Селеста 7000(изд.1971)
Шрифт:
Оставшись один, Рослов прислушивался минуту-другую, не войдет ли Смайли или инспектор полиции. Он даже приоткрыл дверь к причалу, но все было тихо. Потом раздался гудок отплывающего катера, и, облегченно вздохнув, Рослов захлопнул дверь. Теперь можно было ожидать прямого контакта с Селестой. Откликнется ли он, ответит ли? А у Рослова были вопросы, на которые он сам ответить не мог. Почему Селеста принял такое неожиданное решение? Правда, не совсем неожиданное: Рослов просил об этом. Но почему он согласился? Из запрограммированного любопытства к «осложненной» информации? А ведь он мог и не осложнять ее: довести до конца информативный
Селеста ответил, как всегда, неожиданно и без «миражей»:
— Слишком много вопросов. Начинай по порядку.
— Почему ты согласился на подсказанный мной подмен?
— Интенсивность волны. Мысль высокой энергетической мощности и большой информационной чистоты.
— Но ты мог не согласиться, мог дать информацию, нужную Игер-Райту, и отпустить его с миром.
— Мог.
— Ты знал, о чем он собирается спрашивать?
— Знал.
— И сознательно не остановил эксперимента, когда я повел его по-своему?
— Да.
— Значит, ты знал и о моих планах, когда подключал мое сознание к твоему информарию?
— Знал.
— Тогда ты сделал выбор, а для выбора нужна воля. Ее не включили твои создатели в сумму идей, заложенных в программу. Следовательно, новая идея была заложена после. Я имею в виду выбор решения в проблемной ситуации.
— Да.
— С нашей помощью?
— С твоей.
— Спасибо. С расширением программы расширяется и область «поиска» информации, заключенной в контактах, в частности в разнообразной форме человеческих рассуждении. Ты можешь не только отвечать, но и задавать вопросы, а получая ответы, принимать решения. Для таких решений нужен критерий.
— Он есть.
— Какой?
— Твой. Я совершенствуюсь.
— Тем лучше. Тогда подключи меня к Игер-Райту. В твоих контактах с человечеством полезно знать не только друга, но и врага.
— Он сейчас спит.
— Где?
— На яхте. В Норфолке их ждет самолет — собственный, сверхскоростной.
— Кого «их»?
— Их двое. Он и Кордона. С пилотом самолета они уже связались по радио. Тотчас же по прибытии в Норфолк вылетят в Лос-Анджелес. Там Кордона исчезнет, а Игер-Райт прямо с аэродрома проследует на виллу в Санта-Барбару.
— Когда он прибудет?
— К утру.
— Подключи меня тотчас же. А пока я прилягу в дежурке радиста…
Рослов проснулся от сильных ударов по телу на резиновой кушетке, возле мраморного бассейна в полу в ослепительно белой ванной. Массажист «работал» над его поясничными мышцами.
— Вот что значит спать сидя, шеф, — сказал он, сильно и ловко поворачивая Рослова на бок.
И тут-то Рослов увидел свое — вернее, не свое — тело, более крупное, упитанное и волосатое. Он хотел тронуть подбородок и не мог: рука не повиновалась его мысли, но по тому, как провел рукой массажист по его шее, он понял,
— Что ты сказал репортерам?
— Что вас только что привезли из клиники и врач разрешил теплую ванну и массажные процедуры.
— Что они спрашивали?
— Какой массаж: лечебный или обычный? Я сказал, что доктор Хис предпочитает обычный и считает вчерашний инцидент чистой случайностью, не угрожающей состоянию здоровья.
— Книжно изъясняешься. Отрепетируй попроще. Хис здесь?
— Ждет в приемной. Вместе с ним тип в золотых очках и с недозревшей бородкой.
— Пусть подождет. Позови Хиса.
«Интересно, когда Трэси привезли из клиники и почему из клиники, связан ли Хис с клиникой и зачем Хис вообще?» — подумал Рослов, а голый человек на кушетке тоже подумал: «Хис не спешит. Хороший признак».
Хис, тучный, представительный мужчина, нежно-розовый, несмотря на свои пятьдесят, действительно не спешил. Вошел с чувством профессионального достоинства и сел на табурет массажиста без приглашения, положив в ноги лежавшему пачку пухлых двухцветных газет.
— Вчерашние вечерние? — спросил Трэси.
— Есть и вечерние.
— Прочти вслух. Я без очков.
Хис развернул газету и прочел на первой странице:
— "Финансист отменяет прием. За несколько минут до появления гостей на вилле Джошуа Игер-Райта его увозят в частную клинику доктора Хиса. Острая боль в области грудной клетки. Однако боль скоро проходит, и специальные кардиологические исследования не обнаруживают серьезных нарушений сердечной деятельности. Доктор Хис и дежурный персонал клиники успокаивают друзей больного: «К утру профессор будет уже дома, а пока сон, сон, сон».
«Почему профессор?» — мысленно спросил Рослов, а Игер-Райт спросил устно:
— А что в утренних?
— То же самое, шеф. Финансовый обозреватель Джони Листок даже позволяет себе пошутить: «В связи с внезапным заболеванием Джошуа Игер-Райта держатели акций сомалийских радиоактивных руд обеспокоились, не вызвана ли болезнь упорно циркулирующими слухами о предстоящем понижении этих акций на бирже в Нью-Йорке? Спешим успокоить встревоженных: болезнь выдающегося ученого-финансиста оказалась столь же недолговечной, сколь и слухи, якобы ее породившие».
Голый человек на кушетке хохотнул и надел халат.
— Неплохо сработано.
— Железобетонное алиби, сэр.
«Все подготовлено, — подумал Рослов, — место, время, событие, свидетели. Даже газеты в лице репортеров, редакторов и обозревателей деятельности выдающегося финансиста. Кто ж поверит, что выдающийся финансист в это время за две тысячи миль отсюда руководил бандой налетчиков в территориальных водах другой мировой державы? Даже Корнхилл сделает вид, что ошибся».
В халате Игер-Райта Рослову было жарко, но тот, должно быть, привык. Потянувшись, он сказал Хису: