Секс и вытеснение в обществе дикарей
Шрифт:
К чему приводит это частичное сходство? Мы можем позаимствовать из психоанализа принцип, теперь общепризнанный в психологии, что в жизни любой опыт вызывает соответствующие воспоминания из детства. Из теории сентиментов Шанда мы знаем, что в жизни человека установки подразумевают постепенную организацию эмоций. К этому мы считаем необходимым добавить, что непрерывность эмоциональных воспоминаний и постепенное выстраивание одной установки по модели другой образуют главный принцип социологических связей.
Если мы применим его к сексуальной установке любовников, то увидим, что телесный контакт в сексуальных отношениях должен оказывать очень тревожное ретроспективное воздействие на отношения матери и сына. Ласки любовников включают не только ту же среду — эпидермис, не только ту же ситуацию — объятия, ласки, максимально личное отношение, но они также вызывают подобные чувственные ощущения. Поэтому этот новый тип влечения непременно будит воспоминания о подобных ранних опытах. Но эти воспоминания связаны с определенным объектом, который остается приоритетным среди эмоциональных интересов человека на протяжении всей жизни. Этот объект — личность матери. Эротическая жизнь вызывает беспокоящие воспоминания, касающиеся матери и прямо противоположные
Разница между этой интерпретацией и интерпретацией психоанализа заключается в том, что Фрейд говорит о неизменном с детства отношении к матери. Мы в нашем рассуждении пытаемся показать, что между ранним и поздним влечением тождество существует только отчасти, что это тождество обусловлено, в сущности, механизмом формирования сентиментов, что это объясняет отсутствие соблазнов у животных и что инцестуальные соблазны у человека возникают вследствие ретроспективной силы новых сентиментов.
Мы должны теперь задаться вопросом, почему этот соблазн действительно опасен для человека, хотя и безвреден для животных. Мы уже выяснили, что в случае с человеком трансформация эмоций в организованные сентименты составляет сущность социальных связей и культурного прогресса. Как убедительно доказал Шанд, такие системы выстраиваются по определенным законам: они должны быть гармоничны, т.е. эмоции должны быть непротиворечивыми, и сентименты должны быть организованы таким образом, чтобы обеспечить согласованность и непрерывность этих сочетаний. Внутри семьи развитие сентимента между матерью и ребенком начинается с ранней чувственной привязанности, связывающей их глубоким врожденным интересом. Однако затем эта установка должна измениться. Функция матери состоит в обучении, наставлении, культурном влиянии и домашней власти. Подрастающий сын реагирует на эту ее функцию подчинением и почитанием. В течение детства, т.е. в течение этого чрезвычайно продолжительного в психологическом отношении периода, который начинается с отлучения от груди и заканчивается достижением зрелости, эмоции почитания, зависимости, уважения, а также сильной привязанности должны стать доминирующими в отношении мальчика к матери. Также в это время должен развиваться и завершиться процесс эмансипации, разрыва всех физических контактов. Семья на этом этапе — по сути, культурное, а не биологическое образование. Отец и мать воспитывают ребенка, пока он не достигает независимости и культурной зрелости; их физиологическая роль уже исчерпана.
В такую ситуацию тенденция к инцесту внесет деструктивный элемент. Любое сближение с матерью с чувственными или эротическими намерениями будет означать разрыв построенных с таким трудом отношений. Совокуплению с ней, как и всякому совокуплению, должны предшествовать период ухаживания и тип поведения, совершенно несовместимый с подчинением, независимостью и почитанием. Мать, более того, не одна. Она замужем за другим мужчиной. Любой чувственный соблазн полностью расстроит не только отношения между сыном и матерью, но также, косвенно, отношения между сыном и отцом. Активное враждебное соперничество заменит гармоничные отношения, заключающиеся в полной зависимости и подчинении руководству. Если, следовательно, мы соглашаемся с психоаналитиками, что инцест должен быть универсальным соблазном, то видим, что он несет опасность не только психологического плана и эту опасность нельзя объяснить гипотезами, подобными фрейдовской гипотезе первобытного преступления. Инцест должен быть запрещен, потому что, если наш анализ семьи и ее роли в формировании культуры верен, инцест несовместим с установлением первооснов культуры. В цивилизации, обычай, мораль и закон которой допускали бы инцест, семья не могла бы существовать. В определенный момент происходило бы разрушение семьи, что влекло бы за собой полный социальный хаос и невозможность продолжения культурной традиции. Инцест означал бы уничтожение возрастных различий, смешение поколений, дезорганизацию сентиментов и насильственную смену законов как раз в тот период, когда семья является важнейшей образовательной средой. Никакое общество не смогло бы существовать в таких условиях. Альтернативный тип культуры, при котором инцест запрещен, — единственный тип, совместимый с существованием социальной организации и культуры.
Наше объяснение, в сущности, не расходится со взглядами Аткинсона и Ланга, считающих запрет на инцест первобытным законом, хотя наша аргументация отличается от их гипотезы. Мы также не согласны с Фрейдом в том смысле, что не можем принять представления об инцесте, обусловленном врожденным поведением ребенка. От Вестермарка нас отличает то, что отвращение к инцесту представляется нам не естественным импульсом, простой склонностью не вступать в сексуальные отношения с людьми, с которыми живешь с детства в одном доме, но скорее сложной схемой культурных реакций. Мы смогли вывести необходимость табу на инцест из изменения инстинктивных тенденций, что должно происходить параллельно с социальной организацией и культурой. Инцест как нормальная модель поведения не может существовать в человеческом сообществе, потому что он несовместим с семейной жизнью и дезорганизовал бы самые ее основания. Основополагающая модель социальных связей — нормальная реакция ребенка на мать и отца была бы разрушена. Из состава каждого из этих сентиментов должен быть исключен половой инстинкт. Этот инстинкт труднее всего контролировать, и он наименее совместим с
10. Власть и вытеснение
В предыдущей главе нас в основном интересовали отношения между матерью и сыном; здесь мы обсудим отношения между отцом и сыном. Дочери мы здесь уделим совсем немного внимания. С одной стороны, как следует из всего, что было сказано выше в главе 9, инцест между отцом и дочерью менее важен, а с другой, конфликты между матерью и дочерью не так очевидны. В любом случае то, что было сказано о матери и сыне и отце и сыне, применимо, с небольшими отступлениями, и к другим отношениям. Следовательно, подбор персонажей во фрейдовской Эдиповой трагедии, в которой вновь фигурирует сын в связи с обоими родителями, с антропологической точки зрения вполне верен. Фрейд отказался поместить Электру рядом с Эдипом, и мы вынуждены поддержать этот акт остракизма.
Обсуждая ранее отношения между отцом и сыном, мы пришли к однозначному выводу, что эти отношения покоятся на инстинкте. Человеческая семья нуждается в мужчине так же, как и семья животных нуждается в самце; и во всех человеческих обществах эта биологическая потребность находит себе выражение в принципе легитимности, который накладывает на мужчину обязанности покровителя, защитника и главы семьи.
Нет смысла размышлять о роли самца в семье животных как источнике власти в семье. Его тирания маловероятна, так как, пока он необходим детенышам, он, вероятно, обладает запасом природной нежности и терпения. Когда он перестает быть им нужным, они его покидают.
В условиях культуры власть отца, однако, крайне важна, потому что на более поздних этапах, когда родители и дети должны оставаться вместе в целях культурного воспитания, возникает потребность в авторитете, устанавливающем порядок в семье, как и в любой другой форме человеческого объединения. Такое объединение, основанное на культурных, а не на биологических потребностях, лишено идеальной инстинктивной регулировки, подразумевает конфликты и трудности и нуждается в правовой санкции извне.
Но, несмотря на то что на последующих этапах отец или другой мужчина должен получить власть, его роль на ранних этапах совершенно иная. На ранних этапах семьи животных самец должен защищать беременную и кормящую самку; точно так же и на ранних этапах человеческой семьи отец — скорее защитник и нянька, чем лицо, облеченное властью. Когда он соблюдает вместе с женой табу, накладываемые во время беременности, следит за ее благополучием в этот период, претерпевает различные ограничения и нянчит детей, его физическая сила, нравственный авторитет, религиозная прерогатива и правовая власть никак не задействованы. Во-первых, то, что он делает на этих этапах, считается его обязанностью, а не прерогативой. Многие из этих интимных функций подразумевают, что мужчина либо играет роль женщины — и часто это довольно унизительно, либо помогает ей в определенных делах. Вместе с тем он часто изгоняется из общества и подвергается осмеянию и оскорблениям, признаваемым за таковые самим этим обществом, в то время как его жена занята важными делами. Тем не менее, как мы не раз подчеркивали, отец исполнен смирения и доброй воли; он обычно счастлив исполнять свои обязанности, заинтересован в благополучии жены и рад маленькому ребенку.
Все обычаи, представления и социальный уклад, возложенные на мужчину культурой, четко соотносятся с его значением для семьи и для вида в это время. Отец должен вести себя как любящий, добрый и заботливый супруг, должен подчиниться естественным интересам и заботам жены, потому что на этом этапе его защита, любовь и нежные эмоции делают его хорошим защитником жены и детей. Таким образом, здесь вновь культурное поведение людей преследует ту же цель, что и врожденные тенденции животных: эта цель состоит в формировании нежного и покровительственного отношения со стороны мужчины к беременной супруге и ребенку. Но в условиях культуры покровительственное отношение должно сохраняться намного дольше — и после достижения ребенком биологической зрелости, при том что опять-таки на отца в человеческой семье изначально взваливается куда большее бремя. И здесь мы вновь видим существенную разницу между семьей людей и семьей животных, так как если семья животных с прекращением биологической потребности в родительской заботе распадается, то человеческая семья должна сохраняться. После этого момента семья в условиях культуры должна перейти к процессу воспитания, где родительской нежности, любви и заботы уже недостаточно. Культурное воспитание — это не просто постепенное развитие врожденных способностей. Помимо обучения ремеслу и передачи знаний оно также подразумевает выстраивание сентиментов, усвоение законов и обычаев и развитие нравственности. И все это предполагает элемент, который мы обнаружили в отношениях между ребенком и матерью, — элемент табу, вытеснения негативных императивов. Воспитание в последнем случае заключается в выстраивании комплекса и искусственных привычных реакций, организации эмоций в сентименты.
Как мы знаем, это выстраивание происходит в результате различных проявлений общественного мнения и морального чувства, постоянного нравственного давления, которому подвергается подрастающий ребенок. Определяющее влияние оказывает структура племенной жизни, которая состоит из материальных элементов и в пределах которой ребенок постепенно растет и оформляет свои импульсы в модели сентиментов. Но этот процесс должен подкрепляться эффективной личной властью, и здесь ребенок вновь сталкивается с различиями между женской и мужской сторонами общественной жизни. Ухаживающие за ним женщины — это ближайший и знакомый круг влияния, нежность, помощь, отдых и утешение дома, куда ребенок всегда может прийти. Мужской аспект становится постепенно принципом силы, дистанции, амбиций и авторитета. Это разделение, очевидно, происходит после раннего периода детства, когда, как мы видели, отец и мать исполняют схожие роли. В дальнейшем мать, разделяя с отцом бремя воспитания и обучения ребенка, тем не менее продолжает традицию нежности, в то время как отец в большинстве случаев должен поддерживать хотя бы видимость власти в своей семье.