Секреты внешников
Шрифт:
— Ещё как может быть. — ощерился он. — Даже я сначала этого не понял.
Стриженный «ёжиком» Грин чаще задышал, а его глаза буквально вывалились из орбит. Лицо поменяло цвет.
— О да… — ухмыльнулся Мосфет. — Ты уже понял, что это правда. Давай, давай почувствуй эту правду на вкус, посмакуй, и проглоти. Ты просто не понимаешь, как приятно видеть твой ужас, твоё отчаянье, твою безысходность. Наблюдать, как надежда превращается в понимание и отчаянье… Это изумительно.
Грин зашатался, так, словно стал терять сознание.
Мосфет смотрел между тем с интересом, продолжая рассматривать его, и безумная улыбка не сходила с его лица.
— Ты знаешь, самое приятное видеть как чья-то надежда превращается в страх и отчаянье. Метаморфоза, которая заставляет трепетать. — продолжил бородач. — Ничто не может сравниться с этим — спирт, наркотики, секс — всё это не то. Вот пожалуй охота, или хорошая бойня на смерть дают похожее ощущение, но знаешь, это всё тоже не то… Ты знаешь, очень сложно найти занятие, которое даёт такие ощущения…
Грин его словно не слышал, но Мосфету было похоже всё равно.
— И я долго искал это. В занятии трейсеров, когда промышлял охотой, в разных сортах спека, ища это наслаждение в разных дозах, у килдингов с их ритуалами, ну знаешь — когда на привязанного человека спускают переродка… У пары умников из Института, проводящих исследования… У муров. И наконец нашёл!
Улыбка Мосфета стала счастливой и безмятежной.
— И знаешь что это? — спросил он и сам тут же ответил. — Пытки. Какой смысл спускать на человека заражённого, если это тупое животное быстрее убьет его, чем замучает? Да это существо даже не сможет причинить настоящих страданий, только ранит и убьет. Или какой прок разделывать труп на органы если тот не сможет кричать? Да даже живого человека — он ведь просто вырубится, и самое интересное прекратится. А потом и просто умрёт. То ли дело хорошая пытка — разделывать ещё живого человека, не давая ему умереть, и дозируя мучения, имея возможность сделать их слабее, или сделать их просто невыносимыми. Видеть эти бессмысленные коровьи глаза, видеть в них надежду, затем страх, а потом отчаянье, слышать этот бесконечный непрекращающийся крик, видеть конвульсии. Самое большое искусство в том — чтобы свести с ума. И не буду врать — я преуспел в этом.
Мосфет подмигнул Грину.
— Ты знаешь, я всё это сделал на той женщине, которую ты пытался спасти. Не буду скромничать — под конец она уже просто мечтала умереть. Но с тобой мы поступим по-другому — я не стану трогать тебя до последнего. Я просто возьму того дружка, который помог тебе бежать, и стану разделывать при тебе. Чтобы ты всё видел и не мог помочь ему. Посмотрим, сколько тебе понадобится времени, чтобы сойти с ума просто разглядывая всё это. А потом я разделаю тебя. Может скажешь, кто тот парень, с которым вы выбежали от внешников?
Ответить Грин уже не мог — перед глазами всё плыло. Мосфет поднялся и пошёл к двери.
— Обещаю тебе, друг мой, я найду его и сделаю это, чтобы ты смотрел, и корчился, пока не сойдёшь с ума. А потом, примусь и за тебя.
Мосфет вышел. Рита поднялась, перенесла стул и села напротив Грина почти рядом.
— На Роя, Гробовщика и остальных не надейся. — сказала она глядя ему в глаза. — Они около Золотого и Серебренного Кругов, и не знают, где ты. А пока они там по дороге, которая ведёт на Магнит, а от него к Райскому Уголку идёт один из килдов Сабины, и с ним пятьсот фанатиков готовых убивать. Они уничтожат Магнит, из которого недавно вывезли тяжёлую артиллерию, а потом пойду на Райский Уголок, где только Саша и девочки, и ей не хватит сил отбиться. А то, что они спасли два Круга лишь временная мера. Туда придёт Чалый и соберет трупы внешников, килдов, и людей круга. Переедет с ними в другой район и продаст внешникам. А потом с кучей мощного оружия уничтожит любого из них.
Грин промолчал. Говорить не хотелось. Так плохо ему ещё не было.
— Рита… — сказал он тихо. — Теперь я понял, за что ты меня ненавидела.
Рита внимательно посмотрела на него.
— Нет. — покачала она головой. — Я только сейчас поняла, почему тебя ненавижу.
Грин повернул к ней лицо уже всё покрытое ссадинами и кровоподтёками и попытался изобразить вежливый интерес.
— Откровенно я не верила, что ты был мясником. — спокойно сказала она. — Я начала ненавидеть тебя после того, как мне рассказали о тебе. Хотя сначала посчитала, что ты просто дурак. Тащил бабу, которая умирала, но не бросил. Идиот. Но делал это и не останавливался, не прекращал. Но не бросил. Меня это взбесило. Потом нашёл это мычащее животное, которое окрестил Женей, и так же стал тащить за собой, просто в память о тех кто умер. Вот тогда я стала ненавидеть тебя сильней. Из всей возможной кучи баб и мужиков тебе попалась именно мертвячка, и ты стал с ней возиться, и повёл за собой. Дебил. И даже не для того, чтобы перепихнуться, а просто из сочувствия и жалости. Тащил за собой, понимая, что ей не стать человеком, кормил, и вёл дальше. Такой придурок как ты даже не подумал её застрелить.
Грин внимательно слушал, начиная окончательно понимать её.
— Потом ты пришёл в стаб, и даже там продолжил нянчиться с ней, как с инвалидом или ребёнком. — продолжила она. — Покупал вещи, приглядывал, делал всё, чтобы её просто не пустили в расход. Вокруг тебя было столько баб, а ты со своим упрямством продолжил возиться с этим существом. И тогда я поняла — ты не псих и не блажной, ты просто сволочь. Столько заботы, столько целеустремленности, и ради кого? Мне даже не приходилось играть ненависть, она была настоящей. А потом упёрли рыжую, и ты снова поступил очень и очень глупо — не умея держать автомат, не будучи военным прорвался через все кордоны и ринулся следом. Верх тупости, но тогда я поняла, что ненавижу тебя так, что хочу убить, и нашла своего брата, чтобы он помог мне.
Рита ненадолго замолчала.
— У рыжей было всё — она нравилась абсолютно всем, была богата, у неё было место в совете, у неё был авторитетный мужик, который сделал бы для неё все… И даже ты, хотя не был ней знаком, не знал её, вы даже друзьями не были ринулся спасать её! — последние слова она почти выкрикнула.
Грин промолчал.
— И знаешь Грин… — успокоившись продолжила Рита. — Тогда я окончательно поняла, что хочу сдать тебя брату, чтобы он замучил тебя. Не важно насколько ты ценен для стаба. Не важно, сколько знаешь. Не важно, сможешь ли восстановить память. Не важно, можешь ли даже разрушить этот чёртов Улей. Просто хочу чтобы ты умер.
Она поднялась и пошла прочь к двери, и уже у самой двери обернулась:
— И да, Грин. Твою ручную зомбачку я убила, когда ты сбежал — просто достала шокер и выдавала разряд её в затылок, прямо в споровый мешок, пока она не затихла. Она мертва.
Дверь хлопнула и Грин окончательно понял, за что она его ненавидела.
Глава 48. Кровь и автомобиль
Грин остался в одиночестве с прикованный наручниками, без оружия и неизвестно где. Разум метался, он был в шоке. За один день пережить смерть друга, предательство человека, которому доверял, и в довершение всего узнать, что ты моральный урод разделывавший в прошлом людей было слишком сильным ударом. Давление металось как бешенное, сердцебиение участилось в несколько раз, глаза словно выдавливало изнутри, в голове был туман и мысли смешивались в кашу, а на душе было тоскливо и мерзко. Это был тот случай, когда он знал — Мосфет не солгал. Проклятый спек разрывал его мозг обостряя чувства и усиливая контраст от ощущений не давал заснуть.
Грин поднял одну ладонь и посмотрел на неё. Именно этими руками он разделывал людей. Вскрывал живот, ставил расширитель и раздвигая рану просовывал руки в рану ещё больше раздвигая края и вырывал орган, или смещал и аккуратно вырезал? Значения это уже не имеет. Или глазное яблоко. Для начала, чтобы извлечь его нужно разрезать мышцы лица, это очень кропотливая и аккуратная работа, иначе оно может растечься жидкостью… Его замутило. Против воли желудок содрогнулся от спазма, и выблевал зачатки пищи. Голова зашумела ещё сильнее. Нет, он Грин, он Виктор Иванов, бывший ассистент профессора Медянского, дезертир и палач, разделавший сотни людей. Внезапно стало ещё темнее, Виктор вгляделся в остатки блевотины и с удивлением заметил, что они потемнели. На полу была тёмная багровая лужа. Виктор с тупым безразличием разглядывал пару секунд, пока не понял, что она масляно поблескивает.