Семь цветов страсти
Шрифт:
Тонкие лиловатые губы Шефа растянулись в улыбке:
— Сол, ведь ты снимал эту крошку в «Береге мечты». Теперь это чуть ли не классика. Последний шедевр Старика! Ты был на высоте, парень! — Он с энтузиазмом пожал руку оператора.
— Но ведь после фильма, прославившего намеченный вами «объект», прошло шестнадцать лет. Многовато для короткой зрительской памяти, — не сдавался Квентин.
— Ну так раскрутите ее, черт побери! — взвился Тино. — Устройте ретроспективный показ фильмов в своих кинотеатрах, а вы Руффо, помяните Д.Д. в проблемной статейке «Смерть таланта или воскрешение плоти?» Развезите с пафосом, как вы это умеете, всю
— Сцена в борделе, которую мы сейчас видели — не повод поливать актрису грязью. Не те времена. Да и снимавший фильм режиссер — малый не без таланта. — Заметил, посасывая леденец Руффо Хоган. — Нынче подобные приемы входят в арсенал «большого кино». Возьмем к примеру Тарантино или испанцев… Увы, последние ленты «объекта» нельзя назвать «жестким порно».
— Это вы не можете назвать, Руффо, потому что умеете смаковать всякие тонкости. Обычный же зритель видит то, что ему показывают. А показывают ему голую бабу, которую остервенело трахает извращенец. Простого зрителя не волнует, что извращенец — фашист, его партнерша — представительница низшей расы неарийского происхождения, а заливающая ее лицо клейкая жидкость вовсе не сперма, а крахмал. Зрителю, в конце концов, лишь досадно, что оператор-кретин, не снял все как следует, крупным планом.
Молодые мужчины, представлявшие технический состав «группы слежения» одобрительно зашумели. Квентин молчал и Заза понял, что близок к победе — продюсер почти на лопатках.
— Эй, в будке, поставьте-ка нам «Берег мечты»! — Шеф примирительно обнял бывшего боксера. — Ну признайтесь, дружище, неужели вас не волновала вся эта романтическая дребедень в прекраснейшие годы цветущей юности? Э-эх! Ведь есть, старина, что вспомнить!
На экране замелькали титры и зазвучала мелодия, ставшая после выхода фильма шлягером. Под «Берег мечты» танцевали на всех материках, обнимались в жарком томлении бесчисленные парочки и в памяти каждого, сидящего в зале, нашлась, наверняка, приятная картинка «озвученная» любимой мелодией.
Шеф закурил, давая тем самым «зеленый свет» остальным, измученным воздержанием и необходимостью выходить в коридор. Курение в зале считалось привилегией руководящей тройки, но сейчас все почувствовали, что настал час свободы и единения. Возможно это обстоятельство подняло градус эстетического удовольствия — в знаменитом эпизоде фильма — сцене первой встречи его героев, посыпались дружные хлопки.
Дикарка, выросшая в джунглях, встречает американского парня, открывшего ей тайны цивилизации и человеческой любви. Исполнявший роль Джимми Алан Герт — бронзовый от загара с атлетическим торсом и копной выгоревших жестких вихров — застыл в немом восхищении: под струями водопада, падающими в лесное озеро, резвилась юная богиня в компании барахтающихся волчат.
У парня, держащего наготове ружье и матерого волка, притаившегося в тростнике, совершенно одинаковое выражение желтых глаз. И очень похоже, по звериному, облизывает он пересохшие губы. Дикарка настороженно озирается, видит чужака и на экране появляется бездонная синева невероятных глаз. Испуг, восторг, предчувствие чего-то неведомого, огромного озаряет прелестное, покрытое россыпью водяных брызг лицо. Дрожа всем телом девушка делает пару шагов навстречу поднятому ружью и из ее груди вырывается протяжный, жалобный вой…
— Что ни говорите — это актриса!
— А главное, — подхватил Шеф. — Подчеркиваю: главное! В Д.Д. есть то, что прежде всего необходимо для нашего замысла. — Заза сделал интригующую паузу и в полной тишине, сжав ладони так, будто собирался читать молитву, произнес с неожиданным трепетом: — Эта женщина принадлежит к редкой породе — она из числа одержимых, помеченных знаком Большой любви!
«…И вот теперь мы все должны постараться поэффектней убить ее…» — мысленно завершил он свою речь и как-то вдруг сник, тяжело опустившись в кресло.
Обмякшее тело свирепого Зазы казалось маленьким и беспомощным, из груди вырвался скорбный вздох. Руффо застенчиво отвел глаза от поверженного Шефа и кивнул стоящему наготове секретарю:
— Досье на мадемуазель Дикси Девизо. Подробное и поскорее.
Часть первая
Досье героини
1
На исходе декабря 1965 года в Женеве родилась девочка. Доктор Эванс — владелец маленькой частной клиники, отправился домой лишь в шесть утра, убедившись, что ни его пациентке, ни малышке, спящей под прозрачным колпаком отделения интенсивной терапии ничего не угрожает.
А случай был не из легких.
Проснувшись после наркоза двадцатипятилетняя Патриция Аллен увидела солнечный свет за спущенными голубыми шторами, букеты цветов, напоминавшие о театральных бенефисах, улыбающееся лицо медсестры и с облегчением опустила веки:
— Слава Господу, обошлось!
— У вас здоровенькая толстенькая дочка, госпожа Аллен. В холле ждут мать и ваш супруг. Господин Девизо давно рвется к вам, но доктор Эванс разрешил визиты лишь после того как вы проснетесь и сами захотите принять кого-то.
— Хочу, конечно же хочу! — попытавшись приподняться, Патриция почувствовала резкую боль, ее рука тут же нащупала толстую повязку, обхватившую живот. Ах, эта операция! Почему, почему все произошло так нелепо!?
По прогнозам врачей роды должны были произойти через неделю. Поэтому Эрик Девизо — заместитель директора крупного банка «Конто», спокойно улетел в Мадрид на деловую встречу, оставив жену на попечение ее матери. Сесиль Аллен, прибывшая из Парижа специально к появлению внука, хлопотала с подготовкой детской, придирчиво отбирала няню и заставляла дочь прочитывать горы специальных брошюр для молодых матерей. Ей — сильной, волевой женщине, вдове известного исследователя живописи и коллекционера, все еще казалось, что Патриция — абсолютное дитя, не способное к ответственным действиям.
Отчасти она оказалась права. Схватки начались неожиданно. Конечно же, Пат перепутала сроки или сделала что-то не так. Доктор Эванс, посетовав, что плод несколько великоват, а конституция матери чрезвычайно хрупка, заявил о необходимости кесарева сечения. Сознавая серьезность ситуации, Сесиль немедленно позвонила зятю, к которому испытывала уважение, смешанное с чувством тайной антипатии и даже страха.
В восемь часов утра Эрик вихрем влетел в холл клиники и, увидев тещу, коротко информировал ее о том, что уже беседовал с доктором по телефону и намерен лично переговорить с женой без всяких помех.