Семь колодцев
Шрифт:
— Света! — сказал я. — Ты должна отвести Танюшу в лагерь и уложить спать. Чтобы никто ничего не заметил. А мы будем отвлекать…
Мы сердечно попрощались — так, будто нам не суждено было больше увидеться…
Кузя объявился. Надежда его крепко отругала, быстро успокоилась и пошла спать. Вовочка и Фома проводили класснуху взглядом, тут же вцепились в Кузю и поволокли его в темноту, на распаханное поле. Я и десяток ребят последовали за ними.
В кругу возбужденных зрителей Кузю крепко держал сзади за руки Паскей. Все
— Ты где, ё, шлялся, курва очкастая? — орал Фомин ему в лицо.
— Говори, блядь! — вторил Вовочка, нанося Кузе беглые удары по печени.
— Я гулял…
— Не надо пи-пи! А почему пьяный?
Тут приблизился подавленный Яцек, которого раньше здесь не было, и тихо сказал, обращаясь к Фоме:
— Танюша в жопу пьяная… Всю палатку заблевала… Тот аж подпрыгнул.
— А кто, бляха-муха, Танюшу напоил? — заревел Фома. — Ну все, ты труп! Признавайся, гондон, у тебя с ней чего-нибудь было?
— Не твое дело! — Кузя пошел вразнос.
Мне вдруг стало очень стыдно, что я трусливо стою в стороне, бездеятельно наблюдая, как мучают моего друга.
Хотелось растолкать ребят, выйти на середину и объявить себя виновником всего происшедшего. Но… я поспешил тщательнее спрятаться за спинами зрителей. Фому трясло от злобы.
— Ах ты тварь! Ну-ка сними стекляшки!
Паскей отпустил Кузю, тот с готовностью снял очки и тут же получил сочный удар в ухо. Он лишь покачнулся, но из-под его свитера вдруг выскользнула бутылка и глухо шлепнулась в борозду.
Паскей вновь схватил Кузю за руки, а Фома поднял бутылку.
— Ни хрена себе! — Он покрутил добычу в руках. — Половина уже отпита…
— Ну-ка дай! — Вовочка протянул руку.
Он сделал несколько внушительных бульков, довольно рыгнул, глубоко втянул носом рукав и вернул бутылку Фоме:
— Самогонка вроде бы… Крепкая, падла!
Фома тоже попробовал (нет, не самогонка — фирма!). За ним последовали Паскей и Яцек. Бутылка оказалась пуста.
— Значит, это ты Танюшу напоил? — опять надвинулся Фома. — Говори, кто еще с вами был?
— Мы одни, больше никого…
— Ну, тогда получай!
Фома с разворота заехал Кузе в челюсть. Виновнику добавили Вовочка и засуетившийся Яцек.
— Палачи! Вам меня не сломить! — Кузя упал, сломал свои очки и теперь, с трудом поднявшись, подслеповато разглядывал обломки. Его подбородок был измазан кровью.
Я не выдержал и решительно шагнул вперед.
— А тебе чего? — удивился Фома. — Тоже хочешь?
— Хватит! — сказал я твердо.
— Чего-о?!
Разъяренный Фома было шагнул ко мне, но на его пути встал Вовочка:
— Не надо — он свой!
Фома тут же охолонул. С Вовочкой даже он не хотел связываться.
— Ладно, пацаны, разошлись. Никто ничего не видел. А тебя, Кузя, еще раз с Танюшей увижу, на клочки порву!
В
Играл магнитофон.
Света стояла в одиночестве на берегу. Она, единственная из всех, не решалась заходить в воду. Может быть, забыла взять с собой купальник?
Краем глаза я ни на секунду не упускал ее из виду.
Речку пересекал деревянный мост. Я вбежал на него, подлез под поручень и взобрался на подпорную балку.
— Ты чего, Сашок, разобьешься! Слезай! — закричали одноклассники.
Я посмотрел на Свету. Она не сводила с меня глаз.
Я сильно оттолкнулся и сиганул вниз. Вошел в воду ногами и сильно ударился о галечное дно. Но ничего.
Вынырнул. Огляделся. Девчонки зааплодировали.
У Фомы от зависти аж челюсти свело. Он было двинулся к мосту, но передумал — страшно.
Света сияла.
— Ну-ка разойдись! — зарычал Вовочка.
Он потопал на мост, неловко перелез через поручень, отчего тот затрещал, ступил на балку и примерился.
Все тревожно замолчали. Это уже было целое состязание.
В последний момент Вовочка поскользнулся и неловко оттолкнулся. Крупная туша неуклюже плюхнулась в воду. Взметнулся фонтан брызг.
Получилось невероятно смешно. Все от хохота схватились за животы и попадали на землю.
Вовочка вылез злой. Его взгляд не предвещал ничего хорошего. Он снова пошел на мост, и теперь прыгнул достаточно чисто.
Что ж… Я тоже оказался на мосту, но на этот раз взобрался на поручень и вытянулся во весь рост. Сейчас мне нужно было пролететь до воды на несколько метров больше.
Я с диким криком сиганул в бездну, а перед самой водой поджал ноги. Получилось здорово. Вышел на берег тяжело дыша.
— Чего, Юрий Гагарин, что ли? — нахмурился Фома. — Тоже мне, герой нашелся!
Света, никого не стесняясь, смотрела на меня родным влюбленным взглядом. Я был на вершине счастья.
Соревноваться со мной больше никто не захотел…
Через полчаса в нескольких шагах от речки, в кустах я крепко обнимал податливо размякшую Свету. Со мной что-то происходило, я весь горел, но одновременно я чувствовал, что и с девушкой что-то происходит. Вся она была какая-то покорная, обессилевшая, будто под гипнозом.
Широкие глаза с влажным искристым блеском…
Прикосновение груди, запах волос…
Я поцеловал Свету в губы. Это был первый настоящий поцелуй в моей жизни.
Наконец-то я понял то, чего раньше никак не мог понять. Почему рыцари из романтичного и жестокого средневековья, всякие там донкихоты, готовы были пожертвовать всем и даже жизнью ради всего лишь одного поцелуя дамы своего сердца. Во дураки! Но теперь я и сам был готов отдать все взамен неописуемого наслаждения.