Семь африканских сил, корасон и падрино
Шрифт:
Минут через двадцать Хосе посадил нас со старушками в такси, и мы приехали в культурный центр йоруба неподалеку от Капитолия. Там был следующий концерт, за вход за который со старушек взяли по 20 песо насьональ, а с меня как с иностранки 5 кук.
Здесь в ходу две валюты: песо насьональ и куки. Кук ценится выше, это конвертируемая валюта, аналог доллара (в обменниках почти один к одному). 1 кук = 24 песо насьональ. За куки можно купить что угодно и где угодно, песо насьональ принимают не везде, но на них жить гораздо дешевле. Например, полный обед в непритязательном кафе для местных можно получить за 50 песо насьональ (2 с небольшим кука), а практически такой же, в месте, где платят только куками, будет стоить 10 кук. За вход на концерты
Я отдала свои 5 кук предельно спокойно, хотя в кошельке оставалось после этого 20 песо насьональ, ровно на маршрутку до дома. Дальше для меня весь вечер было все и в нужных количествах, за счет Хосе – такси, пиво, ром, пицца. Я знала, что так будет. Взаимная проверка на вшивость: не пожлобимся ли мы друг для друга, по ситуации. Не пожлобились, уровень пройден.
Перед концертом Хосе перезнакомил меня со всем коллективом и поучил танцевать сальсу, румбу и пачангу. Это было прекрасно. Еще когда он достал из рюкзака танцевальные туфли, я мысленно поцеловала крест: в моей жизни наконец все хорошо и правильно. До переезда из Москвы в область я занималась танцами 5 лет, но не кубинскими. К слову сказать, Хосе оказалось целых 47 лет. По его фигуре, оправленной в джинсы и алкашку, в жизни не догадаешься. Он отец троих сыновей, старшему из которых 25. Здесь таких вещей не скрывают, очень гордятся и возрастом, и детьми, и семьями. Что совершенно не мешает всякой там прочей любви и тем более танцам.
Успели после концерта заехать в клуб-кабаре, где предполагалось еще одно выступление, ближе к ночи. Заблудились и прошатались по темным улочкам часа два. Наконец добрались и узнали, что насчет выступления нас обманули, ничего не организовано. Сходили поесть, взяли рома, дождались сбора у клуба всей нашей банды. Вернулись и под ром и сигареты прослушали какое-то бесконечное выступление местных рэперов. Я ни одного слова не понимала, но было круто, это же не для туристов, и уникальность момента ощущается всей кожей. Потом удачно поймали маршрутку и поехали на Малекон, балбесничать на парапете. Любимое всеми в Гаване вечернее развлечение. Хосе лежал головой у меня на коленях и орал «я тебя люблю» по-английски, демонстрируя эрудицию и распугивая остальные парочки. По пьяни постановили, что слишком хороши оба для секса в первый же день и что у нас все будет долго и красиво (его слова), поскольку я вообще первая иностранка, с которой он продолжил знакомство. Учениц по сальсе, дескать, отсылает только в путь. Глядя на его хищное лицо с индейскими чертами, можно даже купиться, хотя это обычная кубинская легенда, они все так говорят. Глупо всерьез считать, будто бы я особенная.
В час ночи, однако, мы уже курили у меня на диване, поскольку он поехал меня провожать, и тут полил дождь. Да здравствуют гаванские дожди, моя половая жизнь наконец-то наладилась!
Было ужасно неудобно, что у меня кроме чая вечером и кофе с утра вообще ничего нет. Когда мне хватает впечатлений, еда – последнее, о чем я забочусь, так что в Гаване мой холодильник как правило пуст. Там торчат разве что бутылка рома, бутылка газировки и глыба льда. Нытье, как трудно на Кубе с продуктами, – не моя тема. Чтобы сгладить неловкость, я тут же пригласила Хосе к себе на ужин.
Об интимных подробностях связно писать не могу, да и незачем. Скажем так, ночь была бурной, и попадать по клавишам теперь сложновато. Мне еще надо домой, по магазинам, поспать и приготовить еды на двоих. Надеюсь, Хосе не забудет, где я живу.
14 июня 2021 года, Подмосковье
В этот раз мы с падрино сидим на какой-то лужайке и любуемся нарядной православной церковью на холме. День очень яркий, солнечный, кругом гуляют люди, всем весело, и мне наконец не стыдно за место, где я живу. Я сижу по-турецки, чего в реальной жизни никогда не умела. Передо мной почему-то механическая пишущая машинка, сильно потертая, с латинским шрифтом. Обожаю пишущие машинки, успела научиться на них работать еще в школе, в советские времена. Есть в них какая-то магия.
– Ты знаешь, на этой машинке печатал сам Хемингуэй.
– А откуда она у вас?
– Это неправильный вопрос.
– Я не знаю, какой правильный.
– А! Честная девочка. Это мне нравится.
Падрино полулежит на траве, опершись на локоть, на нем вышитая синяя рубашка и легкие светлые брюки. Жует травинку и наблюдает за мной. Пока я все это осознаю, машинка успевает исчезнуть. Вот так всегда! Но и падрино уже сидит рядом и протягивает мне один из тех самых стаканов, что остались нетронутыми в тот раз, когда мы собрались танцевать. Ром кустарного изготовления пахнет ровно так, как я представляла себе его в детстве, когда читала «Остров сокровищ». Мы аккуратно чокаемся и выпиваем.
– Помню, вы рассказывали туристам, что начали красить Переулок в 1991 году, когда на Кубе был голод. Но я кое-что прочла о вас в Википедии. Это энциклопедия, в интернете. Вы там есть.
– Я есть в энциклопедии? Наверное, я великий человек, а? – падрино ухмыляется, подталкивает меня локтем и наливает еще по одной.
– Так вот, там было написано, что в том же году вы сделали огромную роспись в богатом панамском отеле, чуть ли не в Шератоне. 80 квадратных метров.
– Так и написано? С ума сойти! Шератон, стена 8 на 10… или даже полоса 16 на 5… – он начинает крутить пальцами в воздухе, потом приподнимает очки вверх и смотрит на меня. – Но к чему ты клонишь?
– Это ведь очень дорогой и солидный заказ. Я как-то была в Шератоне в Эфиопии, в Аддис-Абебе. Знаете, как его там называют? Золотая вставная челюсть города! После такого заказа можно заняться чем угодно и где угодно. Но вы вернулись и стали создавать Переулок, собрали людей вокруг себя. Вы могли жить как король, но вы предпочли вернуться и совершить подвиг?
Очки падают обратно на нос, падрино одобрительно похлопывает меня по плечу, делает глоток из стакана, и я понимаю, что в этот раз вопрос задан правильно.
– Что ты знаешь об оришах? – вдруг задает он встречный вопрос.
– Это боги африканских племен йоруба, и часть из них живет в посвященных сантерос. Тех, кто прошел обряд посвящения в сантерию и был отдан тому или иному орише, называют его детьми. Расторгнуть этот договор невозможно. И… и я знаю, что вы – сын Чанго!
– Тоже где-то написано, а? Уж эти писаки! Но тогда ты должна знать и другое: Чанго и его детей, в которых живет его дух, не интересуют деньги или большие почести. Для короля Чанго главное – быть мужиком, уметь веселиться, чтобы кругом были люди и барабаны. Ну и ром, разумеется, – он салютует стаканом и приканчивает остатки. – Нельзя быть королем в чужом королевстве. Чанго может завоевать любые земли, но он любит свой дом. Даже когда все пропивает и живет бедно. Ай, он такой кубинец! – падрино хлопает себя по колену и качает головой, но я не сдаюсь.
– А в чем смысл договора с оришами? Их покровительство?
– Смотри: всё, что я в жизни имею, дает мне Чанго как мой отец. Но я должен быть благодарен, иначе некрасиво, правда? Чем больше он дает, тем больше я должен сделать в ответ. Это нормально! Это семья! В этом благословение и сила!
– Значит, тот заказ в Шератоне вы получили, потому что вы сантеро? Чанго сделал это для вас? Но ему как орише это было несложно. А вы в ответ совершили подвиг.
– Дался тебе этот Шератон. Слишком много энциклопедий в твоей голове. Кто их там пишет? Хеминугэй? Я могу совершить подвиг, потому что во мне живет частичка Чанго. А все остальное мое существо – эти руки, эти ноги… гм, ну, ты поняла – подтягивается, что же делать. И ты все перепутала: красить Переулок я начал в 1990-м, а муралы по всему миру пошли только потом.