Семантическое поле

Viale delle Medaglie d’Oro, 428 – 00136 Roma – Italy

http://meneghetti.ru

Можно утверждать, что онтопсихология, описанная ее автором более чем в 50 научных трудах, отныне полностью формализована. Одним из трех фундаментальных открытий онтопсихологии является семантическое поле.

Вот как его определяет автор: «Семантическое поле – это мгновенный проект энергии в себе, который исчерпывается в строго определенном следствии, касается внутреннего устройства эмоционально-психических переменных и при этом характерен для любой коммуникации, в которой происходит передача знаков и сигналов».

Данная монография представляет собой систематизированное изложение научных

трудов автора по проблеме семантического поля, начиная с 1976 года по настоящее время. Критерием при организации материала послужило стремление представить прежде всего те работы, в которых речь идет о семантическом поле как о базовой информации жизни. В конце книги представлены работы более раннего периода, в которых речь идет о патологической стороне затрагиваемой темы (негативное семантическое поле). Знание о негативном семантическом поле лежит в основе всей клинической психотерапии.

Передавая мысль автора своими словами, отметим, что само по себе семантическое поле, будучи информационным феноменом реальности, является неким жизненным сообщением. Это аспект непрерывности между человеком и целым, аспект совместного развития человека и среды. Однако, в силу привнесенной в человеческую психику деформации, оно становится активатором регресса.

Для понимания содержания данной книги основополагающим является знакомство с такими трудами автора, как «Ин-се человека», «Монитор отклонения в человеческой психике», «Образ как алфавит энергии», «Учебник по онтопсихологии».

Инновационная реальность, которая открывается с пониманием семантического поля, взрывает критическую систему исследований сознания и процесса познания человека.

Семантическое поле является одним из открытий онтопсихологии. Без знания реальности семантических полей невозможно понять, о чем говорит онтопсихология. Мы не можем считать объективным ни одно исследование в области человека, если у исследователя нет опыта семантического поля.

Семантическое поле в онтопсихологическом смысле исключает любые ссылки на схожие словосочетания. Поэтому, несмотря на использование термина, имевшего и до сих пор имеющего хождение в философской, лингвистической, психоаналитической и социологической литературе, мы не признаем никакой смысловой общности с упомянутыми дисциплинами.

Онтопсихологическая школа возникла как ответ на несостоятельность и неспособность к оперативным действиям комплементарных наук, которые, как казалось вначале, были нацелены на познание человека. Действительно, несмотря на тщательные исследования разнообразных случаев процесса становления индивида, эти науки постоянно сталкивались с тем, что они чего-то не понимали. Официальная наука все время была по ту сторону проблемы. К примеру, сложный мир электронного регулятора устойчивости был прочно связан с необъяснимыми или фидеистическими «скачками». Ни в коем случае не подвергая сомнению норму человеческой веры, констатируем тот факт, что эти запасные пути напрочь лишены оперативности.

Я могу описать индивида на внешнем социальном уровне, не имея его перед собой физически, то есть он будет существовать в

силу различных отсылок (дом, жена, муж, работа и пр.). По этой причине я могу познать его посредством другого человека, который состоит с ним в контакте.

Анализ многочисленных наработок других школ выявил непреложный факт – отсутствие точных очертаний и наличие необъяснимых случаев, которые ограничивали возможность пациента осознавать.

В дальнейшем другие школы (в США) обнаружили эффект сети в контексте. Стали говорить о том, что человеческие существа, помещенные в определенную среду, претерпевают ее настолько, что каждый отдельный индивид становится выражением общей динамики. К примеру, при просмотре футбольного матча болельщик может войти в форму общего аутсайда и в агрессивность определенной типологии. Однако на своем опыте я замечал, что эффект сети в контексте возникал не постоянно, его можно было сравнить с неким островом, но он не помогал мне в исследовании отдельно взятого индивида.

Потом стали говорить о последствиях волевого или идеологического порабощения субъекта, когда внешне автономный индивид страдает внутри себя от неких присутствий, которые сам он может обнаружить в той или иной форме или не обнаружить вовсе. Происходит это из-за того, что человек с детства подвергается некой форме воспитательного порабощения со стороны идеологической системы. Характер страданий во взрослом возрасте зависит от типа воспитания и аффективной зависимости. Индивид перенимает чужую культуру и в результате утрачивает собственную истину. Но и в том случае, когда удавалось понять подобные ситуации, симптом не исчезал и проявлялся в виде головной боли, невозможности выстраивать отношения, половом бессилии, функциональной неспособности быть самодостаточным.

Классический психоанализ объясняет такую ситуацию процессами интроекции и, в большей степени, идентификации: будучи пассивным объектом воспитания, субъект внутренне принимает идеал другого человека, подстраивается под него и развивается, идентифицируя себя с тем, что ему кажется сильной формой. Однако в своей клинической практике я убедился, что можно работать с мнестическим следом и травматическими воспоминаниями детства, вынимать их на поверхность сознания, предъявлять всю историю прошлого возможностям сознания субъекта. При этом симптом никуда не исчезал, и это было постоянным доказательством несостоятельности.

То же происходило, когда я допускал некоторые положения парапсихического видения в его общем смысле. И в этом случае симптом иногда исчезал, но затем возвращался прежним или в еще более тяжелой форме.

Значит, недостаточно сказать, что симптом – это один из аспектов сопротивления и что он сформирован средой, поскольку, если я точно знаю причину, я должен суметь найти и решение. Неумение освобождать от патологии означает в том числе и незнание этиологии симптома.

Из сказанного выше можно понять, что открытие семантического поля появилось в условиях тяжелого стресса, и проверкой его успешности стало разрешение проблемы человека, стабильное исчезновение симптома.

В ходе сеансов я отдавал себе отчет в том, что субъект был раздвоен в своем речевом изложении. Он представал одним способом, а существовал другим, что подтверждалось на уровне кинетики и проксемики, индукции, анализа, анамнеза и всего психоаналитического инструментария. Однако факт оставался фактом: даже когда я предъявлял сознанию субъекта его шизофреническое поведение, симптом не исчезал.

На сеансах, несмотря на внешнюю коннотацию субъекта относительно той или иной вещи, я сталкивался с частыми отвлечениями и фантазиями, которые всегда ассоциировались с изначальными отвлечениями. Это было так, словно мое отвлечение самостоятельно перемещалось из той точки, на которой я рационально хотел сконцентрироваться.