Семейство Борджа (сборник)
Шрифт:
Бабингтон, молодой дворянин-католик, последняя поросль давнего рыцарства, которое в ту эпоху уже начало угасать, воодушевленный тем, что папа Пий V [76] отлучил Елизавету от церкви, отказав ей на земле в правах на свое королевство, а на небесах в спасении, задумал освободить Марию: с этого момента он рассматривал ее не просто как политическую узницу, но как мученицу за веру. А в 1585 году Елизавета издала закон, гласивший, что всякий, кто посягнет на ее персону, будет считаться лицом или действующим в пользу лица, предъявляющего свои права на корону Англии; в этом случае назначается комиссия из двадцати пяти членов, которой поручается в обход любых судов проверить все имеющиеся улики и вынести приговор обвиняемым, кем бы они ни были. Не обескураженный примером предшественников, Бабингтон объединил вокруг себя нескольких своих друзей, тоже ревностных католиков, став во главе
76
Пий V (Микеле Гислери) (1504–1572) – римский папа с 1565 г., вел энергичную борьбу против Реформации, в 1570 г. отлучил Елизавету от церкви.
77
Уолсингем, Фрэнсис (1530–1590) – государственный секретарь и министр полиции в царствование Елизаветы. Существует мнение, что весь заговор Бабингтона был хитроумной провокацией Уолсингема.
Елизавете этот безрассудный и безнадежный заговор доставил огромную радость, так как в соответствии с текстом закона он позволил ей наконец-то стать владычицей жизни соперницы. Сэру Эймиасу Полету немедля было велено арестовать все бумаги узницы, а ее самое перевести в замок Фотерингей. Тюремщик, притворившись, будто ослабляет свою обычную суровость, предложил Марии Стюарт верховую прогулку под предлогом, что ей следовало бы подышать свежим воздухом. Несчастная узница, в течение трех лет видевшая окрестности лишь сквозь тюремные решетки, с радостью согласилась и выехала из Татбери на лошади, у которой для вящей безопасности были спутаны передние ноги; при этом ее сопровождали два стражника. Стражники отконвоировали Марию в замок Фотерингей, назначенный ей отныне для пребывания; там для нее были уже приготовлены покои, стены и потолок в которых были затянуты черным сукном, так что она заживо вступила в собственную могилу. А Бабингтон и его сообщники уже были казнены.
В это же время арестовали обоих секретарей Марии Стюарт, Керла и Ноу, и изъяли у них все бумаги, каковые тотчас же были пересланы Елизавете, и та повелела сорока членам комиссии собраться и без промедления провести суд над шотландской королевой. Они съехались в Фотерингей 14 октября 1586 года, а на следующий день собрались в парадном зале замка и приступили к следствию.
Поначалу Мария Стюарт отказалась предстать перед ними, заявив, что не признает членов комиссии своими судьями, так как они не являются шотландскими пэрами, и равно не признает английские законы, которые никогда ее не защищали, а, напротив, позволяли совершать над нею насилие. Но, видя, что процесс тем не менее продолжается, на нем заслушивается и принимается любая клевета и некому ее опровергнуть, Мария решила предстать перед комиссией.
Мы приведем два допроса Марии Стюарт в том виде, в каком они были направлены г-ном де Бельевром г-ну де Вильруа. [78] Г-н де Бельевр стал, как мы впоследствии увидим, чрезвычайным посланником короля Генриха III к Елизавете.
«Названная дама села в конце упомянутого стола, а вышеперечисленные члены комиссии уселись вокруг него.
Королева Шотландии начала свою речь нижеследующими словами:
– Я не признаю ни одного из вас, собравшихся здесь, равным мне и моим судьей и не признаю за вами права допрашивать меня в отношении каких бы то ни было обвинений. То, что я сейчас делаю и говорю, я говорю по собственной непринужденной воле, беря Бога в свидетели, что я невиновна и на моей совести нет ничего из того, что мне пытаются здесь вменить клеветническими измышлениями. Я – суверенная государыня, рождена королевой и не подчиняюсь никому, кроме Господа, которому только и обязана отчетом в своих деяниях. Посему я еще раз заявляю протест, дабы появление перед вами не принесло ущерба ни мне, ни другим королям, государям и владетелям, моим союзникам, ни моему сыну, и требую, чтобы мой протест был записан и внесен в акты.
78
Бельевр, Помпонн де (1529–1607) – президент парижского парламента; Вильруа, Никола де (1542–1617) – государственный секретарь в царствование Карла IX и Генриха III.
После чего канцлер, являющийся одним из членов комиссии, взял слово и опротестовал заявленный протест; затем он велел зачитать королеве Шотландии, на каком основании действует комиссия, образованная в соответствии с уложениями и законом королевства.
На что Мария Стюарт ответила, что она еще раз заявляет протест и что вышеназванные уложения и законы не имеют силы по отношению к ней, поскольку оные уложения и законы писаны не для особ ее сана.
На что канцлер заявил, что комиссия будет вести процесс против нее, даже если она откажется отвечать, и объявил, что все будет происходить в соответствии с процедурой, в виду того что она вдвойне виновна перед законом: заговорщики действовали не только в ее пользу, но и с ее согласия, на что вышеназванная королева Шотландии ответила, что ничего про это не знала.
Тогда ей были зачитаны письма, в которых утверждается, что она писала Бабингтону и получала от него ответы.
Мария Стюарт заявила, что никогда не видела Бабингтона, никогда не имела с ним сношений и ни разу в жизни не получила от него ни единого письма и что она уверена: никто в целом свете не сможет доказать, будто она когда-либо хоть в чем-нибудь действовала во вред или против названной королевы Англии; притом, находясь под столь строгой охраной, под какой находится она, лишенная возможности сношений с кем бы то ни было, разлученная со своими близкими, окруженная врагами и, наконец, не имеющая возможности с кем-либо посоветоваться, она не могла ни принимать участия, ни содействовать деяниям, в каковых ее обвиняют; впрочем, множество людей, которых она не знает, писали ей, и она получала множество писем, даже не ведая, от кого они приходят.
Тогда ей прочли признание Бабингтона, но она сказала, что не знает, что он хотел этим сказать, а также, что ежели Бабингтон и его сообщники утверждали подобное, то, значит, они люди подлые, скверные и клеветники.
– Предъявите мне, – добавила она, – письмо, написанное моей рукой и с моей подписью, раз вы утверждаете, будто я писала Бабингтону, а не поддельные копии, наподобие этих, ибо вы можете изготовить их, сколько вам заблагорассудится.
Тогда ей предъявили письмо, написанное, как сказали, Бабингтоном. Она глянула на него и объявила:
– Мне незнакомо это письмо.
После чего ей показали ее ответ, но она опять сказала:
– И это письмо мне незнакомо. Если вы предъявите мне мое собственное письмо с моею подписью, содержащее все то, что вы мне тут говорите, я признаюсь во всем, но до сих пор, повторяю, вы не представили мне ничего достоверного, кроме списков, которые вы можете сочинять и множить, сколько вашей душе пожелается.
После чего она поднялась и со слезами на глазах произнесла:
– Ежели я когда-либо соглашалась на подобные козни, имеющие целью смерть моей сестры, то пусть Господь не даст мне ни милости, ни пощады. Да, признаю, я писала многим и умоляла их поспособствовать моему освобождению из гнусных узилищ, где я, государыня, плененная и подвергающаяся дурному обращению, томлюсь в течение девятнадцати лет и семи месяцев, но мне никогда и в голову не приходило ничего подобного в отношении королевы, а уж тем более я ничего такого не писала и не желала. И еще признаю, что воспользовалась ради освобождения помощью нескольких ныне замученных католиков, но если бы я могла и еще сейчас имела возможность своею собственной кровью избавить их и спасти от мук, то сделала бы все, что в моих силах, дабы воспрепятствовать их гибели.
Затем, обратясь к государственному секретарю Уолсингему, она сказала:
– Впрочем, милорд, едва увидев вас здесь, я сразу поняла, откуда направлен удар. Вы всегда были злейшим врагом и моим, и моего сына и всегда всех настраивали против меня, действуя мне во вред.
Услыхав таковое обвинение, Уолсингем встал и объявил:
– Миледи, удостоверяю перед Богом, которого беру в свидетели, что вы заблуждаетесь. Я никогда не предпринимал против вас ничего, что было бы недостойно порядочного человека, будь то частное или должностное лицо.
Это все, что было сказано и сделано на том судебном разбирательстве, которое было прервано до следующего дня, когда королева вынуждена была вновь предстать перед членами комиссии.
Усевшись в упомянутом зале в конце стола, за которым сидели вышеназванные члены комиссии, она в полный голос объявила:
– Вам, милорды и джентльмены, не может быть неизвестно, что я – суверенная королева, помазанница Божия, и ни под каким видом не могу и не должна быть призвана на ваши заседания и судима вашим судом по законам и уложениям, каковые вы мне предъявляете, ибо я – монархиня, я свободна и не подвластна никакому другому монарху, равно как он не подвластен мне, и на все ваши обвинения меня в действиях против моей сестры я стану отвечать, если вы позволите, лишь в присутствии своего защитника. Ежели вы поступите иначе, делайте, как вам угодно, а я, отвергая ваш суд, вновь заявляю протест и взываю к Господу, единственному истинному и праведному судье, и к королям и государям, моим союзникам и сторонникам.