Семь корон зверя
Шрифт:
– Так ведь и выжидать не к добру. Неужто Ян сам ничего не чувствует? С его-то нюхом на поганки?
– Может, и чувствует. Даже наверняка. Только решиться не может. А Маша просить его не станет. Пока по крайней мере. А если и попросит, так без души, чтоб отстали, и, понятно, без толку. И нам попадет – Ян, он вмиг сообразит, откуда ветер дует.
– Тогда остается только молиться, – сказала Татка почти серьезно.
– Вот и помолись. У тебя и иконка освященная имеется. А я в Бога не верую. Да и не увижу его никогда. В рай нас наверняка не пустят, ведь так? Значит, и помирать смысла нет. Тем более добровольно. – Лера поднялась. – Пойду за уборщицей пригляжу. И ты не рассиживайся. Ничего хорошего не высидишь.
– Машку
– Себя пожалей, – только и нашлось в ответ.
Утренняя летучка, обязательная, как пение деревенского петуха, затянулась. А Макс и Сашок еще и не завтракали. Мишке, конечно, было хорошо. Дома его потчевали отдельно, добротно и под завязку. Рита, хоть и уходила чуть не с рассветом за медицинскими познаниями, оставляла своему благоверному полноценный горячий завтрак, только не поленись и возьми. Макс же и Сашок столовались в большом доме, оттого, желая поспать подольше, попадали на завтрак только после утреннего совещания.
Хозяин и Мишка, оба вражески сытые, обсуждали долго и нудно сочинские дела. И чего столько тереть об одном и том же? Все равно Максу придется лететь и разбираться с Ариком на месте. Не то чтобы Арик, он же нынешний впередсмотрящий «Красот Босфора» Артур Тер-Ованесян, много наворовал, Бог с ним, а вот то обстоятельство, что стал он ввозить, на свой страх и риск, левый товар, никуда не годилось. У конторы сбыт был до виртуозной точности налажен, Арик же имел дело с мелкооптовыми и несерьезными покупателями и, следовательно, запросто мог засветиться. К тому же порошок он бодяжил, что плюсов к его репутации отнюдь не добавляло. Убрать говнюка ничего не стоило. Вопрос состоял в том, кого определить после Арика на доходное место. Это и обсуждали хозяин со своим «архангелом». Но они-то с Сашком всего-навсего боевая группа, скажут – чик-чирик и нет Арика, им-то зачем высиживать? Стасу хорошо, доложился и отвалил. Но Макс и Сашок себя уважают, вот и сидят теперь, от голода причмокивают. И опять на летучке нет Ирены. Четвертый раз за одну только неделю.
А дела в конторе пошли ой-ой-ой какие! Что при прошлом президенте, что при нынешнем. Миллениум справили на славу. Дружной семьей выехали на воды, то бишь на море, на Мальдивские острова, шутка сказать! Кроме Татки, конечно. Осталась с полугодовалым Леликом: «Чего я там не видела, море и море, и Машку забирайте, без нее еще лучше справлюсь, не волнуйтесь, папаша. Куры, огород, свой глазок – смотрок». Порезвились и без Татки. Так уж случилось, что, кроме Мишки и самого хозяина, за границей никто из них никогда не был. Да и то хозяин те границы пересекал, когда от них было покамест одно только название, в доисторические времена, а «архангел» дальше Трабзона турецкого никуда не залетал, в смысле не заплывал. Так то заграница ненастоящая.
Хозяин в самолете первый раз на их глазах выглядел беспокойным и не в себе. Видно, в воздухе почувствовал, что и он до конца не бессмертен. Случись чего – и привет: вамп ты там или нет, на земле, на месте происшествия, по уголькам не разберут. До этого исключительно по суше и по воде передвигался. Даже до Москвы – на поезде. Не доверял адской машине. Только на Мальдивы поездом слабо, а теплоходом запаришься. Ничего, долетел, тем более что Машке понравилось. Дергала Яна все девять часов, какое море внизу да как солнце садится. А он ничего, поил ее шампанским. Кроме Машки, никто эту гадость не пил, все больше насчет виски прохаживались. Хозяин, тот коньяк наворачивал, и, надо сказать, от души. И от нервов, и отдых тоже, конечно. Прилетели, однако. Гуляли под большое декольте. А Стас, он Стас и есть, в смысле охотник. Местной полиции «глухаря» повесил. Захотелось небелой кровушки испить. И не голодный, чтобы так уж. Туземца все же завалил, не побрезговал. Только куда там его словить! Охотник с большой буквы. На акулу заблудшую досужие и списали, три дня хороводились – патрули, то да се. Забава, да и клиент так, электрик из отельных – низовой разряд. Потом по девкам приезжим охотник пошел, для куража, но без душегубства. Потенция – будь здоров, после дозаправки. «Стабу Стабелла». Куда же деваться – все по парам, а мадам, хвост задравши, по залетным иностранным капиталам порхает. «Хау ду ю ду» и «Авек плезир», а только распоследний из них кретин и тот допирает, что дамочка тревожная и акцент у нее подозрительный, не говоря уж о неприличных брюликах и сопровождающей гоп-компании. «Не хочу тебя... Таня Караваева».
Машка все же, что ни говори, молодец. И видит, и понимает. Хорошо, когда рядом кто-то просто так вот, от балды, по доброте душевной тебя жалеет, а сам не такой. Будто индульгенцию бессрочную выдает. Иди и не греши. А и согрешишь, не убудет. Правильно Ян на ней женился. Может, и хорошо, что она не с ними, что бы там «апостол» в подпол ни каркал. И с хозяином у нее не на пять минут. А как Лелик родился, так его и вовсе стало не узнать. С одной стороны, клыки как у саблезубого выросли, с другой – бери голыми руками, только оттуда не каждый зайдет, пароль индивидуален. Призадумаешься и диву даешься. Теперь вроде и не «архангел» в семье старший разводящий, а гранд-маман Наталья Ивановна, она же Тата. Как гаркнет – Лелику вредно то, Лелику вредно се, в доме не курить. Так и хозяин с сигарой дальше кабинета ни-ни.
Дела, однако, призывали вернуться в реальность. И Макс оборотился. Тем паче что дела в последнее время пошли в семье большие. Что уж там восьмикрылый Михаил Валерианович проделал с хитрозагогулистым Гимором, рядовым гражданам неизвестно. Только отныне и навек и сам Гимор, и его новые околопрокуратурные и отчасти правящие бал друзья вошли с хозяином в паритетную коалицию. Балашинский, особа битая и за века свои так и не добитая, на рожон не лез и не высовывался. Община мирно копила денежки и столь же мирно складывала их в заграничный чулок. Как только, так сразу. Урвать, пока не дали, и на зимние квартиры в жаркие страны. Однако, пока шла масть, с отъездом не поспешали.
Наконец магистры договорились. Макс благодушно выслушал цеу, которые и так знал, испросил позволения откланяться, подхватил Сашка, и ну-у бегом в Таткины владения! Пиво и пироги. «Архангел» и владыка престола остались в одиночестве.
– Чума на три наших дома! Когда же заживем спокойно? – Миша хлопнул себя по колену, задав вопрос чисто риторический и патетический одновременно. В последнее время «архангел» благодатно раздобрел и разнообразил речевой стиль, однако цепкости от этого не утратил, а, пожалуй, даже и приобрел.
– Никогда. Закон отрицания отрицания. Каждое новое разрешение порождает следующее препятствие. Ты просто мало жил. – Спокоен был хозяин, но так ли, как хотел показать?
– Сколько есть, все мое. – Миша не обиделся, скорее вопросил. – Не нравится мне положение вещей.
– Я не могу позволить Ирене подолгу оставаться в доме, – хозяин был печален и столь же категоричен, – по крайней мере до тех пор, пока ее болезнь не пройдет.
– Она не пройдет. Гордыня – диагноз хронический. А держать в остуде опасное животное чревато.
– Миша, мальчик, я пережил много разных жизней, а видел еще больше. Если что знаешь, говори прямо. – Хозяин усмехнулся, но все невесело. Худ он стал и как-то прозрачен, Миша видел и переживал. Не то чтобы болел, смешно, но истончились и без того ювелирного резца черты, словно под кожей остались одни только голые нервы. Спокойствие, шедшее раньше изнутри, утратило гармоничность. Словно железной рукой держалось у последней грани.
– Напугали ежа голой жопой! – полыхнул Миша. Хозяин улыбнулся еще печальнее. Что же, не у него одного нервы. Да разве ж Миша о себе! – Чего скрывать, если ничего толком не известно? Не нравится мне все это. Да!