Семь минут
Шрифт:
— Джерри, мы собрались, чтобы помочь тебе всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Я не намерен отказываться ни от одной возможности.
— Я знаю, отец, но не могу…
— Ральф Полк разбирается в законах. Если он говорит, что встреча с психиатром может помочь…
— Да, может, — быстро подтвердил Полк, тоже вставая. — Судья примет во внимание тот факт, что ты ни разу в жизни не был замешан ни в каком преступлении. Поэтому он отдаст распоряжение людям, которые следят за поведением условно осужденных, покопаться в твоем прошлом, разузнать о тебе побольше у твоих родственников, учителей. Когда он узнает, что ты лечишься у доктора Тримбла, психоаналитика с мировым именем, то может принять более мягкое решение.
Джерри опять покачал головой:
— Мистер Полк, нет… Я не могу… Я не хочу никакого психоаналитика. Что бы вы ни думали, я не сумасшедший. Это было просто… временное затмение. Даже прокурор вчера ночью сказал это. Он согласился, что виновата книга.
— Конечно, никто не может заставить тебя обратиться к психоаналитику. — Полк пожал плечами, — но, по-моему, это был бы умный ход.
Фрэнк Гриффит обнял сына и обратился к адвокату:
— Не беспокойтесь, Ральф. Джерри можно уговорить сделать то, что пойдет ему на пользу. Можете позвонить доктору Тримблу и договориться о приеме. Джерри, ты много пережил за эти сутки. Пойди наверх, приляг и прими таблетку успокоительного. Мы разберемся и без тебя.
Джерри посмотрел на отца, неожиданно вырвался и, не сказав ни слова, выскочил из гостиной.
Мэгги проводила его взглядом. Когда все снова расселись по своим местам и закурили сигареты и сигары, Мэгги вышла из гостиной и торопливо поднялась по лестнице.
Она догнала брата на втором этаже.
— Джерри…
Он остановился и попытался изобразить улыбку. Ничего не получилось.
— Мне жаль, что они так тебя мучили.
Он молчал.
— Я совершенно уверена, они только хотели помочь, — продолжала Мэгги.
Руки Джерри нервно теребили свитер.
— Мне не нужна ничья помощь. Я совершил неправильный, сумасшедший поступок и заслуживаю наказания. Пусть меня накажут. Но я не хочу лишних страданий. Я не хочу ходить ни в какие залы судебных заседаний, мне вполне хватило сегодняшнего утра. Не хочу, чтобы адвокаты и судьи копались в моей голове и выносили мои мысли на всеобщее обозрение. Не хочу, чтобы какой-нибудь психиатр забрал у меня последние мозги. Я просто хочу, чтобы все оставили меня в покое.
— Хорошо, Джерри.
— Все это… Это то же самое, что заставить меня расстегнуть ширинку при людях.
— Я понимаю.
— Я поступил плохо. Пусть меня накажут и оставят в покое. Я хочу, чтобы меня не трогали. Я имею в виду не тебя, Мэгги, а всех остальных. Я хочу, чтобы меня оставили в покое, хочу принять то, что заслужил. — Он внимательно посмотрел ей в лицо и добавил: — Ты понимаешь. Убеди и их, Мэгги.
— Я… я могу попробовать. Я попробую. Может, не сегодня, но в ближайшее время.
— Спасибо… Я препаршиво себя чувствую. Наверное, мне лучше прилечь.
— Отдыхай. Тебе нужен отдых.
— Да.
Джерри направился в свою спальню. Когда он скрылся в комнате, Мэгги в задумчивости медленно пошла вниз по лестнице.
Совещание в гостиной продолжалось, голоса манили. Мэгги тихо подошла к дверям и прислушалась. Мужчины были так увлечены разговором, что не заметили ее присутствия.
Ральф Полк кивнул, выслушав Лютера Йеркса, и заметил:
— Да, мистер Йеркс, об этом не может быть и речи. Эта порнографическая книга — наш самый красноречивый довод в пользу Джерри. Как вы сказали, она — ключевой фактор в этом деле. По одной этой причине, даже не будь других, я бы хотел показать мальчика доктору Тримблу. За несколько приемов доктор, уверен, сумеет увидеть, какую травму перенес Джерри, прочитав «Семь минут». Для нас показания известного психоаналитика бесценны. — Он улыбнулся Йерксу. — И я уверен, эти показания очень помогли бы и окружному прокурору в случае судебного дела, связанного с этой книгой.
Глаза Йеркса были скрыты за голубыми очками, его круглое лицо оставалось бесстрастным.
— Мне кажется, что Элмо Дункан может пойти на процесс против книги, но это только мои догадки. Однако… — Он встал, и Блэйр немедленно вскочил на ноги. — Побывав в этом доме, увидев своими глазами горе, которое причинила эта мерзость, кое-кем называемая литературой, воспитанному юноше и приличной семье, которое она может принести всем американцам, я убедился, что должен всеми силами бороться за введение цензуры. Если в нашей стране не будет цензуры, начнется хаос и разгул преступности. Вы пообещали присоединиться к этой борьбе не только потому, что она поможет вам в вашей собственной беде, но и потому, что она благотворно скажется на будущем нашего общества и поможет правосудию.
— Обещаю, мистер Йеркс, — выпалил Фрэнк Гриффит.
— А я вам обещаю, что с этой минуты приложу все силы, дабы избавить нашу страну от развращающих мысли и разрушающих души торговцев. Знаете, что мы сделаем вместе? Мы бросим им в лицо их собственную книгу и навсегда изгоним из храма алчных менял и насильников!
Майк Барретт не удивился, узнав, что окружной прокурор очень занят и что у него совсем мало времени.
Элмо Дункан четко установил временные границы несколько секунд назад, позвонив секретарше, приказав три-четыре минуты не соединять его ни с кем и сказать ожидающим приема, что встречи откладываются на несколько минут.
По дороге к Дворцу правосудия Майк Барретт мечтал, чтобы забрезжила хоть маленькая надежда, которая как-то оправдала бы его оптимизм в разговоре с Сэнфордом. Он был уверен, что окружной прокурор выполнит вчерашнее обещание и новые события, связанные с «Семью минутами», не отразятся на его уступчивости в деле Фремонта.
Барретта провели мимо личной кухни прокурора в комнату, где ждала секретарша Дункана. Она ввела его в просторный светлый кабинет, обставленный в современном стиле. Барретт обратил внимание, что дверь в комнату отдыха открыта, и подумал, не пригласит ли его Дункан туда. Дункан жестом предложил ему сесть в одно из двух кожаных кресел, стоящих перед красивым шведским столом. Этот жест означал, что обмена любезностями не будет — только дело. Надежда Майка начала угасать.
Сейчас он видел, что перед ним не тот человек, который так приветливо встретил его вчера, а совсем другой. Лицо Дункана было напряжено, словно прокурор с трудом сдерживал нетерпение. За креслом с высокой спинкой стоял американский флаг, и его древко, казалось, торчало прямо из головы прокурора.
Окружной прокурор нервно переложил на столе какие-то бумаги, бросил взгляд на телефон и графин с водой, потом на полку, на которой стояли книги в красивых переплетах, и наконец с неохотой посмотрел на Барретта.