Сексуальная революция.
Шрифт:
Итак, если численность заключаемых браков осталась примерно одинаковой, удвоившись лишь в годы, непосредственно следовавшие за окончанием войны, то соотношение между расторжением и заключением браков составляло в 1915 г. одну двадцатую, а в 1925 г. уже одну пятую.
Газета "Пести Напло" от 18 ноября 1928 г. писала в статье, посвященной браку: "Верно, что возросло стремление к заключению брака, но ведь в суды, рассматривающие бракоразводные дела, спешат куда чаще, чем в бюро регистрации браков. Об этом свидетельствует по меньшей мере тот факт, что с 1878 г. по 1927 г. число заключенных браков возросло в четыре раза, но за то же время в восемьдесят раз увеличилось
В этой статье отмечается также, что большая часть браков распадается на пятом или шестом году. Из 1 645 расторжении брака, зарегистрированных в 1927 г., в 1 498 случаях супруги желали "добровольного развода", и только в двух случаях брак был расторгнут из-за супружеской неверности.
Газета "Будапести Хирлап" 24 ноября 1928 сообщает, что встревоженные депутаты верхней палате парламента поставили вопрос о росте разводов. Если в 1922 г. было расторгнуто 1 813 браков, в 1923 г. 1 888, то в 1878 г. лишь 21, а в 1879 г. только 15 браков. Со времен экономического и банковского кризиса 1898 г. численность разводов быстро увеличивается (в 1900 — 255, в 1905 — 464, в 1910 — 659). Констатируется, что самая значительная численность разводов приходится на времена экономических кризисов.
С 1931 г. во всей Европе, за исключением Чехословакии, наблюдается рост численности заключаемых браков:
Численность заключаемых браков в Европе (в 1000 ед)
Страна — 1931 / 1932 / 1933 / 1934
Германия — 514,4 / 509,6 / 631,2 / 781,5
Италия — 276,0 / 267,8 / 289,0 / 309,2
Португалия — 44,9 / 45,4 / 45,8 / 47,5
Польша — 273,3 / 270,3 / 273,9 / 277,3
Нидерланды — 59,5 / 55,8 / 59,2 / 60,2
Венгрия — 76,4 / 71,2 / 73,2 / 77,7
Чехословакия — 129,9 / 128,0 / 124,2 / 118,3
Но эти цифры, скорее, отражают усиление давления политической реакции (366178 семейных ссуд было выдано в Германии на протяжении трех лет, чтобы укрепить институт семьи) и их значение не следует переоценивать. Они ничего не говорят ни о внутреннем состоянии браков, ни об изменении конкретных сексуальных отношений. Основное противоречие института брака осталось без изменений.
В Советской России, где институт брака по существу отменен как юридически, так и практически, поскольку регистрация половой связи не обязательна, статистические исследования дали следующие результаты:
Численность регистрации брака в Москве увеличилась с 24899 в 1926 г. до 26211 в 1929 г., а разводов за то же время — с 11879 до 19421. Численность регистрации брака в Ленинграде составила 20913 в 1926 г. и 24369 в 1927 г., а количество разводов возросло за то же время с 5536 до 16008(!).
Линдсей приводит в своей книге "Свободный брак" совершенно недвусмысленные цифры, касающиеся США. В Денвере в 1922 г. на одно заключение брака уже приходился один развод. 2909 заключенным бракам соответствовали 1492 развода и 1500 случаев злонамеренного оставления семьи, что составляет в сумме 2992 случая. В 1922 г. было зарегистрировано на 45 разводов больше и на 618 заключенных браков меньше, чем в 1921 г. Количество заключенных в Денвере браков снизилось с 4002 в 1920 г. до 3008 в 1922 г. В Чикаго на 39000 браков приходилось в 1922 г. 13000 разводов, то есть ровно одна треть. "Люди робеют", — такое исполненное отчаяния замечание прибавляет Линдсей к своему отчету.
Вот еще некоторые цифры, характеризующие ситуацию в Америке и ясно показывающие, что распад брака — не выдумка. Согласно сообщению "Юнайтед Пресс" за 1924 г., в Атланте на 3350 заключенных браков пришлось 1845 разводов (более половины), в Лос-Анджелесе на 16605 —7882 (почти половина), в Канзас-Сити на 4821–2400 (почти половина), в Огайо на 53300 — 11885 (пятая часть), в Денвере на 3000–1500 (половина), в Кливленде на 16132 — 5236 (одна треть).
Линдсей дополняет свой отчет такими словами:
"Брак в том виде, в каком он существует сейчас, означает для большинства вступивших в него просто ад. Тот, кто видел длинную-длинную процессию прошедших через мой зал суда — а это разбитые жизни, несчастные мужчины и женщины, страдающие дети, потерявшие родных и ставшие беспризорными, — тот не сможет прийти ни к какому другому выводу".
"Но если в действительности было вынесено 13000 решений о разводе, то сколько пар, желая развестись, не отважились на это? Ведь расторжение брака все еще остается в высшей степени раздражающим, дорогостоящим и неприятным делом, на которое решаются, только дойдя до крайних пределов взаимной непереносимости. Если в Чикаго в благословенном 1922 году было заключено 39000 браков, то в соответствии с крайне осторожной оценкой в дополнение к 13000 расторгнувших брак это сделали бы еще целых 26000 человек, если бы это было возможно для них. Такая моя оценка основывается на опыте, приобретенном в процессе общения с женатыми и замужними людьми, которые приходили ко мне за советом и утешением и никогда не решались на развод, хотя и очень желали его. Я полагаю, что их гораздо больше, чем тех, которые действительно обращаются в суд".
"Если цифры, приведенные выше, сравнить с данными за более ранние годы, то будет ясно видно, что количество распавшихся браков и разводов постоянно растет и вскоре сравняется с числом заключаемых браков".
"Нам известны тысячи и тысячи случаев, свидетельствовавших о несостоятельности того или иного брака и без юридического подтверждения. Нет причины не причислять такие ситуации к расторжению брака, ведь и здесь имел бы место легальный развод, если бы ему не препятствовали какие-либо причины и стечения обстоятельств. С учетом своих как внешних, так и внутренних признаков подобные ситуации вполне описываются собирательным понятием "браков, оказавшихся несостоятельными".
Вот еще один мучительный разговор с американской девушкой, описанный Линдсеем:
"Мэри боялась брачного контракта как каких-то оков, от которых будет очень трудно избавиться, если в супружестве что-либо ее не устроит. И хотя признавала определенные преимущества юридически оформленного брака, она хотела оставаться сама себе госпожой.
Хорошо! Так, может быть, ее выбор заключался в безбрачии и подавлении своих сексуальных стремлений, которые искали нормального выхода?
На это Мэри ответила, что не хочет приносить себя в жертву фетишу единообразия. Она не хочет выбирать по принципу "или — или", так как считает и ту, и другую возможность неразумной и отвратительной. Вместо этого она размахивает знаменем бунта и говорит: "Нет! Я вместе со своим поколением найду третий путь. Независимо от того, одобряете ли вы это или нет, мы выработаем в своей среде собственный брачный контракт, совпадающий с нашими желаниями и потребностями. Мы верим, что имеем право на товарищество и интимную связь, которой инстинктивно желаем. Мы знаем о мерах защиты, исключающих нежелательное материнство, которое могло бы осложнить положение женщины. Мы не согласны с тем, что такое поведение угрожает безопасности человеческого общества, и считаем, что эта попытка заменить традицию здоровым человеческим рассудком будет иметь, скорее, хороший результат". Так говорят Мэри и ее единомышленники.
Как же должен ответить на этот вызов я, мужчина, занимающий ответственную судебную должность? Могу ли я молча пройти мимо того факта, что заключение брака происходит ради самоцели, а не ради человека? Что женитьба или замужество являются не конечной целью, а только средством на пути к достижению цели? Что, если не подходит обувь, приходится менять ее, а не ногу? Что же касается безбрачия как единственной возможности, кроме, может быть, несчастного брака, то зачем же тратить слова и выдвигать требования, которые люди все равно никогда не выполнят и которые означают насилие над естественным и необходимым влечением?"