Сексуальная жизнь
Шрифт:
– Сначала мне нужно сходить в душ.
– Ты сможешь это сделать в доме моих родителей.
Я не ответила, лишь кивнула. Кажется, он рассчитывал на то, что я останусь у него. Однако я не была уверена. Так много сомнений, так много тревог о неловких вопросах и ожиданиях... и ни одного ответа.
Тем не менее, долго думать мне не пришлось, поскольку меньше чем через час мы уже мчались по улицам Флоренции... Фирензы. Лука припарковался, вытащил мой чемодан из багажника и повел меня по переулкам и узким улочкам. Мы вошли в большую деревянную дверь, открывающуюся прямо на улицу. Лука постучал один раз, открыл дверь и впустил меня. За дверью скрывался просторный внутренний двор, окна на три стороны и фонтан в центре.
– Лука? Это ты?
– спросила по-итальянски пожилая женщина, которая, безусловно, была матерью Луки, судя по одинаковому с ним изгибу рта и орлиному носу.
– Да, мама, это я, - по-английски ответил Лука. Он обнял мать, поцеловал ее в обе щеки и повернулся ко мне.
– Мама, это Делайла, моя хорошая подруга.
Его мать улыбнулась, заметив, как близко друг к другу мы с Лукой стоим, соприкасаясь краями одежды, но не трогая один другого, как стоят люди, близко знакомые с телами друг друга.
– Она просто подруга?
– по-итальянски спросила она, понимающе, но дружелюбно улыбаясь.
– Мама, говори, пожалуйста, по-английски. Делайла пока только учится говорить на итальянском.
– Он подтолкнул меня, и я протянула руку для рукопожатия.
– Делайла, это моя мать, Доменика.
– Рада с вами познакомиться, Доменика, - сказала я по-английски. Хорошо бы я знала итальянский достаточно для того, чтобы поприветствовать ее как полагается на ее языке, но я боялась, что знаю итальянский не так хорошо и могу исковеркать приветствие.
– Мне самой приятно принимать вас здесь, - перешла на немного ломанный английский Доменика, пожимая мне руку.
Возможно, мне не стоило переживать.
– Спасибо за то, что принимаете меня тут, - сделала я попытку поблагодарить Доменику на итальянском языке.
Доменика улыбнулась и кивнула. Она провела нас в арку по узкому коридору, украшенному портретами и изображениями Девы Марии. Мы вошли в кухню, просторную, с высоким потолком, стенами, выложенными плиткой, и медленно крутящимся наверху вентилятором. У стены стоял большой стол из единого толстого куска дерева, поцарапанный, старый и гладкий от постоянного использования. Стол определенно был старинной вещью, которую любили и часто использовали. Доменика провела ладонью по поверхности стола, проходя мимо.
– Садись, садись, пожалуйста. Кофе будет подан в уно моменто* (прим. от перев. ит.
– Один момент).
Стулья были такими же старыми, массивными и гладкими от постоянного использования. Лука сел рядом со мной и незаметно взял меня за руку под столом, отчего я почувствовала себя подростком. Его мать кружилась по кухне, наполняя графин из стекла и металла водой и кофе. Она поставила его на плиту, и только тогда я поняла, что Доменика варит кофе в перколяторе, - об этой вещи я слышала, но ни разу ее не видела. Пока в нем кипел кофе, Доменика сделала сэндвичи из толстых кусков домашнего хлеба, мяса, которое она достала из бледно-зеленого холодильника, где-то 1950-го года выпуска, и ярко-желтой головки сыра. Все это она поставила перед нами; Лука схватил корочки и отложил отдельно на тарелке. Я усмехнулась.
– Что?
– не понял он, набив рот.
– Мама знает, как я люблю сэндвичи. Я говорил, что я мамин сын.
Доменика сказала что-то по-итальянски через плечо.
– Мама, перестань притворяться, что не знаешь языка. Пожалуйста, говори по-английски. Не будь грубой.
– Лука повернулся ко мне.
– Мама сказала, что ни одна девушка не знает мужчину так, как его мать.
– Я примерно так и поняла. Я услышала слово «Мадре».
Лука засмеялся и сердито посмотрел на Доменику, когда она пробормотала что-то на итальянском языке.
– Она думает, что притворяться, будто она не знает английского - это смешно. Она понимает абсолютно все, что мы говорим, и может довольно прилично разговаривать, но не хочет. Наверное, ей нравится, когда американцы ее недооценивают.
Доменика взглянула на Луку, буркнув что-то, подозрительно напоминающее ругательства.
– А теперь она грубит. Такие-то грязные слова в адрес любимого сына!
– Не самого любимого, когда тот сует нос в чужие дела, - свободно произнесла Доменика по-английски с сильным акцентом.
– Разве можно быть таким недобрым к своей старой матери? Не даешь хранить секреты от американской подружки.
– Мама, она мне не... то есть, мы не...
– Лука запнулся и потер нос.
– Ох уж эта назойливая пожилая леди. Не обращай внимания на нее, Делайла.
– Мне кажется, она веселая, - сказала я.
Мы прикончили чрезвычайно вкусные сэндвичи, и Доменика поставила перколятор на стол, медленно опустила пресс и разлила густой черный кофе по старым глазурованным чашкам из фарфора. Даже после добавления молока и сахара кофе был страшно крепким, это ощущалось с каждым осторожным глотком.
Доменика села рядом с нами, налила себе чашку кофе и отхлебнула, не добавив ни сахара, ни молока.
– Ты на отдыхе, Делайла?
– Да, мэм. Что-то вроде... длительного отпуска, - кивнула я.
– Ты что-то ищешь здесь?
– сузила глаза Доменика.
– Мама, пожалуйста, - прорычал Лука.
Доменика взглянула на сына с наивным интересом:
– Я просто спрашиваю.
Со стороны арки раздались голоса, врываясь неожиданным шумом в комнату.
– О, твои братья и сестра идут сюда. Может быть, им нужна помощь, Лука? Делайла, останься со мной и помоги приготовить ужин, хорошо?
– Мама, я не думаю, что...
– Все нормально, Лука. Я с радостью помогу.
– Я встала и положила руку ему на плечо. Доменика отвернулась и стала наливать воду в кастрюлю, так что я использовала эту возможность, чтобы украдкой поцеловать Луку.
– Иди, повидайся с семьей. Я справлюсь.
Лука допил кофе и встал. Он снова поцеловал меня, а выходя из комнаты, и вовсе, ущипнул меня за попу. Я подавила писк и увернулась от его руки, хлопнув его по плечу.
Можно было подумать, будто насытившись Лукой, я буду нормально себя чувствовать, оставшись одна, но как только он вышел из комнаты, я сразу задумалась, когда же смогу остаться с ним наедине. Меня тревожила глубина желания быть с ним, сексуальный голод, который я испытывала по отношению к нему, и сладкие высоты кульминаций, к которым он меня возносил. Я всю жизнь жила, не зная, что именно упускаю, и теперь, когда Лука показал мне это, я не могла насытиться.