Семь дней Создателя
Шрифт:
— Здоровяк, а ладошки маленькие — не работник.
— Почему так решили?
— А вот сейчас проверим. Серафимна, ты думаешь кормить гостей?
Шторки раздёрнулись.
— А вот и мы, — провозгласила хозяйка, впуская мою спутницу в кухню. — Ну, какова? А поворотись-ка.
Люба растянула подол старинной юбки, покружилась и опустилась в реверансе. Всё это ей прекрасно удалось. Я смотрел на неё, широко распахнув глаза — спутница моя была прекрасна, несмотря на нелепый прикид. Кожа безупречно стройных ног рдела — но это от растирания. Поясок юбки стягивал удивительно тонкую талию. Ситцевую кофточку высоко вздымали свободные от привычных доспехов груди. Глаза, губы, ямочки на щёчках, эта умопомрачительная улыбка….
Тряхнул головой, отгоняя наваждение. Нет, я не пьян, не настолько, просто девушка хороша — убеждал себя.
От Любаши не ускользнул мой восхищённый взгляд — взгляд открытый, чистого и честного парня. Возможно, я ей понравился тоже. А может, просто в избе больше некого было очаровывать — ну, не деда же, в самом деле, к тому же женатого. То, что ей нравилось покорять и очаровывать, понять можно было по искромётному взгляду жгуче-чёрных очей, лукавой улыбке, подвижным губам, которые казалось так и шептали — ну, поцелуй нас, поцелуй.
Красоту моей спутницы заметил и дедок. Он густо крякнул, разливая самогон из принесённый женой стеклотары:
— Вот за что хочу выпить — так за бабью красу. Помнишь, Серафимна, как за тобой парни табунились — всех отбрил. Сколько морд покровявил…. Ты чего жмёшься?
Прозвучало почти с угрозой. Я покачал головой и отставил наполненный стакан. Люба кольнула меня лукавым взглядом, подняла стопочку, чокнулась с хозяйкой и лихо выпила. Замахала руками, прослезились глаза, но отдышалась. Выпила бабка. Выпил дед. Все смотрели на меня. Но я был неумолим.
— Не работник, — резюмировал хозяин.
Я погрозил ему пальцем:
— Торопитесь.
— Щас проверим. Ну-ка Серафимна, тащи гуська.
— Да он стылый.
— Тащи-тащи.
Из сенец доставлен был на подносе копчёный гусь — откормленная птица кило этак на пять.
— Съешь — пушу ночевать, нет — ступай к соседям.
Бабка ободрила:
— Да не слухайте вы его: напился и бузит.
Есть не пить — я отломил птице лапу — куда ей теперь ходить. Вы когда-нибудь ели копчёную гусятину? Вот и я в первый раз. На языке — вроде вкусно, на зубах — резина резиной. Пять минут жую, десять — проглотить нет возможности. Выплюнуть да к соседям пойти, попроситься? Смотрю, Люба к лапке тянется, навострила коралловые зубки свои. На, ешь, не жалко — спасёшь меня от позора. Мы обменялись взглядами. Э, голубка, да ты захмелела. Не пей больше, а то возьму и поцелую. Впрочем, это мне надо выпить, чтобы насмелиться. У всех уже налито, а моя посуда и не опорожнялась. Я схватил стакан, как последнюю гранату — погибать так с музыкой… Чёрт, зачем напился?
Закончили вечерять. Хозяйка с Любашей убрали со стола и удалились в сенцы. Потом до ветра пошли мы с дедком. Я вышел в майке и ту стянул, не смотря на пургу. Растёрся снегом по пояс. Дед пыхтел папиросой и посматривал на меня с одобрением. Бросив и притоптав окурок, хлопнул по голой спине:
— Уважаю.
Хозяйка:
— Я вам на полу постелила — не обессудь. Кровать сынова, как погиб, не расправляли — святое.
И всхлипнула. Дед кинул мне на плечо льняное полотенце.
В полумраке комнаты с трудом проявлялись контуры стола, кровати, двух стульев. На полу белела постель — где-то там лежала Люба…. Я стянул брюки, носки — все, что было, кроме плавок — осторожно влез под одеяло. Холодным бедром коснулся горячей ноги — она вздрогнула.
— Спишь? Прости.
— Нет. Но только ты не приставай, — и обняла мои плечи.
Наши губы безошибочно нашли дорогу и слились в долгожданном поцелуе…. Потом мы уснули. Потом проснулись. За окном было темно, и выла вьюга. За шторкой густой храп накрывал чуть слышное посапывание.
— Нам завтра попадёт, — Любин шёпот протёк в моё ухо.
— За что?
— Тс-с-с… Постель-то мы замарали.
— Почему?
— Дурак. Я ведь девушка была…. Была, пока тебя не повстречала. Вот, что теперь делать? А вдруг ребёнок будет.
— Что делать… — я притянул Любину голову на плечо, чмокнул в нос, взял в ладонь крупную упругую грудь. — Жениться, вот что.
— Ага, — моя спутница глубоко вздохнула, стала пальчиком нарисовывать круги на моей груди вокруг соска. — Жениться…. Я тебя совсем не знаю.
— Если спать не хочешь, расскажу.
Мы шептались и ласкали друг друга, пока не почувствовали новый позыв страсти. Потом опять уснули.
День пришёл — вьюге по барабану. Метёт, несёт, воет.
— Отвернись, — сказала Люба и выскользнула из-под одеяла.
Я, конечно, человек воспитанный, интеллигентный, но…. Но она стояла спиной, и я подумал — зачем?
Девушка действительно была красива. Это не было пьяной фантазией. Особенно фигура — безупречна! Длинные стройные ноги, узкая талия и развитые бёдра с крутыми ягодицами. В личике присутствует определённый шарм — если полюбить, то краше и не надо.
— Вставай, лежебока, — Люба выдернула из-под меня простынь, в красных пятнах, скомкала, хлопнула по голове. — Кто-то жениться обещал.
А что, была, не была — я мигом, только штаны натяну. В конце концов, от добра зачем добро искать — девушка что надо, характер, чувствую, неплохой. Пора жениться, Алексей Владимирович. Семья, дети — социальный долг обществу. Вон Даша ради долга гражданского всем пожертвовала. Эх, Даша, Даша….
Попили чайку. Хозяева по-прежнему приветливы, оставляют переждать непогоду, но спиртным не угощают.
— Где у вас власти заседают?
— По улице пойдёшь, мимо не пройдёшь — флаг тама.
— Ты со мной? — спросил Любу.
— Стираться буду, — укоризненный ответ.
Администрацию нашёл. Зашёл. Люди работают — ненастье дисциплине не указ. Хотя, какая работа — отбывают. Я вошёл — все глаза на меня. Показал пальцем на дверь с табличкой. Закивали — на месте. Постучал, вошёл, показал удостоверение Администрации Главы государства. Сельский Глава закашлялся.