Семеро Тайных
Шрифт:
— Но так не могло быть! Почему Крыса не сумел, Обезьяна не перехитрила и не ударила в спину? Павлин должен был убить тебя, а не Автанбора! Звездные карты — безошибочны!
Олег стер ладонью кровь с плеча, поморщился, кровь засохла, пошла безобразной коркой. Он снова провел ладонью, коричневые струпья посыпались на пол. Теперь там пульсировал, медленно опадая, безобразный багровый шрам, на глазах стал лиловым, опал, побелел, но на большее у красноголового волхва сил то ли не хватило, то ли счел, что шрамы в самом деле украшают не только мужчину, но и волхва.
Хакама с ужасом следила вытаращенными глазами.
— Сейчас ты даже красивой не кажешься.
— Что?
— Какая же из Беркута Обезьяна, если родился в северных лесах, где отродясь обезьян не было? И где не знают, что такое обезьяна?.. Мало ли что там, на далеком жарком юге, в эти дни обезьяна на обезьяне! А у нас в тот час зима, в берлогах появляются медвежата, весной вылезают на свет... Он — Медведь! Во всем медведь, а медведи — звери честные, на хитрости да удары в спину не больно идут. У них и своей силы хватит, чтобы встретиться с врагом лицом к лицу. Это мог бы Горностай, но ты его почему-то обозвала Девой... ну, какая из него дева?.. и подговорила перехватить меня еще в горах.
Хакама спросила глухо:
— Где он?
Олег удивился:
— А где бы ты думала?
Она опустила голову:
— Глупый вопрос, признаю... Он там, в горах?
— Только кости, — поправил Олег. — Только кости.
Спины Ковакко и Беркута горбились в дальнем углу. Олег услышал слова заклинаний, по телу пробежала зябкая волна, затем словно окатили теплой водой пополам с березовым соком. Он чувствовал, что, если сейчас на него свалится хоть перышко, он рухнет под его тяжестью. Но когда поднял голову, со стен исчезли красные капли, а на полу не осталось и следа от двух убитых. Широкие плиты блестели, словно их усердно очистила дюжина слуг.
Боровик кашлянул, привлекая внимание:
— Можно мне спросить?.. Почему Россоха не убил... гм, понятно. Но почему он убил Автанбора? И Сладо-цвета, который... как я понимаю, должен был вместе с Россохой убить тебя?
— Чтобы этого не сделал я, — ответил Олег хмуро. — Автанбор достал воду из подземного источника и принес царевне Миш. Из-за него погиб друг... Россоха взял на себя кровь, чтобы ее не было на мне.
Короед опасливо поинтересовался:
— Прости нас, могучий. Любой бы на твоем месте уже крушил бы направо и налево... Но ты сохраняешь твердость, как подобает настоящему мужу и воину. Объясни, разве не одни и те же звезды зрят и на Хакаму, и на Беркута?
Колдуны уже стояли под стеной, как присмиревшие отроки. Олег сказал с презрением:
— Но по-разному возжигают сердца рожденных в знойных странах, где в десять весен уже замужем, и сердца рожденных в северных лесах, где до двадцати лет играют в песочке! Будь Россоха родом из Песков, его меч обрушился бы на мою голову, но в его жилах течет кровь гиперборея! Он должен был поступить так, как поступил. Он не хотел, чтобы по его землям двигались чужие армии... а я — единственный, кто хотел остановить эти армии. Вы считали его Павлином... слово-то какое, а он по звездным картам — Росомаха. А это зверь, который, как никто, охраняет свои земли. Чужакам не позволяет не то что селиться или охотиться, а даже проходить мимо. Я сам из Леса, росомах знаю. С ними ни один охотник по своей воле не связывается. Взять удается мало, но своего можно лишиться сразу...
Половицы заскрипели, он переступил с ноги на ногу, в виски стрельнуло болью. Похоже, кровь отлила от лица сильнее, Хакама начала всматриваться так, словно пыталась прочесть час его смерти.
Ковакко сказал негодующе:
— Этого не может быть! Великий Сосику не мог ошибиться! Я не поверю, что его звездные карты неверны!
— Может быть, и верны, — ответил Олег. — Для тех земель, откуда Сосику. Но не для наших северных, гиперборейских... Он передал мне карты, а я обещал, что не буду их таить, как... некоторые из вас, а передам людям. Я выполню! Но сам я не такой уж круглый дурак, чтобы верить... или пользоваться. Что еще?.. Хоть вы и чародеи, но, как и простые селяне, признаете только палку. Что ж, будете работать из-под палки! А потом, когда придут другие, уже создастся молва среди колдунов, волшебников и чародеев, что существует некий Совет Восьми Тайных... сейчас уже Семи, сильных и благородных, которые живут и работают, чтобы сделать мир счастливым. Не для себя живут, для всех людей. Для рода людского!
Беркут, самый быстросхватывающий, неожиданно растянул толстые губы в кривой ухмылке:
— А ты знаешь... это может получиться.
— Из-под палки?
— Обман. Мы будем делать вид, что мы чистые души, все для народа... только без замка, власти, огорода... гм... и придут в самом деле чистые души. И постепенно нас, неисправимых, заменят в самом деле достойные... Которые уже не из-под палки.
Колдуны переглядывались, но уже не отводили взоры. Только Хакама поморщилась, спросила мурлыкающим голоском:
— А ты, герой, в каком году родился?
Предостерегающая улыбка раздвинула его твердые губы, блеснули острые зубы, Хакама вздрогнула, такими клыками да если в ее горло...
— В несчастном для тех, кто попытается. Теперь нас семеро? Зато голоса не разделятся поровну.
Хакама отступила на шажок:
— Семеро, семеро! Прости, я просто пошутила.
От улыбки осталась одна тень. Однако он сказал так неожиданно, что колдуны вздрогнули:
— Я скажу не только год, но день и час.
Беркут сказал предостерегающе:
— Э-э, парень! Мы только-только начали грабить весь мир... хотя бы в мечтах, не потерять бы твою нахальную голову!
— Вам же важен какой-то залог? — сказал Олег просто. — Я родился двадцать три года тому в седьмой день весны в тот миг, когда солнце выглянуло из-за виднокрая. Вот здесь.
Его палец уперся на карте Хакамы в середину пустого пространства, где была надпись: «Здесь водятся дивные люди и дивные звери». Беркут кивнул, от уже понятной Славии дальше тянутся дремучие леса, в которые не ступала нога человека.
Глаза Хакамы быстро скользнули за его пальцем, лицо напряглось, будто она пыталась в считанные мгновения вычислить его жизнь, успеть увидеть слабые места. Но Беркут, Россоха и даже Боровик смотрели укоризненно, зачем же отдавать вот так просто ключи к своей жизни? Ковакко и Короед тоже покачали головами, но на карту взглянули, глаза стали цепкими, потом оба наперебой заговорили о целях Совета Семи Мудрых.
Россоха тщательно вытирал руки, уже растер докрасна, но все отыскивал видимые только ему пятнышки крови, снова вытирал чистым полотенцем. Для всех его голос прозвучал неожиданно: