Семейное счастье. Любимая улица
Шрифт:
— До свидания, — сказала она и открыла двери детского сада.
Когда она вышла с Аней на улицу, она с удивлением увидела, что длинный кинооператор терпеливо ее дожидается.
— Сестренка? — спросил он деловито, поглядев на Аню.
— Дочка, — сухо ответила Саша. Кинооператор сел на корточки, протянул Ане руку:
— Поливанов, Дмитрий Александрович. А тебя как зовут?
— Аня Москвина.
— Не хочешь ли ко мне на плечи, Аня Москвина? Аня молчала, но было видно, что сесть на плечи такому высокому человеку ей очень хотелось.
— Ты летчик? — спросила она.
— Нет, — ответил он виновато и с сожалением, — я бюрократ и халтурщик.
Это объяснение вполне устроило Аню.
— Ладно, — ответила она, — могу покататься.
И он взял ее на плечи. Теперь Аня видела то, что может
Увидеть только самый высокий человек на свете, чужие макушки. Кепки и шляпы. Головой она задевала ветки деревьев. Сидеть на плечах у мамы было не так интересно.
— Так вот, пингвины, сказал кинооператор. — Жили-были на свете пингвины. Пингвин — мама, пингвин — папа и пингвин — сынок. И вот сынок подрос. Мама с папой
Отдали его в детский сад. Я не выдумываю. — Он закинул голову и близко-близко увидел коричневые Анины глаза — счастливые и внимательные. — Я не выдумываю, — повторил он. — У них тоже есть детский сад. Пингвиний детский сад. На большой ледяной полянке. За маленькими пингвинами ухаживают старые няни-пингвинки. Они такие старые, что уже не могут ходить на охоту. Пингвинята играют, кричат друг на друга. А няни их уговаривают и кормят рыбешками из клюва в клюв.
— Врешь! — сказала Аня и подтолкнула оператора ногой.
— Мы пришли, — сказала Саша и отворила калитку.
— Мама, пускай он доскажет!
— Нет, Дмитрий Александрович спешит, он занят. Ему надо в Лихов переулок.
— Он не спешит! — закричала Аня.
— Она права, — сказал Дмитрий Александрович. — Яне тороплюсь.
— Я тороплюсь. Мы торопимся, — и Саша протянула Ане руки.
Перед этим Аня никогда не могла устоять, она потянулась к матери.
— До свидания, дядя, — вежливо сказала Аня.
— Зови меня просто Митей, — так же вежливо ответил кинооператор.
— Приходи к нам в гости, — пригласила Аня.
— Загляну как-нибудь, — не глядя на Сашу, сказал кинооператор. — Загляну непременно. Когда твой папа возвращается с работы?
— У нас нет папы. У нас есть дедушка и Леша. И бабушка.
Саша не видела его глаз, он сидел на корточках, но она видела, как большая рука протянулась к Ане и нерешительно, будто заколебавшись, тронула Анину щеку, потом легла на Анино плечо.
— Я приду, — сказал Митя. — Приду непременно. И доскажу тебе про пингвинов.
— Саша! Сашка! Ты только послушай. Что было! Прихожу я за Анютой в детский сад, смотрю, там настоящий бедлам — понаехало народу с кинофабрики. И один, длинный такой, Поливанов фамилия, распоряжается. С Анной нашей на дружеской ноге! Ее и в профиль, понимаешь, и в фас, и по-всякому. А она ему запросто: "Митя!" Когда он узнал, что я Анин дядя, велел взять ее на руки и снял нас на пару. Я, говорит, очень обязан вашей сестре за совет — тонкий, профессиональный совет. Какой, говорю, совет? Саша про кино ничего не понимает. А он: ваша сестра велела мне снимать только здоровых детей. Вот я и снимаю. Подумаешь, говорю! Наверно, она всем понадавала таких советов — как ни придешь в кино, глядишь, в киножурнале непременно детский сад. А он: возможно, но там, наверное, не такие здоровые дети. И вот, гляди, пригласил на просмотр: приходите, говорит, сегодня в Дом кино. Скажите на контроле, что от Поливанова. Велел с тобой приходить. Давай корми Анюту и собирайся!
— И не подумаю, — ответила Саша.
— Да ты очумела?! В Дом кино! Такой человек приглашает! Он на Северный полюс летал.
— Ах, он уже и тебе про Северный полюс успел наболтать? Ну и хвастун!
— Не хвастун, а герой! У него "Знак почета"! Ну что ты понимаешь после этого! Давай одевайся! Не пойдешь? Последний раз спрашиваю?
Взбешенный, Леша выскакивает в коридор и набирает номер.
— Нельзя ли Тамару Чудину? Спрашивает товарищ… Тамара, ты? Видишь, тут такое дело. У меня случайно есть лишний билет в Дом кино. Если хочешь, пойдем. Мне приятель дал, один знакомый кинооператор. На кинохронике подвизается. Ну как, решила? На углу. Ладно. Есть.
Леша молча подходит к Саше. Она тщательно завязывает ему галстук, потом оглядывает со всех сторон и сует ему в карман пятерку. Он делает вид, что не заметил этого. Он очень взволнован. Громко хлопает дверь парадной. С Сашиной пятеркой в кармане Леша бежит к памятнику Пушкину, а оттуда, оттуда — вместе с Тамарой Чудиной в Дом кино, к своему приятелю Поливанову.
Дачный вагон битком набит. Суббота. Саша с обеих сторон зажата какими-то толстыми тетками. У всех авоськи, па лицах пот. Кто-то кричит: "Откройте окно!", кто-то кричит: "Нельзя! Сквозняк, здесь дети". — "А если дети, так надо в детский вагон!" — басит кто-то с площадки.
Если б был хоть один свободный крючок, чтоб повесить сумку. В сумке батоны, из ее глазков выглядывают помидоры, груши и цветная капуста.
Переступить с ноги на ногу и то нельзя. Ну ничего, через две станции Ильинское. Она сойдет на платформу и сразу почувствует себя веселее: станет легче авоська. Пахнет листьями, травой — недавно прошел дождь. И чем дальше, тем легче будет авоська, а когда Саша подойдет к даче, она станет совсем легкой. Саша крикнет: "Анюта!" — и побежит навстречу дочке: она не видела ее целых три дня!
Саша идет по тропинке. Земля мокрая. Она сбрасывает туфли и кладет их в авоську прямо на помидоры.
— Саша, Саша! — слышит она Лешин голос. — Анюта, мама приехала, бежим!
Они бегут навстречу друг другу. Авоська хлопает Сашу по ногам. Да черт с ней, с авоськой! Брошу! Лешка подберет.
Налегке, раскинув руки, она бежит навстречу Анюте и, зажмурясь, обнимает ее. Два сердца бьются близко друг от друга — Анютино и Сашино. Обе запыхались. Но уже забыта дорога в поезде, больница, жара.