Секреты прошлого
Шрифт:
На следующий день, собираясь на похороны, виконт понял, что его одолевают дурные предчувствия.
Похоронная процессия должна была отправиться с Белгрэйв-сквер в одиннадцать часов, а вслед за погребением в конторе поверенного намечалось оглашение завещания.
Прибыв в дом деда, виконт подошел к близким родственникам покойного, дабы занять среди них свое место. Ему сообщили, что для него подготовлен один из экипажей, нанятых для поездки в Кензал-Грин. Уязвленный до глубины души, он, впрочем, ничем не постарался выдать своей обиды.
Издали Дэвид отыскал взглядом отца, но тот сделал вид, будто не замечает его.
Наконец распорядитель объявил, что наступило время выезжать.
Глядя на драпированный бархатом гроб в огромном прозрачном катафалке, украшенном черными траурными лентами, виконт едва сдержал слезы.
Ему понадобились все его душевные силы, чтобы не разрыдаться прямо на виду у собравшихся.
Распорядитель неспешно занял свое место впереди шестерки вороных коней. Процессия начала движение. Маркиза с графом ехали в черном ландо сразу же за катафалком.
Двое верховых на лошадях, укрытых попонами фамильных цветов, пара носильщиков, держащих над головами черные доски, утыканные траурными страусовыми перьями, и многочисленные пажи в черном, на шляпах которых тоже были узкие траурные ленты, торжественным и печальным маршем двинулись вокруг Белгрэйв-сквер.
С одной стороны к катафалку были прикреплены щиты с фамильным гербом маркиза, увенчанным двумя коронами, и, если бы они не украшали собой похоронный экипаж, их роскошную оковку можно было бы счесть броской, даже вызывающей.
Карета виконта оказалась едва ли не в самом конце процессии. Прохожие и зеваки выстраивались вдоль тротуара, чтобы поглазеть на траурное шествие.
Стоило процессии достичь Гайд-Парк-Корнер, как распорядитель запрыгнул на облучок своего катафалка и траурное шествие повернуло в сторону Северного Кенсингтона, постепенно набирая ход.
Проходящие мимо люди останавливались, снимая шляпы и склоняя головы в знак уважения. Лондон давненько не видывал таких роскошных, величественных похорон.
Вскоре они прибыли в Кензал-Грин. После короткой службы в часовне, где многим из пришедших пришлось остаться снаружи, гроб торжественно понесли к месту последнего упокоения графа.
Виконт скользнул взглядом по массивной усыпальнице, вздымавшейся перед ними. Она находилась в двухстах ярдах от знаменитой могилы принцессы Софии и производила весьма скромное впечатление, если не считать мощных колонн, расположенных по ее углам.
Откровенно говоря, виконт даже ощутил прилив гордости оттого, что его дед выбрал столь неброский монумент.
Ведь у представителей старшего поколения вошло в моду обустраивать пышные и броские склепы еще в те времена, когда «Кладбище всех душ», или «Белгравию упокоенных», как называли Кензал-Грин, только-только создавали.
Тем не менее одного из самых выдающихся аристократов страны вот-вот должны были предать земле в усыпальнице, которую счел бы недостойной себя даже торговец, не говоря уже о маркизе.
«Ох, отец, не пренебрегай мною, – думал виконт, сердце коего разрывалось от горя. Всякий раз, когда он пытался поймать взгляд отца, граф попросту отворачивался. – Почему тебе обязательно нужно все усложнять?»
Священник затянул последние строки погребальной молитвы, и мужчины, несущие гроб, замерли у открытой двери.
Смаргивая слезы, виконт уставился на архитрав [7] над дверью, где было начертано чье-то имя. Прищурившись и напрягая зрение, он попытался разобрать надпись.
Она гласила: «Le Fevre».
«Ле Февр?» – подумал виконт.
Быстро подойдя к мавзолею сбоку, он протиснулся сквозь толпу, чтобы прочесть немудреную надпись.
7
Архитрав – нижняя горизонтальная часть антаблемента (балочного перекрытия пролета или завершения стены), балка, лежащая на капителях колонн либо пилястр и являющаяся его основанием. (Примеч. ред.)
Моей любимой Марии-Анетте Ле Февр, покинувшей этот мир 26 января 1891 года.
Под надписью в камне был высечен ангел с голубкой, несущей в клюве траурную ленту и возносящейся на небеса.
Смысл и значение надписи с рисунком были просты и понятны виконту. Речь шла о женщине, которую несомненно боготворил и обожал его дед! Более того…
– Она не была моей бабушкой, – едва слышно выдохнул он.
Озадаченный и сбитый с толку, Дэвид вернулся на прежнее место. Голова у него шла кругом, а земля уходила из-под ног.
Ему срочно нужно было на кого-то опереться, и он коснулся плеча одной из своих младших кузин, а та резко обернулась, словно насмерть перепуганный кролик.
– Дэвид, – негромко и с укоризной обратилась она к нему. – Что с тобой?
– Прости меня, Арабелла, – ответил он, чувствуя, как на него накатила тошнота и на лбу выступил холодный пот. – У меня вдруг закружилась голова.
– Дэвид, бедняжка, – прошептала она. – Вы с дедушкой были очень близки, не так ли? Должно быть, для тебя его смерть стала настоящим потрясением.
Кто-то в толпе прошипел, чтобы они придержали языки, но колокольный звон заглушил все звуки.
Гроб опустили на каменную полку внутри усыпальницы.
Виконт не вошел внутрь, чтобы встать рядом со своими отцом и бабушкой. Он держался немного поодаль от входа, спрашивая себя, кем, ради всего святого, была эта Мария-Анетта Ле Февр и почему она занимала такое место в сердце деда, что он отважился на ужасный скандал, завещав похоронить себя рядом с ней.
Виконт прекрасно отдавал себе отчет в том, что скоро об этом будет говорить весь Лондон, а гордое имя их семьи смешают с грязью и покроют позором.