Семь кило баксов
Шрифт:
– Это вы, Полина? Вы мне звонили?
– Да.
– Как, говорите, вашего папу звали?
– Олег Игоревич.
Это проверка такая была.
Наконец Генриетта Александровна открыла дверь.
– Проходите.
Полина вошла. В квартире пахло пылью и старыми вещами. Тусклая лампочка под потолком своим видом навевала воспоминания о присутственных местах, где все казенно, очень по-сиротски и откуда хочется бежать при первой же возможности.
Хозяйка цепким
– Если позволите, я поставлю чай.
– Да-да, конечно, – сказала Полина.
В комнаты она так и не попала. Хозяйка пригласила ее на кухню, где стены были в старых, пятнадцатилетней давности, выцветших и закоптившихся обоях, лампочка покрыта бурым налетом миллиметровой толщины, а под протекающий сифон раковины было подставлено мятое цинковое ведро с едва различимой надписью, сделанной масляной краской, – «ХОЗУ МВД«.
– О! – сказала Генриетта Александровна. – Какой у вас загар! Где вы им обзавелись, если не секрет?
– На Кипре.
– О! – опять произнесла Генриетта Александровна, и теперь в ее глазах прибавилось отстраненной холодной настороженности.
– Я там работала, – на всякий случай сказала Полина.
– Кем?
– Продавцом в магазине.
– Надо же, – покачала головой хозяйка. – Как изменилась жизнь. Наши дети работают на Кипре.
Тем временем чайник закипел. Генриетта Александровна заглянула в заварник.
– Вчера только заваривала. Все свежее. Я налью кипятку прямо туда. Не возражаете?
– Как вам угодно.
– Пенсия у меня маленькая. Я на инвалидности. Лекарства опять же. Все очень дорого. А ваш папа, вы сказали, бизнесом занимался?
– Да.
– Надо же, как изменилась жизнь, – снова повторила хозяйка. – А у нас он был по комсомольской линии. Очень идейный товарищ. Мне он запомнился принципиальным. На комитете комсомола, если кого когда разбирали, он жестко выступал. Никаких поблажек нарушителям норм морали. Тогда с этим было строго. Вы вот этого уже не застали, и очень жаль. Все-таки раньше порядка было больше.
– Вы ведь учились с моими родителями, – сказала Полина, поняв, что их разговор может уйти в область, совсем ей неинтересную.
– Да. Вот вам нож для торта.
Занялись тортом. Генриетта Александровна следила за Полиниными манипуляциями с таким вниманием, будто ожидала со стороны гостьи какого-то подвоха. Обнаружив это, Полина предложила хозяйке самый большой кусок.
– Я вообще стараюсь не есть сладкого, – сказала Генриетта Александровна, но от торта тем не менее не отказалась.
– И еще, – вернулась к интересующей ее теме Полина. – С вами учился
Генриетта Александровна вздернула головку и воззрилась на гостью.
– Вам эта фамилия известна? – на всякий случай осведомилась Полина.
– Еще бы! – с чувством сказала хозяйка.
– Он в тюрьме сидел.
– А вы откуда знаете? Родители рассказывали?
– Нет, услышала от знакомых, – подобрала Полина нейтральное объяснение.
– Саша попал в тюрьму, – произнесла Генриетта Александровна таким печальным тоном, будто это неприятное событие произошло не давным-давно, а буквально накануне. – Он был не такой, как мы…
– «Не такой» – это какой?
– Хулиганистый. Так людей называют, которые постоянно балансируют на грани. Мы-то все были из благополучных семей, а он – откуда-то из Пензы, из рабочих предместий. И выражался он… по-всякому, – осторожно подобрала определение Генриетта Александровна. – И выпивал. Он и в тюрьму попал из-за выпивки, я так думаю. Возвращался в общежитие…
Генриетта Александровна сделала паузу и посмотрела на Полину задумчиво, будто вспоминала, как там оно было много лет назад. Полина терпеливо ожидала продолжения.
– Было уже темно. На автобусной остановке стояла женщина в меховой шапке. И Саша с нее эту шапку снял.
– Зачем?
– Я не знаю! – с досадой сказала хозяйка, как будто до сих пор досадовала на безмозглого Прокопова за тот необдуманный поступок. – Его поймали, конечно, и устроили показательный суд, чтобы другим неповадно было.
– И он уже в институт не вернулся?
– Тогда это было невозможно, – покачала головой женщина. – Попавшего под следствие автоматически исключали из комсомола, а если ты не член комсомола, в институт попасть было практически невозможно, ну а если еще и судимость, как у Саши, имелась – тут уже совсем никаких шансов.
– И больше вы его не видели…
– Почему не видела? Он приезжал… к нам… в общежитие. Уже после того, как вернулся из тюрьмы.
– Скажите, а мой папа… У моего папы с Прокоповым какие были отношения?
– Вы зачем вообще пришли? – вдруг спросила хозяйка.
Она сидела за столом напротив Полины, обхватив свои плечи так, будто ей было холодно, хотя за окном был май и ласковое весеннее солнце заглядывало в кухню. И к торту до сих пор она даже не притронулась.
– Иногда так важно знать то, что происходило в прошлом, – сказала Полина.
– Для чего?
– Чтобы лучше понимать настоящее.
– Прошлое пускай прошлому и принадлежит, – сухо сказала Генриетта Александровна.