Секс-игрушка для боссов
Шрифт:
Чельцов замер, глядя на меня, и его зрачки прямо под моим взглядом расползлись чернильными пятнами по радужке цвета северного моря.
Большой палец чуть сдвинулся, коснувшись моей губы, погладил ее, очерчивая края и вдруг смял, проникая мне в рот. Я обхватила его губами и слегка засосала. На вкус он был солоновато-терпкий, и внутренняя, скрытая моя часть совершенно не к месту задалась вопросом, почему я так никогда не делала раньше?
Если это имеет такой эффект? Если взрослый, серьезный мужчина от такого простого действия вдруг сбивается с дыхания, подается вперед и скалится,
– Хорошо, – послушно сказала я, позволяя пальцу выскользнуть. – Я учту. Все?
– Что все? – Нахмурился Чельцов, одной рукой продолжая держать меня за подбородок, а второй поглаживая волосы.
– Я могу идти? – Спросила я сиплым шепотом.
В глубине души мне очень хотелось уйти. Убежать даже. Это не я! Я не такая. Юля Волкова не может стоять в кабинете декана и сосать палец преподавателя банковского дела, упираясь сиськами в его грудь и точно знать, чего добивается.
Даже без наркотиков этот сдвиг реальности кружил мне голову. А сейчас я чувствовала еще и надвигающуюся туманную волну. Мне вкололи что-то перед самым входом на факультет, сказав: «Минут через десять заработает», и сейчас я ощущала, что теряю власть над собой.
И это было плохо! Потому что он сейчас скажет: «Иди!» и я уйду, не закончив дела! Опять все провалю, и третьей попытки не будет. У «Билингвы» всего два владельца.
Раздираемая противоречивыми желаниями, я запаниковала и зачем-то вцепилась пальцами в плечи Чельцова, стараясь выплыть из душного марева, накрывающего мое сознание.
– Куда ты собралась? – Удивился он. – Мы еще не закончили!
И он сгреб мои запястья своей рукой, разворачивая меня спиной к себе. Другая рука легла на горло, слегка его сжав, и мир вокруг зашумел и закрутился быстрее прежнего. Я судорожно вдохнула, усилием воли стараясь оставаться на поверхности, но волна захлестнула меня и… Все.
Больше я над собой была не властна. Властен был он. Хоть и не догадывался об этом.
7
– М-м-максим Михайлович… – пробормотала я, чувствуя задницей, как моему преподавателю понравилось то, что я тут устроила. Крепко понравилось. Прямо-таки твердокаменно понравилось.
Железный стояк Чельцова аккуратно вписался между моих ягодиц, и я скорее почувствовала, чем услышала, прозвучавший резкий вдох. Мои запястья снова были свободны, потому что тому, кто меня держал, понадобилась рука, чтобы задрать и так не слишком длинную юбку вверх и сжать мою попу судорожным, жадным движением.
– Что? – Откликнулся он. А я уже и забыла, что зачем-то его позвала. Я воспринимала реальность короткими яркими вспышками.
Вот я еще прижимаюсь к нему, а вот уже он впился губами в мою шею, согнул меня, подхватывая под живот и гладит, гладит подрагивающими пальцами мои тонкие трусики, время от времени забираясь под края.
Вот я только что еще пыталась что-то бормотать о том, как больше не буду курить в помещении факультета, время от времени срываясь с «Максима Михайловича» на просто «Максима», а он отвечал мне так же бессвязно, бросая на полпути каждую недоговоренную фразу. А вот жестким властными движением он сгреб мои трусики и потянул их вверх, заставляя впиваться в промежность и раздражать ее. То ли больно, то ли… нет! Нет! Больно! Нагло! Ужасно! Неужели он бы сделал со мной такое, будь я обычной нарушительницей?!
Большая ладонь легла на мою ягодицу, смяла ее нетерпеливо, пальцы скользнули между ног, потирая сомкнутые половые губы, а потом резко дернули трусики вниз, оголяя чувствительную кожу попки. Он присел, крепко держа меня за бедра и… сомкнул зубы на мягкой плоти.
– Сладкая белая булочка… – возбужденным и полным энтузиазма голосом проговорил Максим. В тоне чувствовалось едва сдерживаемая радость. – Как я люблю, когда вы приходите такие… готовые.
Видимо, ответ «Да». С ним такое не в первый раз.
Я стояла, дрожа от непонятного странного чувства, смеси страха со стыдом и… чем-то еще, непонятным. Все, что я осознавала, что сейчас я боюсь гораздо меньше, чем с Эльдаром. Он был холодным и злым и все предстоящее наполняло меня животным ужасом. Максим же казался менее опасным. Казалось, что я в любой момент могу одернуть юбку, сказать: «Максим Михайлович, вы ошиблись» и уйти. И он отпустит, только удивится очень.
– Давай снимем трусики… – хрипло проговорил он, помогая мне выпутаться из белого клочка ткани. – Иди сюда, тут нам будет удобнее.
Чельцов подтолкнул меня к столу. Древнему, еще со времен основания факультета, основательному столу, покрытому зеленым сукном, с краями, отполированными тысячами рук и задниц, отиравшихся от него. И я послушалась. Не могла не послушаться. Мне и самой уже казалось, что стоять вот так, выгнувшись, страшно неудобно. Лучше опереться животом на этот вытертый округлый край.
Мне казалось? Мне самой или послушной девочке, которую из меня сделал Лысый со своим доктором?
Чельцов так и остался на корточках позади меня. Рассматривая. Любуясь. Я слышала его шумные выдохи и ощущала бесстыдный взгляд.
Все мои нежные части были выставлены на всеобщее обозрение. Как на витрине. Я даже приблизительно не представляла, какое зрелище ему там открывается, только чувствовала прохладный воздух, холодящий все у меня между ног: от «глубокого бикини», которое я, слава богу, эпилировала совсем недавно, до клитора, который не так уж часто был настолько открыт.
Но в этой позе да.
Максим мял мои ягодицы, целовал и прикусывал кожу, заставлял все шире разводить бедра, будто ему было недостаточно того, что он видел снаружи и он хотел увидеть даже то, что внутри.
Язык его прошелся снизу вверх, волнующе задев влажные складочки, и скользнул прямо в узкое колечко ануса. Я взвизгнула от запретности и неправильности такой ласки, а он только рассмеялся хрипло, обдав горячим дыханием покрывшуюся мурашками кожу и впился жарким развратным поцелуем прямо между ног, засасывая до легкой боли нежные внутренние губы.
– Судя по твоему вкусу, ты вполне готова. – Голос был как у сытого кота, который решил поиграть с неосторожной мышью и тут в нем неожиданно проснулся аппетит. Чельцов выпрямился, зашуршала одежда. – Скажи: «Засадите мне, Максим Михайлович, по самые яйца!»