Семейный бизнес. От перемены мест...
Шрифт:
– - Уроды!
– - тут же всхлипнула я, имея в виду посягнувших на прекрасное грабителей, и в обиде на жизнь в целом швырнула неповинное зеркало обратно.
– - Мы их найдем, -- поспешил успокоить меня Егор и крепко обнял сзади.
– - И гематомой на лбу они уж точно не отделаются, -- угроза почему-то прозвучала из моих уст как жалоба, а я хлюпнула носом и опять коснулась шишки. Сама не знаю почему, но руки так и тянулись ко лбу, как будто я все никак не могла поверить в произошедшее и пыталась таким нехитрым способом удостовериться в том, что мне не показалось.
– - Обещаем, -- задорно
По дороге домой я все больше молчала -- не знаю, кем надо быть, чтобы беззаботно болтать в подобной ситуации. Егор похоже против такого расклада ничего не имел: всю дорогу он сжимал фирменный черный руль и напряженно о чем-то мыслил. О чем, спрашивать не хотелось: все вопросы я решила отложить на потом и подарить пострадавшей голове вполне заслуженный отдых. Сразу вспомнилось, как мама все детство называла мою головушку буйной. Вот и гадай теперь: то ли права она была, то ли накаркала.
Дома мы оставили машину в подземном паркинге и на лифте поднялись наверх. В огромных размеров зеркало я старалась не смотреть и стояла, уткнувшись "рогом" в Соболевскую грудь. Он, в свою очередь, аккуратно гладил меня по волосам. Что-то в этом жесте показалось мне неправильным, и я впервые решилась пощупать рану. А, обнаружив под пальцами хирургический пластырь и голую как коленка десятилетней девочки кожу, уставилась на Егора: когда-нибудь эти ненормальные сюрпризы кончатся?
– - Они что, побрили мне затылок?
– - в неверии прошептала я, а подбородок затрясся от обиды: мало того, что с шишкой посреди лба, так еще и, как выясняется, с плешью на полголовы!
– - Рана была открытая, пришлось накладывать швы...
– - Егор с жалостью посмотрел на меня.
Да что ж такое-то, а? Опять из-за парня меня насильно волос лишают! Я всхлипнула. За первым всхлипом последовал другой, и, наконец, я зарыдала, причитая о погубленной внешности и молодости в целом. А как теперь жить с этим рельефом на лбу и голым, шитым затылком? Соболев успокаивал как мог, тем не менее периодически посмеиваясь над тем, как я стенала.
Оказавшись в стенах квартиры, я первым делом отправилась на кухню: какими бы стрессами ни изобиловала жизнь, на аппетит мой это никак не влияло. Даже наоборот, на полный желудок все горести казались не такими уж и горькими. Тем более, если мне не изменяет память, помимо нескольких бутербродов и завтрака, который давно успел выветриться, во мне сегодня ничего и не было. Шампанское не в счет -- оно лишь делает мой желудок вместительнее и прожорливее.
В общем, я навалила себе целую тарелку, будто в моем распоряжении был всего один подход к холодильнику, и отправила ту в микроволновку.
– - Ты еще притопывать от нетерпения начни, -- усмехнулся Егор, заходя в помещение.
– - Если бы на открытии чьей-то галереи кормили получше, мой организм бы так не оголодал.
– - В следующий раз учту, -- Соболев усадил меня за стол, лично принес тарелку, разложил приборы и уселся напротив. Пока я уплетала овощи, он не сводил с меня внимательных глаз, на дне которых, как он не пытался это скрыть, плескалось беспокойство. Неужто решил, что я опять могу отключиться? Голова, кстати, почти перестала беспокоить -- видимо таблетки, что оставил доктор успели подействовать.
– - Что-то ты сегодня уж больно покладистый, -- с набитым ртом проговорила я.
– - Подожду пока ты вернешься в форму.
После плотного ужина я решила, что теплая ванна -- сейчас будет в самый раз. Егор вызвался набрать воды, как будто я была не в состоянии повернуть ручку крана. Но спорить не стала, если ему от этого легче, пусть старается.
За те полчаса, что я провела в воде, Соболев умудрился заглянуть ко мне раз восемь с неизменным вопросом не нужно ли мне чего. А когда я, покачав головой, оставалась одна, слышала, как он говорит с кем-то по телефону. Ясное дело, с Лехой обсуждали произошедшее.
На ночь Егор намазал мой малиновый лоб оставленной доктором мазью, "новейшей разработкой израильских ученых, которые славятся своими бла-бла-бла...". В действенность суперсредства лично мне верилось с трудом, но раз уж Соболев так настаивает... Перед тем, как выключить свет, Егор осторожно чмокнул меня прямо в шишку и обозвал "единорожкой", что не могло не порадовать: если бы он и дальше вел себя как наседка, надолго бы меня точно не хватило.
Глава 3
Проснулась я вполне выспавшись, но с пульсирующим от боли затылком, что резко напомнило о событиях минувшего дня. Оглядев комнату, я смогла прийти к двум выводам: первый -- Егор где-то шляется, и второй -- дело близится к полудню. А потрогав лоб и не обнаружив там и следа от вчерашней шишки, я на радостях припустила в ванную, что примыкала к хозяйской спальне. Хотела даже доктору и его израильским ученым цветы послать, но порыв оказался преждевременным.
Звук, что исторгся из моего горла при взгляде в зеркало, мог спокойно поспорить со звуком сверхреактивного самолета. Прибежавший на шум Соболев сначала дико вращал глазами, пытаясь понять, что происходит, а потом, разглядев меня получше, бросил все силы на то, чтобы не заржать в голос. Но заставить свои губы не шевелиться так и не смог, и они кривились волнами и подергивались, будто мужчину ударило током прямо в район челюстей.
– - Тебе смешно, да?
– - прошипела я, наступая на подлого предателя. Прищуривать в гневе глаза даже не пришлось, потому как полученная в неравном бою шишка за ночь чудесным образом переместилась вниз, образовав нехилые гематомы под глазами и превратив те в две узенькие щелочки, а меня -- в подобие спившегося с горя маргинала, жертву "черных риелторов".
– - Нет, Маша, конечно нет, -- Егор честно старался, но совладать с рвущимся наружу хохотом до конца так и не смог. Да и я бы на его месте не смогла.
И это стало последней каплей. Я с ревом кинулась на обидчика и начала колотить кулаками куда придется. Мы повалились на пол, и я оказалась сверху, а Соболев защищался, прикрывая жизненно важные органы руками, но я была в ударе и молотила его со скоростью кухонного комбайна.
– - Маша прекрати!
– - взмолился Егор, -- Или ты хочешь оставить такие же украшения и на моем лице?