Семь элементов, которые изменили мир
Шрифт:
С момента избрания Чавеса президентом в 1997 г. добыча нефти в Венесуэле снизилась на 20 % с 3 500 000 до 2 700 000 баррелей в день. К счастью, рост цен на нефть работал в пользу Чавеса, сглаживая последствия падения объемов добычи. Но он лишился опытных специалистов и инвестиций, что серьезно замедлило разведку месторождений и лишило граждан Венесуэлы и остального мира части преимуществ, которые могла бы предоставить венесуэльская нефть.
Сходная картина наблюдалась и в Ливии после того, как полковник Каддафи провел серию экспроприаций в 1970-х гг. Около 30 лет тому назад я посетил его шатер. Тогда он спросил меня, почему его страна лишилась всех ценных специалистов в нефтяной отрасли и почему добыча нефти в Ливии падает. Он восхищался другими африканскими странами. Ему хотелось, чтобы в Ливии было так же. Он видел, что даже после национализации части активов зарубежных нефтяных компаний [76] там сохранились ценные кадры, но не мог понять одного: люди бегут из страны, когда ничего своего у них не остается.
Чтобы добыча нефти оставалась устойчивой и осуществлялась с помощью современных технологий, между государством и частными компаниями должно сохраняться долгосрочное сотрудничество. Глобализм и национализм часто оказываются несовместимы. Правильный баланс между крайностями принесет выгоды от использования природных ресурсов всем сторонам. Когда отношения между государством и иностранным бизнесом принимают конструктивные формы, это позволяет успешно добывать нефть и для удовлетворения глобального спроса, и для обогащения нефтедобывающей страны. И об этом нужно помнить постоянно. Вчерашние Венесуэла и Ливия – не примеры для подражания, что стоит помнить африканским странам, новым экспортерам нефти.
«Я называю нефть экскрементами дьявола. Она приносит горе. Взгляните на это безумие – растрата ресурсов, коррупция, государственные службы разваливаются. И долги, долги, которые мы будем иметь еще многие годы» [77]. Что же могло побудить Хуана Пабло Переса Альфонсо, одного из основателей ОПЕК, так выразиться? В 1948 г. Альфонсо впервые договорился о разделении ренты между международными нефтяными компаниями и государством в пропорции 50:50, что значительно увеличило государственную долю. Но с тех пор ему не раз приходилось наблюдать пагубное влияние нефтяного изобилия на венесуэльскую экономику и общество.
Джон Д. Рокфеллер всегда считал: «Нефть – как деньги» [78]. Легкое обогащение порождает самодовольство, а без достаточных усилий к достижению экономических успехов инновационность и конкурентоспособность снижаются. Время уходит на споры о доходах, а не на развитие. К тому же экономика, основанная на добыче нефти, крайне неустойчива: при высокой цене она процветает, но при обвале рушится. Алан Гринспен, один из лучших руководителей центральных банков нашего времени, прекрасно осознавал деформирующие эффекты нефти, говоря, что посоветовал бы лидеру любой африканской страны, в которой нашли нефть, забыть о ней и постараться скрыть эту новость.
Потенциал развития богатой нефтью страны может быть еще более ограничен при коррумпированной системе государственного управления, когда доходы от ренты никогда не попадают к рядовым гражданам. Такая система возникает в период гражданских войн или после ухода из страны бывших колониальных властей. Коррумпированные лидеры могут сохранять богатство и могущество, контролируя ключевую инфраструктуру. Им не нужно уделять никакого внимания экономике или заботам о гражданах. В этом заключается суть «нефтяного проклятия» [79].
В начале 1990-х гг. я посетил Анголу для обсуждения возможного участия страны в добыче нефти на морском шельфе [80]. Проезжая по улицам разрушенной в войну столицы Луанды, я убедился: очевидная бедность населения свидетельствует, что Ангола стала жертвой «нефтяного проклятия». Гражданская война разразилась в Анголе сразу после освобождения страны от двухвекового владычества португальских колонизаторов. Война началась в 1975 г. и продолжалась с перерывами до 2002 г. Вооруженная борьба шла между двумя основными политическими силами: социалистическим Народным движением за освобождение Анголы (МПЛА) и антикоммунистическим Национальным союзом за полную независимость Анголы (УНИТА).
Ангола обладает огромными запасами полезных ископаемых, особенно нефти и алмазов (чистая форма кристаллического углерода) [81]. В начале конфликта УНИТА захватила самые богатые ангольские месторождения алмазов, а МПЛА получила контроль над нефтяными месторождениями. Две формы углерода, источники огромного богатства, обеспечивали две разные политические силы, воевавшие друг с другом. На первый взгляд, алмазы и нефть – только средства вести войну. Однако богатство и власть, которые они предоставляли обеим сторонам конфликта, делали их причиной продолжения боевых действий. Граждане Анголы, непосредственно затронутые конфликтом, впали в ужасающую нищету.
В 1998 г. британская неправительственная организация Global Witness опубликовала убийственный доклад о влиянии нелегальной торговли алмазами на продолжение военного конфликта в Анголе [82]. В докладе утверждалось: «Международное сообщество… стало соучастником преступлений алмазных баронов», помогающих УНИТА перевооружаться для продолжения войны, которая только в середине 1990-х гг. унесла около полумиллиона жизней [83]. Алмазы могут использоваться для сокрытия огромных богатств и, при отсутствии документальной регистрации сделок, бесконтрольно переходить из одних рук в другие. Запреты ООН на продажи часто нарушались, а компании-нарушители никак не наказывались. В частности, Global Witness называла в их числе De Beers, контролирующую около 80 % мировой торговли алмазами [84].
На следующий год Global Witness опубликовала еще один доклад о нефтяной индустрии Анголы [85]. Нефть оставалась главным источником валюты в стране и на тот момент обеспечивала 90 % доходов государства. Global Witness сообщала: значительная часть богатства присваивается коррумпированными чиновниками, а не используется для восстановления страны. Она предложила, чтобы BP пошла на решительный шаг и опубликовала все данные о выплатах ангольскому правительству в соответствии с заключенными ранее контрактами. И BP так и поступила.
Обеспечив прозрачность финансовых потоков и возможность тщательного анализа, BP надеялась вынудить правительство Анголы использовать нефтяные доходы на нужды населения. В долгосрочной перспективе это могло бы ограничить размер налогов, которые пришлось бы платить BP: если бы правительство использовало деньги разумно, оно не обращалось бы к компании за дополнительными средствами. Было ясно: чтобы сделать подобную практику устойчивой, ее нужно ввести во всех странах. Поэтому я обсудил этот вопрос с Тони Блэром, согласившимся поддержать наше начинание. В 2002 г. на Всемирном саммите по устойчивому развитию в Йоханнесбурге Блэр выступил с инициативой по обеспечению транспарентности [2] в добывающей промышленности (EITI). Он предложил механизм, поощряющий страны публиковать данные о выплатах, полученных от нефтяных, газовых и горнодобывающих компаний. Поощрение правительств к сотрудничеству имело важнейшее значение. Но независимо от того, сколько компаний публикуют финансовые отчеты, программа повышения транспарентности эффективна лишь в том случае, если правительства также публикуют отчеты о расходах и возможно провести необходимое сравнение. Только тогда получится тщательно проверить финансовые данные [86].
2
Транспарентность (от лат. transparens – прозрачный) – ясность, отсутствие секретности. – Прим. ред.