгого, явно затянувшегося периода безмятежного существования, когда обманчивое ощущение движения заменяло само движение, а иллюзорная вера в предопределенность избранного пути мешала критически оценить содеянное, внести коррективы, поправить, улучшить… И вот свершилось. Мы остановились, огляделись и ужаснулись тому, что увидели. Оказывается, мало нарастить до невиданных пределов военную мощь. Нужна мощь и иного рода. Мощь духа, укрепленного правдой, мощь экономики, создаваемой свободными и умелыми людьми. Мощь и радость всего уклада нашей жизни, питающая само желание жить. Как сделать все это? Хватит ли сил?
В поисках ответа Вячеслав поднял взор к небу, как делали это его далекие предки, вопрошая судьбу. И вдруг увидел среди комков серой ваты, укутавшей небосвод, узкий, как серп, голубой прогал. Он воспринял его как символ надежды. Суровая зима минет, тучи рассеются, и снова наступит лето. Тихое, полное света, с ароматом цветов и трав. Наступит пора покоя, радости, сбывшихся надежд. Так будет. Он верит. А без веры и жить нельзя.
Вячеслав огляделся, прикидывая, куда пристроить розовый муляж. И замер на месте.