Семейная хроника Уопшотов
Шрифт:
– Поклянитесь на Библии. Я сейчас разыщу Библию. Где моя Библия? Где моя старая Библия?
– Он стал лихорадочно искать, беря и кладя назад книги и бумаги, торопливо выдвигая ящики, заглядывая на книжные полки и в сундуки, но найти Библию не мог. Американский флажок был засунут за зеркало над его письменным столом. Он схватил его и протянул Лулу.
– Поклянитесь на флаге, Лулу, поклянитесь на американском флаге, что вы никому не расскажете, что вы видели.
– Клянусь.
– Я хочу только, чтобы меня уважали.
28
Хотя управление Островом 93 находилось наполовину в руках военных властей, а наполовину гражданских, все же военные власти, ведавшие транспортом, связью и снабжением, часто оказывались сильнее гражданских. Поэтому как-то ранним вечером Каверли вызвали в военный отдел связи и вручили копию каблограммы, посланной Лулу
– Сожалею, дружище, - сказал офицер.
– Попробуйте обратиться к начальнику связи, но не думаю, чтобы он мог что-либо сделать для вас. Вы зачислены на девять месяцев.
Каверли бросил каблограмму в корзину для бумаг и вышел из канцелярии.
Дело происходило после ужина, отхожие места были подожжены, и дым поднимался над кокосовыми пальмами. Через двадцать минут начнется фильм. Отойдя на некоторое расстояние, Каверли заплакал. Он сел у дороги. Свет начал меркнуть, на здешних островах он быстро угасал; приближался час, когда вступает в свои права примитивная домашняя жизнь в поселении мужчин без женщин: стирка, писание писем и всякие незамысловатые работы, с помощью которых мужчины сохраняют известное благоразумие и достоинство. Никто не обращал внимания на Каверли, так как не было ничего необычного в том, что человек сидит на обочине дороги, а что он плачет, никто не мог видеть. Он хотел повидать Лиэндера и плакал от мысли, что все его планы кончились бессмысленным существованием на тропическом острове, где сейчас начнут показывать фильм, тогда как отец умирает в Сент-Ботолфсе. Никогда больше он не увидит Лиэндера. Затем он решил сделать попытку все же попасть домой; он вытер слезы и направился в транспортный отдел. Сидевший там молодой офицер, несмотря на штатский костюм Каверли, был, по-видимому, недоволен, что тот не отдал ему честь.
– Мне необходимо срочно вылететь, - сказал Каверли.
– Какова причина срочности?
Каверли обратил внимание, что правая щека офицера подергивалась тиком.
– Мой отец умирает.
– Вы можете это чем-нибудь подтвердить?
– В отделе связи есть каблограмма.
– Кем вы работаете?
– спросил офицер.
– Я программист, - ответил Каверли.
– Что ж, вы можете получить освобождение от работы на неделю. Однако я уверен, что срочно улететь вам не удастся. Майор в клубе, но я знаю: он ничем вам не поможет. Почему бы вам не поговорить со священником?
– Я пойду к священнику, - сказал Каверли.
Уже было темно, киносеанс начался, и мириады звезд висели в бархатной темноте. Церковь находилась в четверти мили от штаба, и когда Каверли пришел туда, он увидел над дверью синий керосиновый фонарь, а за ним большой плакат с надписью: "ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ". Здание представляло собой хороший образчик человеческой изобретательности. Из стволов бамбука связали помост и устроили над ним крышу из пальмовых циновок, придав всему сооружению очертания обычной деревенской церкви. Был даже шпиль, сделанный из пальмовых циновок, и все имело явно неприветливый вид. Стены у входа и внутри помещения были заклеены плакатами "Добро пожаловать", а на столе около двери лежали канцелярские принадлежности, которые можно было брать бесплатно, старые журналы и приглашение отдохнуть, развлечься и помолиться.
Священник, старший лейтенант по фамилии Линдстром, был в церкви и писал письмо. Лицо у него было глуповатое и некрасивое, а на носу сидели очки военного образца в стальной оправе. Он принадлежал к числу людей, предназначенных для укромных уголков земли - маленьких городов с их простодушием, фанатизмом и злобными сплетнями, - и, казалось, в нетронутом виде принес с собой на коралловый остров запах белья, вывешенного для просушки мартовским утром, и фарисейскую черствую набожность, с которой он благодарит бога после воскресного обеда за банку лососевых консервов и бутылку лимонада. Он предложил Каверли сесть и спросил, не нужны ли ему канцелярские принадлежности; Каверли сказал, что пришел за помощью.
– Ваше лицо мне незнакомо, - сказал Линдстром, - так что вы, должно быть, не принадлежите к числу моих прихожан. Я никогда не забываю лиц. Не понимаю, почему люди не приходят сюда на богослужение. По-моему, у меня одна из самых лучших церквей в западной части Тихого океана, а в прошлое воскресенье на обедне присутствовало всего пять человек. Я пытаюсь выяснить, не удастся ли мне заполучить сюда из штаб-квартиры фотографа, чтобы он сделал здесь снимок. Я думаю, надо поместить фотографию этой церкви в журнале "Лайф". Я пользуюсь
– Мне нужно срочно улететь, - сказал Каверли.
– Мне нужно домой. Мой отец умирает.
– О, я вам сочувствую, мой мальчик, - сказал Линдстром.
– Искренне сочувствую. Но я не могу помочь вам срочно вылететь. Не понимаю, почему они посылают ко мне. Не понимаю, почему они это делают. Вы бы сходили к майору. В прошлом месяце одному человеку дали возможность срочно вылететь. Так по крайней мере я слышал. Пойдите к майору, а я помолюсь за вас.
Майор играл в покер и пил виски в офицерском клубе и неохотно встал из-за карточного стола, но он был добродушным, сентиментальным пьяницей, и, когда Каверли сказал, что его отец умирает, он обнял его за плечи, повел в транспортный отдел и вызвал из кино писаря, чтобы заготовить приказы.
Каверли вылетел до зари на старой, выкрашенной масляной краской "Дакоте-4" с изображением купающейся красавицы на фюзеляже. Он спал на полу. На Оаху они прибыли в насыщенных электричеством жарких летних сумерках, когда молнии полыхали в горах. На следующий вечер в одиннадцать часов он вылетел в Сан-Франциско. Пассажиры играли в кости, в самолете без теплоизоляции было холодна, и Каверли сидел в откидном кресле, завернувшись в плед. Гул моторов напомнил ему о "Топазе", и он заснул. Когда он проснулся, небо было розовое, и стюард, раздавая апельсины, говорил, что ощущает запах ветра с земли. Приблизившись к берегу, они увидели в просвете между плотными облаками сожженные летним солнцем холмы Сан-Франциско. Отметившись в военной комендатуре, Каверли через несколько часов уже летел на бомбардировщике в Вашингтон, а оттуда выехал поездом в Сент-Ботолфс. Утром на станции он нанял такси до фермы и тогда впервые увидел на вязе у шоссе объявление: ПОСЕТИТЕ ПАРОХОД "ТОПАЗ". ЕДИНСТВЕННЫЙ ПЛАВУЧИЙ МАГАЗИН ПОДАРКОВ В НОВОЙ АНГЛИИ. Он выскочил из машины, оглянувшись, заметил отца, который искал на лугу у реки четырехлистный клевер, и побежал к нему.
– О, я знал, что ты приедешь, Каверли, - сказал Лиэндер.
– Я знал, что или ты, или Мозес должны приехать.
– И он обнял сына и положил голову ему на плечо.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
29
В начале века в Соединенных Штатах было больше замков, чем во всей Веселой Англии, когда ею правил славный король Артур. Попреки жены привели Мозеса в одно из последних сохранившихся сооружений такого рода - большая часть их была превращена в музеи, куплена религиозными общинами или уничтожена. Это поместье называлось "Светлый приют" и принадлежало Джустине Уопшот Молзуорт Скаддон, старой родственнице из Сент-Ботолфса, которая вышла замуж за миллионера, разбогатевшего на магазинах стандартных цен. Мозес встретил ее на танцевальном вечере, куда пошел со своим сослуживцем по Кредитно-финансовому товариществу, и она познакомила его со своей приемной дочерью Мелисой. С первого же взгляда Мелиса показалась Мозесу самой желанной а красивой женщиной. Он начал ухаживать за ней и, когда они стали любовниками, сделал ей предложение. Насколько он знал, это внезапное решение не мешало ему оставаться наследником Гоноры. Мелиса согласилась выйти за него замуж, если он будет жить в "Светлом приюте". Он не возражал. Поместье - каким бы оно ни было - даст им кров на лето, а осенью, он был в этом уверен, можно будет убедить ее переехать в город. И вот как-то дождливым днем он сел в поезд, идущий в "Светлый приют", и стал мечтать о том, как будет любить Мелису Скаддон и женится на ней.