Семейная педагогика
Шрифт:
Почему суженное? Что это – неумение и неспособность охватить всю полноту причинно-следственных связей? Мир клином сошелся на трех-четырех неудачах, которые, как правило, имеют привычку этак дружно выстраиваться в ряд да еще и в одно и то же время?
Я спросил у психиатра:
– А что, дети, которые делают такую страшную попытку, здоровы ли они?
– Здоровы, – ответил профессор. – Как правило, здоровы. Хотите поговорить с ними?
И я встретился с теми, кого удалось спасти. О, конечно, им теперь кажется все несусветной глупостью.
Одна девочка даже причину не могла привести: «Ну, повздорила
Эффект, конечно, очень «суженный». И вместе с тем все это не так просто. То, что для нас кажется мелочью, в глазах ребенка предстает масштабно, глобально, непоправимо. По силе эмоций, по тревожности и глубине впечатлений, по чистоте и красоте волевых напряжений детская жизнь несравненно богаче жизни взрослых. Но ее колебания поэтому не только великолепны, но и опасны.
В чем опасность? Только в одном. И прежде всего в этом самом эффекте «суженного сознания», когда великолепие эмоций оборачивается губительным действием.
Может быть, и причина Сашкиной трагедии таилась в позитивных характеристиках: повышенное чувство собственного достоинства, абсолютная нетерпимость к различного рода принижениям, удивительно прекрасное и беспомощное донкихотство. Ведь тогда в истории с Олей Прутиковой он возненавидел девочку больше, чем Владимира Павловича, – за то, что она стремилась сама унизиться перед учителем, была прямо-таки счастлива, как казалось Сашке, что ее оскорбляют. Это ей он написал записку со словами Некрасова:
«Люди холопского звания —
Сущие псы иногда:
Чем тяжелей наказание,
Тем им милей господа».
А что же говорили о причинах педагоги?
– Нет-нет. Саше было хорошо в коллективе. Перед этим случаем, – говорила директор, – он участвовал в нескольких мероприятиях: ездили на экскурсии, помогали малышам готовить утренник, проводили конкурс.
– А не допускаете ли вы мысли, – спрашиваю я у директора, – что ребенок может жить в коллективе и испытывать постоянное острое одиночество?
– Я, простите, не поняла вас.
И она действительно этого не понимает. Несколько ближе к истине некоторые девочки:
– Конечно, если бы в школе ему было хорошо, этого не случилось бы. Мы заметили некоторую его взволнованность, но мало ли что… Кто бы мог подумать?
Спрашиваю:
– А часто, если вы видите товарища взволнованным, спрашиваете: «Что с тобой? Может быть, тебе помочь?»
Пожимают плечами: как-то не принято.
А ведь коллективизм именно в этом, и прежде всего в этом должен проявляться. Социальной нормой является более широкое действие: подойти к любому человеку, на лице которого отразилось страдание, взволнованность…
Каких-то особых конфликтов у Саши, по мнению взрослых и детей, не было. Разве что двойку ему влепили, можно сказать, ни за что (забыл учебник по географии и задание выполнил не на том формате бумаги) – так это с кем не бывает…
За четверть века работы с детьми я сталкивался с такого рода трагическими случаями – и чаще всего это были дети впечатлительные, яркие, болезненно воспринимающие любое самое незначительное оскорбление, а точнее, принижение их человеческого достоинства. В трагических ситуациях чаще всего оказываются хорошие ученики. Главная причина: незащищенность и духовное одиночество ребенка (я исключаю случаи неудачной любви, болезни), принижение его достоинства, разобщенность в той среде, в которой живет ребенок. Действие этих причин может быть растянуто во времени, а сигналом, когда «сознание суживается до безвыходности», может оказаться самое незначительное замечание. Например, реплика, ставшая для одной десятиклассницы роковой, была такая: «Жанна, ты, по-моему, распустилась…» Именно эти в другой ситуации безобидные слова были той каплей, которая привела к трагедии. Беседую со школьным врачом.
– На редкость здоровый мальчик. Я постоянно ему об этом говорила.
– А вы не могли ошибиться?
– Ну что вы, с такой фамилией, почти Пушкин.
– А может быть, у мальчика переутомление? Или психическое расстройство?
– Ну а кто из детей этого возраста не перегружен? Школа хорошая. Требования высокие – сами понимаете!
Замечу: статистика почти не подтверждает трагических случаев в летнее каникулярное время.
Итак, обозначились предпосылки этого проклятого эффекта «суженного сознания»: перенапряжение, принижение достоинства, разобщенность.
4. Амбивалентность воспитания
Мы воспитываем не только на оптимистическом, но и на трагическом, на печальном. Но сколько же ума, такта, истинного гражданского чувства и народной мудрости нужно, чтобы прикасаться к таким явлениям, как смерть человеческая…
То ли глаз выхватывает именно то, что необходимо сердцу. То ли чистая случайность подстерегала меня именно в том месте, где я оказался. Застигла меня эта чистая случайность врасплох, напомнила, повела за собой, ткнула мою физиономию в ту единственную необходимость, которая именно сейчас нужна была мне, чтобы не заглохло во мне то, что так беспокоило в последние дни.
А беспокоило сильно, как-то нелепо заявляя о себе, делая меня виноватым в чем-то. Виноватым и перед моей совестью, и перед теми усталыми учителями Волгоградского района Москвы, которым я читал лекцию о гармоническом развитии детей и вдруг стал рассказывать о Сашке, о его трагической судьбе.
И вот после лекции в подавленном состоянии я вышел из здания школы с двумя учителями.
Напротив школы, на территории детского садика, на улице Скрябина я увидел странное сооружение. Это была совершенно необычная скульптура, напоминающая огромный ствол дерева, украшенная лепкой и увенчанная фигурой веселого мальчика. Я присмотрелся. На огромном постаменте были фигурки, лица и огромные буквы – весь алфавит.
Была метель, мне неловко было задерживать учителей, и все же я приостановился и спросил:
– Что это?
– Понимаете, произошел трагический случай: утонул мальчик. И отец в память о сыне построил этот фонтан.
– Отец? Он скульптор? – Я всматривался в памятник: в нем не было безвкусицы. В это затейливое сооружение было вложено человеческое чувство. И страдания не было, скорее великодушие застыло в одном прекрасном мгновении: весело скакали буквы, точно кричали: «Запомните нас», детские головки шаловливо играли щечками (очевидно, струи воды разбрасывали перед собой), и крепкий малыш на самом верху был полон спокойной радости. Одним словом, ничто не напоминало о трагическом. И только зная о самом факте, можно было задуматься о случившемся.