Семейный подряд
Шрифт:
Девица в белом халате только пожимала плечами.
– Я не знаю, посещения давно окончились… – оправдывалась она.
– Ясно, как дважды два, – вмешалась Милославская, – он проник в больницу, когда были приемные часы, спрятался где-нибудь в укромном месте – это не так-то сложно – а потом, когда все разошлись, вышел, чтобы перезать трубки и таким образом лишить Санталову жизни.
– Где свидетели? – осек Яну Три Семерки.
– Перед тобой, – без раздражения, но весьма выразительно ответила Яна, – или я не в счет?
Он бросила на него взгляд, полный гордого вызова.
– Серега, – скомандовал
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Дав показания, Яна задержалась в кабинете Руденко. Лейтенант как всегда налегал на портвейн.
– Магазин классный появился, «Три семерки» называется, – оживленно говорил он, – там всегда портвешек наличествует.
Руденко пригладил обеими ладонями свои роскошные усы. Яна знала, что этим по-казачьи широким жестом Руденко маскировал иногда – растерянность, иногда – агрессивность, и зачастую – бойцовскую жесткость, вступающую в противоречие с его природным добродушием.
– Интересный оборотец, – махнув полстакана, продолжил он, пытаясь вывести Яну из задумчивости, – Санталова едва с жизнью не распрощалась, проститутку убили…
Последовал долгий вздох.
– Теперь-то ты убедился, что не все так просто в этом деле? – подняла на него рассеянный взгляд Яна, – сегодняшний инцидент означает, что Санталову на вечеринке не застрелили только случайно.
– А как же! – сунув пальцы за ворот, Руденко неистово скреб шею, одновременно мотая головой – он нервничал, – этого парня проверили, в компьютере он не значится. Кто таков? Может, он и есть убийца Санталова?
– Человек в маске? – скептически улыбнулась Яна.
– Да, в маске, – крутнул головой Руденко с таким остервенением, что верхняя пуговица на его рубашке отлетела и с тонким пластмассовым звуком упала сначала на стол, а потом скатилась на пол.
– Успокойся, Сеня, – улыбнулась Яна, – я же тебе говорила, что с этим делом не все так просто как кажется. И потом, человек в маске отличался большим хладнокровием.
– А что же было делать этому типу, если ты приперла его к стене, да еще натравила на него пса? – нервически хохотнул Руденко.
– Только не надо обвинять меня в его смерти! – повысила голос Яна. – Во-первых, он сам спрыгнул, а во-вторых, он хотел убить Санталову. Так что нечего его выставлять божьим агнцем.
– Да никто и не выставляет, – отмахнулся Три Семерки, – упаси меня Бог! Ладно, – вздохнул он, – дадим его физию по телику, может, кто и откликнется.
– Надо бы сравнить его отпечатки…
– Сравним, – Руденко бросил на Яну недовольный взгляд, – я свое дело знаю.
Его покрасневшие глаза моргнули и уставились на полупустую бутылку.
– Выпьешь?
– Нет, спасибо. Мне пора.
– Погодь, – примиряюще улыбнулся Три Семерки, – я тебя довезу.
– Очень мило с твоей стороны, – ответила ему такой же миролюбивой улыбкой Яна, преисполнившаяся терпения и смирения именно потому, что знала: еще несколько минут и она освободится от Руденко.
Долгое общение с ним порой действовало на нее угнетающе. В такие минуты от него прямо-таки веяло какой-то безнадегой, которую тот скрывал за своими широкими жестами и бравурными декларациями.
– Чем завтра собираешься заниматься? – спросил Руденко Яну, когда они уже ехали в машине, а за окном мелькали реденькие золотистые огоньки, и ветер бешено раскачивал выстроившиеся вдоль дороги траурным кортежем голые тополя.
– Пока еще не знаю, – Яне показалось, что Руденко ведет себя точь-в-точь как растерянный ребенок, хватается за нее, как за спасительную соломинку.
Она потрепала по холке Джемму, сидящую с ней рядом на сиденье, в который раз осознав, что для нее порой молчаливое общение с животными куда более ценно и приятно нудных разговоров с себе подобными.
Яна соврала, когда сказала лейтенанту, что ума не приложит, чем же заняться ей завтра. Она наметила визит к матери Оксаны Санталовой. Для этого, конечно, придется звонить Руденко, узнавать адрес и так далее. Вчера, возвращаясь с дознания, она не стала спрашивать у него об этом – столько Руденко за один день было куда как избыточно!
Стрелки часов, на которые Яна взлянула тут же по пробуждении, показывали без десяти девять. Она чувствовала себя вполне отдохнувшей. И лишь горечь от сознания, что в этой странной истории с каждым днем все только еще больше запутывается, делали это тусклое и прохладное, по-весеннему прохладное, утро унылым и безрадостным. Приняв горячую ванну и покормив Джемму, Яна стала собираться.
На этот раз она выбрала бежевый брючный костюм, кофейного цвета блузку, а на шею повязала крапчато-абрикосовый шейный платок. Сверху надела коричневое кашемировое пальто, доходящее едва до колен, но при этом прекрасно облегающее фигуру и придающее лоск. К десяти тридцати, позвонив Руденко и как всегда встревожив его – этого супермена тревожили даже крохотные просьбы – Яна, располагающая адресом Паниной Екатерины Васильевны, вышла из дома.
И сделала это как нельзя более кстати, ибо к остановке, где толпились люди, приближалось маршрутное такси. На улице заметно потеплело, накрапывающий дождь только усиливал сладкое ощущение, что зима сдвинулась с мертвой точки и вот-вот наконец отступит перед мощным весенним натиском. Пока же весна исподволь прокладывала себе дорогу в изнемогающий от долгого ожидания солнца и ручьев город, крадучись пробиралась по отвоеванным тропкам, все больше обнажая тротуары и крыши, внедрялась, подобно спецагенту, в штабную жизнь зимнего врага.
Яна рассеянным взглядом отмечала происходящие перемены, думая о своем. В кармане лежала неизменная колода карт, их знакомый глянец ласкал Янины пальцы. Несмотря на запутанный характер дела, – размышляла она, – у нее был повод для радости, или хотя бы для удовлетворения. Она спасла жизнь Санталовой Оксане, хотя, принимая в расчет нынешнее коматозное состояние последней, можно лишь с небольшой долей вероятности полагать, что ее ждет пробуждение. И все-таки, она, Яна, благодаря своему дару разрушила чьи-то преступные замыслы. Она запрещала себе возвращаться к возможному логическому раскладу событий, сделанному вчера, по возвращении от Руденко, желая дать своим мыслям отдых. Ей, чувствовала она, сейчас нужен пусть минимальный временный режим незаинтересованности, чтобы с новой силой активизировать свои способности. Этакая нирвана, ставшая производственной необходимостью.