Сектант
Шрифт:
– Виктор Алексеевич, – спросил Сергей, когда провожал гостя до калитки, – а вы не боитесь ходить ночью, больным? Здесь на улицах неспокойно…
– Знаете, Сергей Аркадьевич. – Виктор надвинул шляпу на глаза. – После того как мне, тяжело раненному и привязанному к кровати, пришлось провести полтора часа на даче на Крестовском острове в Петрограде, я решил для себя две вещи: никому не доверять и всегда иметь при себе оружие. До встречи.
Он коротко поклонился и двинулся по темной улице.
Сергей
Мало того что он плохо спал ночью: опять приходили ночные кошмары с беспризорниками, белогвардейцами, товарищем Вацетисом, который взглянул белесыми глазами из-под полей шляпы и произнес: «До скорой встречи…» Так еще секретарь его принять не может. Секретарша секретаря – серьезная пожилая дама в черной, наглухо застегнутой кофте – сказала, что у товарища Шрама его давний знакомый, Ян Фрицевич.
– Вацлав Гитлерович, – пробурчал Сергей.
Неужели даже здешние большевики страдают чиновничьим чванством? Выйдет сейчас какое-нибудь раскормленное мурло, сразу почувствуешь себя в родном двадцать первом веке…
Раскрылась дверь, показалась серая шинель… Из кабинета вышел высоченный товарищ с длиннющими, агрессивно торчащими в стороны усами.
Буден Михалыч Семенной? В смысле, Семен Михайлович Буденный? Что он здесь делает?
– До свидания, товарищ Мартын, заходи еще, если будет оказия.
Ошарашенный явлением усача, Сергей не заметил хозяина кабинета – невысокого неприметного мужчину лет тридцати с небольшим, в зеленом френче.
– Товарищ ко мне? – кивнул секретарь на Сергея. – Я сейчас приду. Подождете?
– Д-да.
Шрам с усачом вышли. Интересно, кто это был? Навряд ли Буденный. Тот все-таки не Ян Фрицевич. А кто тогда? Товарищ Мартын… Что у большевиков за привычка была – друг друга кликухами называть?! Вон и Сталина всю жизнь товарищи Кобой называли. Какой фильм со Сталиным ни смотришь, к нему все Коба обращаются. До революции он даже представлялся так.
Сергею припомнился один из рассказов училки о Сталине, зачитанный из книги «Портрет тирана». Там ребята нашли какого-то старика, на квартире которого Сталин с женой жили в 1908 году – история рассказывалась в 98-м, училка несколько раз повторила, что дело было ровно девяносто лет назад. Так тот старик поведал, что большевик Коба, который снимал квартиру, был жесток и беременную жену бил сапогами. Все-таки этому миру повезло. Здешний Сталин – не такой…
– Проходите, товарищ. – Секретарь пронесся мимо Сергея и скрылся в кабинете.
Сергей медленно поднялся. Вот так, запросто, в кабинет… по современному счету, губернатора? Понятно, что расстрелять не прикажет и в тюрьму не посадит, но если просто разозлится? Наорет? Сергей почувствовал, что еще несколько секунд промедления и он просто сбежит…
А ну собраться, рявкнул он мысленно на себя самого! Подумаешь, губернатор! Ничего он тебе не сделает! А вот если войдешь к нему бледный и трясущийся, то он над твоими прожектами просто посмеется. Собраться!
В кабинет секретаря губкома вошел твердой походкой уверенный в себе молодой человек в джинсовом костюме.
– Доброе утро, товарищ. – Секретарь губкома взмахнул ладонью, как будто собирался пожать Сергею руку, вздохнул, кивнул на плакатик: «Рукопожатия отменяются» и плюхнулся на свой стул. – Слушаю вас.
Сергей протянул товарищу Шраму бумаги и собрался было произнести заготовленную речь, но замолчал. Шрам молниеносно пролистал план:
– Так… что тут у нас? Производство чернил? Анилиновых?!
Секретарь покосился на чернильницу.
– Ежемесячная прибыль… Ого! Требуемые вложения… Ого! Так… Товарищ Вышинский, вы ведь планируете открывать частное производство?
– Да. – Сергей сидел напротив Шрама.
– Тогда зачем вы ко мне пришли?
Сергей понял, что промахнулся. Вообще-то он считал, что секретарь губкома – нечто вроде нынешнего губернатора. Придешь к нему, распишешь перспективы, и он даст команду подчиненным – всяким там отделам народного образования и прочим. Только сейчас он сообразил, что губком – это губернский комитет партии. То есть если брать современные аналоги – приемная «Единой России». А практическим воплощением занимаются иные органы. Это в нашей реальности большевики взяли власть и рулили всем, здесь же есть партийные органы, а есть хозяйственные, исполнительные и прочие. Погодите…
Даже здешние большевики – все-таки большевики. А значит, они должны контролировать работу всех учреждений с тем, чтобы те не отклонялись от партийной линии. Раз так, партийные органы и секретарь губкома, в частности, должны, во-первых, держать руку на пульсе и знать, каких производств в городе недостаток, во-вторых, должны давать рекомендации госслужбам в их действиях. В любом случае у партийных органов должна быть такая возможность. Контроль без возможности воздействия – просто глупость.
Сергей просчитал свои действия буквально за секунду.
– Я понимаю, что частными лавочками вы не занимаетесь. Однако, к своему стыду, должен сказать, что я плохо ориентируюсь в советских органах власти…
Карие глаза Шрама почернели, вызвав неприятные ассоциации с глазками тюремных камер. И тут же посветлели и заискрились смешинками:
– Товарищ Вышинский, значит? А вы не тот самый сектант?
Удачную легенду себе подобрал Сергей: любой промах сразу объясняется просто: «Да он же сектант, что с него возьмешь!» Правда, репутация страдает.