Семнадцать перышек

Валька открыл глаза. Спросонья он не сразу сообразил: утро сейчас или вечер. На столе по-прежнему горела керосиновая лампа. Отец стоял у стола, и огромная тень от его фигуры распласталась по всей стене. Отец размахивал руками, и тень суматошно вздрагивала, взбиралась на потолок. Казалось, какая-то неведомая ночная птица залетела в маленькую комнату кордона, бьется о стены, о потолок и никак не может выбраться.

Пожалуй, еще ночь. В черном, лаковом стекле окна ни звездочки, ни проблеска

Отец говорит отрывисто и резко:

— Уходи, Ефим… Завтра же. Мальчишка и так уже насмотрелся на твой промысел. Довольно… Не нужен ты здесь. Уходи…

Дядя Ефим недовольно хмыкнул и, чиркнув спичкой, закурил.

Лицо его потонуло в облачке дыма.

Когда дым растянулся в синюю полоску и призрачной пеленой повис над лампой, дядя Ефим исподлобья взглянул на отца.

— Значит, гонишь, — глухо произнес он. — А на фронте мы с тобой, Павел, из одного котелка ели… Аль забыл?

— Нет, Ефим. Не забыл. Но ты и в котелке шарил по дну. Слышал бы тогда наш ротный повар твои речи…

Теперь отец говорил спокойно и неторопливо. Но почему-то каждое его слово было жестким и тяжелым. Дядя Ефим втянул голову в плечи и хмуро дымил цигаркой.

— А вспомни наши атаки… Из окопа ты норовил выскочить последним. Говорил, что первая пуля не для тебя. Это, Ефим, забыть трудно. Я думал, война тебя чему-нибудь научит. А ты все такой же, все о себе печешься. В такую глухомань забрался и го со своим черпаком. В общем рад был тебя видеть, но не таким… Уходи…

Дядя Ефим поднял голову и тихо произнес:

— Ладно, Павел. Ты хозяин, я — гость. Как говорят, насильно мил не будешь, коли пришелся не ко двору. Знамо бы такое дело, пораньше спать залег. И то, отоспаться перед дорогой надо.

Пока отец и дядя Ефим укладывались на скрипучие койки, Валька прищурил глаза. Но едва лампа погасла и комнатка кордона погрузилась в темноту, глаза открылись сами. Какой уж тут сон, если только что Валька услышал, как отец гонит своего фронтового друга. Может быть, отец погорячился? А если нет, то как же он, Валька, завтра будет смотреть в глаза дяде Ефиму?

Сразу сто вопросов заполнили Валькину голову, и на каждый он должен сам найти ответ.

Валька, не мигая, глядел в темноту и вспоминал каждый день, прожитый на кордоне.

…Домик кордона построили давно, когда по Суле впервые начали сплавлять лес. Такие домики выросли и на Горелом мосту, в протоке между Лексозером и озером Карги, у истока порожистой Сулы и здесь на девятом километре реки, у самого большого порога Акан-коски. Отец говорил, что и ниже по течению есть пороги. Там тоже сплавщики несут патрульную службу и живут в таком же кордоне.

Без кордонов на порожистой реке не обойтись. Пропустят сплавщики кошель с лесом через один порог, а река их несет уже к другому. Не будь людей у порога, стиснутая скалами Сула по своему распорядится бревнами. Наставит тычков, запыжует русло, набросает бревна в несколько слоев так, что комли их, как стволы зениток, поднимутся над водой. И готов залом. А чтобы разобрать его, сколько людей и времени надо.

Вот поэтому и нужны патрульные кордоны. На каждом по два человека — бригадир и его помощник.

Отец у Вальки — бригадир. Был у него и напарник — Виктор. Да только заболел в средине июля. Отец перекрыл Сулу выше порога оплотником, чтобы залома не было, и на моторке отвез Виктора в поселок. А дома Валька упросил его взять с собой на кордон. Валька знал, как упросить.

— Где ты возьмешь человека, когда сплав в разгаре, — доказывал он.

— Уж не ты ли этот человек? — усмехнулся тогда отец.

— А почему бы и нет? — солидно спрашивал Валька, — Что я, багра в руках не держал или Акан-коски не видел? Ведь мы же с тобой там сколько раз рыбалили. Соглашайся, а то передумаю…

После этих слов отец расхохотался.

— Слышишь, мать, как наш мужик рассуждать научился. Придется тебе харч на двоих собирать.

И вот уже целый месяц Валька помогает отцу на буйном пороге Акан-коски. Сплавные хитрости он освоил довольно быстро, только не все у него сразу получалось. Попробуй, столкни на струю застрявшее в береговых камнях бревно. Валька суетился возле бревна, налегал на багор, а толку никакого. Отец учил его терпеливо.

— Силы у тебя, Валек, на это бревнышко все равно не хватит, — говорил он в таких случаях. — Да и мне не спихнуть, Тут сноровка требуется. Ты сделай так, чтобы река тебе помогла. Раз Сула принесла сюда эту деревину, она и помочь должна. А Сула — река добрая, в помощи не откажет. Смотри!

Отец втыкал багор в самый конец бревна и без особого усилия отжимал его от берега. Могучая струя, встретив преграду, напирала на строптивое бревно, разворачивала его, и застрявший конец сосны медленно сползал с камней, оставляя на них розовую кору. Через минуту подхваченное течением бревно уже крутилось посредине реки и с легким звоном стукалось о другие бревна, мчавшиеся мимо серых валунов.

Управлять оплотником Валька научился в первый же день. Выше порога с одного берега на другой были перекинуты связанные цепями бревна. Принесет Сула кошель из тысячи сосен, а тут — стоп — оплотник не пускает. Нельзя же всем сразу, без ведома людей в порог кидаться. Остановленные оплотником бревна медленно покачиваются на воде и, словно стая гигантских рыб, греют свои чешуйчатые спины на солнце.

Когда пришло время пропускать кошель, отец размотал конец каната, привязанного к последнему бревну оплотника. Бревна нетерпеливо задрожали. Речная струя нажала могучим плечом и отодвинула оплотник от берега.

— Трави! — подмигнул отец Вальке и проворно начал отпускать канат.

Коридор между берегом и последним бревном оплотника становился все шире и шире. Сперва отдельные сосны проплыли по нему, а следом еще, еще, и вот уже от кошеля стали отделяться целые пачки бревен. Они неслись, набирая скорость, туда, где ревел и бесновался порог.