Секреты экстемальной охоты в Чернобыльской Зоне
Шрифт:
Охотники подождали, пока красная жидкость не опустится в желудок. Первым нарушил молчание Сазонов:
– Я это, - он указал на стол, - Что-то мне нехорошо, - он взялся ладонями за стол, присел и схватился за живот.
– Вино нормальное, но почему-то просится обратно, могу не удержать.
– У меня кружится голова, сильно, - сказал писатель.
– Нахлестались помоев на голодный желудок, вот и результат, дерьмовая рыбка - хреновая юшка, - сделал вывод Воробейчик. Он внезапно закатил глаза под лоб, застонал и упал на пол.
Ульме несколько раз моргнул, попробовал усилено дышать, но как подрубленный рухнул боком на лавку.
– Отравили, - прошипел лейтенант, вставил
Генерал посмотрел на внезапно павших товарищей, медленно поводил головой из стороны в сторону, пытаясь отогнать подступающую к горлу тошноту, и медленно опустил голову на стол.
Глава 11
Леня Воробейчик проснулся, вчерашняя головная боль вернулась. Он несколько раз открыл, закрыл глаза, попытался сфокусировать взгляд на потолке, но с первой попытки ничего не вышло. Голова трещала, как после недельного круглосуточного запоя:
– Контрафакт, - неразборчиво произнес майор.
– Обнаружен оперативной группой, находившейся под глубоким прикрытием. Ох, и винчестер, за такое надо сразу убивать. Рубить руки по самый пупок, - тут его, что-то больно толкнуло в бок. Леня повернул голову вправо. Рядом на лавке начал шевелиться генерал. Не открывая глаз, Степаныч спросил:
– Команда «Подьем» уже была?
– Сейчас будет, - Воробейчик кряхтя, с трудом приподнялся. Голова еще кружилась, а во рту ощущался стойкий привкус окислившейся меди. Майор оперся на руку, присел и попытался утвердиться в этом положении. В глазах продолжало двоиться.
– А где остальные?
– спросил генерал, усевшись рядом с Леней.
– Понятия не имею, может быть уже на толчке. После вчерашнего угощения я не могу понять, почему мы еще не там, - он указал пальцем в потолок.
– И место подходящее, за ритуальным обслуживанием ходить далеко не надо.
– Это внушает подозрения. Необычно тихо, посуды нет, значит, ее кто-то убрал, предположил генерал.
– Шатаются по кладбищу, читают эпитафии. На западе это принято, а писатели падки на разные сенсации. Их хлебом не корми, только дай выдать в печать, что ни будь этакое, с душком. Наш друг норвежец, конечно из лучших, мы его давно знаем. Но я думаю, и он понимает, что если книга выгодно отличается от всех остальных, то это хорошо. Кто знает, какая у писателей анималистов конкуренция, для меня, это темный лес. Не это главное, сразу возникает другой вопрос, Как после всего нам поступить с зарвавшемся проповедником? Люди не церковные мыши, их травить нежелательно, особенно когда процесс, коснулся нас лично. Ошибки точно не было, это враждебный умысел. И как бывший опер замечу, вполне осознанный.
– Мне с трудом верится, что священник, - генерал подошел к стоящей в углу табуретке, на которой стояла банка с водой, открыл малиновую пластмассовую крышку, сделал несколько больших глотков, и продолжил: - Ну вот, уже лучше. Вода удивительно как хороша. А местный проповедник, я думаю не причем, скорее всего, произошла какая-то накладка. Попробуй воду, замечательно освежает. Удивительно, вокруг одни болота, а вода ключевая, давно такой не пил. Где они ее берут? Удивляюсь.
– Да плевать я хотел на них, и на их воду.
– Воробейчик поднялся, обошел стол, мельком заглянул в окно и осторожно приоткрыл дверь.
Осеннее утро дохнуло в приоткрытую дверь приятной свежестью, в которую вплеталась слабая ароматическая нотка бензина. Ночной туман уверенно уничтожало восходящее солнце. Прозрачный золотистый свет медленно опускался по стволам чахлых сосен, разбросанных там и сям на небольших островках, среди моря камышей. Туман погибал на глазах, разваливался на куски и таял.
Генерал прошелся по трапезной, посмотрел на спину Лени Воробейчика продолжавшего любоваться природой и сказал:
– Вопрос напрямую касается вас, господин отставной майор, - Я не вижу рюкзаков наших друзей, лейтенанта Ивана Сазонова и норвежца Ульме Яккинена. Нет и их самих, я не склонен думать, что на них снизошло особое географическое озарение, и они уже на пути домой. Или куда еще они могли пойти? Писатель в разговоре не намекал? Возможно, поблизости есть нечто полезное для его книги? Потому что, ваша утренняя теория о парной слабости желудков, представляется мне малоубедительной. Что подсказывает богатый профессиональный опыт?
– А я говорил, не нравится мне этот поп. И дело совершенно не в обуви. Из под рукава несколько раз выглядывал «Ролекс». Я сначала подумал, что это китайская подделка, но не было времени, все как следует обдумать. Лейтенанта мучила жажда, вспомни его: «Давай – давай»! И шапочка, усыпанная отборными стразами от «Сваровски». Прямо скажу, Сазонов меня почти не тревожит, это наш человек. Так сказать, он социально адаптирован. Но писатель дело другое, он наивен до последнего предела. Его даже дистрофичная муха обидит.
– То есть ты считаешь, что в нашем нынешнем положении виноват, как там его? А… Гамадрил?
Воробейчик подошел к окну, задумчиво провел пальцем по стеклу и сказал:
– Нам нужен заложник. Кто ни будь из здешней мутной братии, - он указал подбородком на храм.
– А лучше этот, который в рясе. Был бы с нами Фомич, сделали бы без разговоров, все просто, вломились с трех сторон, покрутили главарю ветки, затем щадящее физическое воздействие, и песне не будет конца. Но вдвоем, без оружия, боюсь не осилим, - Воробейчик подвинулся ближе к окну, - Степаныч, иди скорей сюда, глянь. В жизни такого не видел. Реальный параолимпиец.
Сталкер Крот очень устал. Вчера, ближе к полуночи, он спустился с колокольни вниз и спросил у Гамадрила почему его не сменяют. Тот, как раз разговаривал с кем-то по спутниковому телефону. Настоятель зашикал на Крота, быстро оборвал разговор, буркнул трубке: - «Перезвоню», - и напустился на сталкера: - «Вы что себе позволяете! Немедленно вернитесь на свое место! Знаете, какая самая главная человеческая добродетель? Да будет вам известно раз и навсегда – это послушание. Я не благословляю вас покидать пост. Имейте в виду, самочинщики мне здесь не нужны. Еще раз такое повторится, и нам, скорее всего, придется расстаться. Помните, каким вы к нам пришли? А мы поставили вас на ноги, одели, обули, обогрели, обеспечили духовным питанием, а вы теперь чем нам платите? От неуемного обжорства, у вас плоть взбунтовалась».
Крот сплюнул кровь в ладошку и показал сгусток темной крови Гамадрилу.
– «Не надо тут мне спекулировать своими мнимыми болезнями», - еще сильней закричал Гамадрил.
– «У всех, что-то болит, вот у меня, никак не проходит мозоль на правой ноге, разве я прихожу к вам и начинаю стонать и плакать?»
– Я не плакал, - сказал Крот. Он понял, что дальнейший разговор бесполезен. Для опьяневшего от чувства собственной значимости настоятеля, существовал только один закон, одна правда, одна цель, обслуживание огромного, раздутого до колоссальных размеров эго.
– Я понял свою ошибку, - смиренно опустил голову сталкер, - Простите великодушно, нет числа прегрешениям моим. Бес попутал. Гордыня одолела. Простите еще раз и помолитесь за меня, дабы отступил от меня лукавый. Ходить мне всегда стезями правды и тьма беззакония не найдет места во мне.