Семья Тибо (Том 1)
Шрифт:
– Я бы хотела... иметь ребенка... от тебя!
– Ну как, адрес прежний?
– осведомился шофер.
– Операция.
– Рашель
Покинув Жака и его друзей, Антуан отправился в Пасем, чтобы "посмотреть воспаление легких"; оттуда он поехал на Университетскую улицу в отцовский дом, где вот уже пять лет вместе с братом занимал нижний этаж. Он сидел в машине, везущей его домой, с папиросой в зубах и размышлял о том, что маленький больной явно поправляется, что его день - день врача - кончился и настроение у него превосходное.
"Надо признаться, вчера вечером гордиться мне было
Он взглянул на бегущие мимо зеленые купы Трокадеро 52 и обернулся, следя глазами за парочкой, удалявшейся в глухую аллею парка. Эйфелева башня, статуи на мосту, Сена - все кругом розовело. "В сердце моем... та-та-та-та..." - напевал он. Шум мотора ему вторил. "В сердце моем... спит!" - вспомнил он вдруг. "Да, да, верно, "В сердце моем спит... та-та-та-та-та". Досадно, никак не вспомню слова дальше. Ну что же, право, может спать в моем сердце?.. "Ленивая свинья"?" - подумал он и улыбнулся. Вспомнилось, что предстоит веселая пирушка в баре Пакмель. А может быть, и любовное приключение... Он почувствовал, как хорошо жить; казалось, он был взбудоражен какими-то тайными желаниями. Отшвырнул папиросу, искуренную до мундштука, скрестил ноги и глубоко вздохнул, - воздух от быстрой езды, казалось, стал прохладнее. "Только бы Белен не забыл поставить малышу банки. Спасем мальчугана и без хирургического вмешательства. Хотелось бы мне видеть - как вытянется лицо у Луазиля. Уж эти хирурги! Сейчас они в моде, а что толку? Жонглеры! Недаром старый мудрый Блек говорил: "Если бы у меня было трое сыновей, я бы сказал самому неспособному - будь акушером, самому мускулистому - берись за скальпель, а самому умному из троих - будь лекарем, заботливо выхаживай больных и учись все лучше и лучше распознавать их болезнь". И снова он почувствовал ликование, ликование, идущее из сокровенных глубин его существа.
40
Пульс нормальный, моча нормальная, но больной умирает (лат.).
– Все-таки правильный я выбрал путь, - произнес он вполголоса.
Когда он добрался до своей квартиры, дверь, открытая в комнату Жака, напомнила ему, что брат принят. Пять лет неусыпных наблюдений и забот, и наконец успех. "Ясно помню тот вечер, когда встретил Фаври на улице Эколь, тогда у меня впервые мелькнула мысль, что Жаку нужно поступить в Эколь Нормаль. В тот день сквер Монж засыпало снегом. Было попрохладнее, чем сегодня", - вздохнул он. Он уже предвкушал, как приятно будет принять холодный душ, и нетерпеливо, словно ребенок, стянул с себя одежду, разбросав все куда попало.
Вышел он после душа помолодевшим. Он думал о Пакмель и посвистывал от удовольствия. То, что на его языке называлось женщинами, занимало в его жизни лишь второстепенное место, а для нежных чувств места вообще не было. Он довольствовался мимолетными встречами и даже похвалялся этим, - ведь так было практичнее. Впрочем, не считая иных вечеров, он довольно легко воздерживался от всего этого - не потому, что держал себя в руках, не потому, что обладал холодным темпераментом, а потому, что "все это" составляло часть иного образа жизни, отличного от того, который он раз и навсегда решил вести. Он считал, что все эти якобы необоримые влечения всего лишь проявления слабой воли, он же был человеком "волевым".
"Дзинь!" - кто-то позвонил. Взгляд на часы: в крайнем случае еще есть время осмотреть больного, перед тем как он присоединится к компании, собравшейся у Пакмель.
– Кто там?
– крикнул он
– Это я, господин Антуан.
Он узнал голос г-на Шаля и впустил его. Пока г-н Тибо жил в Мезон-Лаффите, его секретарь по-прежнему работал на Университетской улице.
– А, да это вы?
– будто в забытьи произнес г-н Шаль. Ему неловко было смотреть на Антуана, стоявшего перед ним в кальсонах, и он отвернулся, недоуменно пробормотав: - В чем дело?
– и тут же добавил: - Ах да, вы одеваетесь!
– и поднял палец, словно разгадал загадку.
– Я вас не побеспокоил?
– Я ухожу через двадцать пять минут, - поспешил предупредить его Антуан.
– Настолько я вас не задержу. Посмотрите-ка, доктор.
– Он положил шляпу, снял очки и вытаращил глаза.
– Ничего не видите?
– Где?
– У меня в глазу.
– В каком?
– Да вот в этом.
– Не двигайтесь. Ровно ничего не вижу. Может быть, просквозило?
– Да, наверное! Благодарю. Это пустяки, просквозило глаз, и все... Оба окна были открыты.
– Он кашлянул и надел очки.
– Благодарю, вы меня успокоили. Просквозило глаз, и все. Ведь это частенько случается - пустяки.
– Он хохотнул и добавил: - Видите, я немного отнял у вас времени.
Но он и не думал надевать шляпу и даже присел на краешек стула и, вытащив носовой платок, вытер лоб.
– Жарища, - заметил Антуан.
– Да, уж это точно, - ответил г-н Шаль, хитро сощурившись.
– Что и говорить, грозовая погода. Жалко тех, кому приходится ходить туда да сюда, хлопотать о всяких делах.
Антуан, шнуровавший ботинок, поднял голову.
– О каких же это делах?
– И все по такой жаре!
– продолжал г-н Шаль.
– Прямо задохнуться можно во всех этих канцеляриях да комиссариатах. А ответ все откладывают и откладывают на завтра, - заключил он, с незлобивым видом покачивая головой.
Антуан пристально смотрел на него.
– Кстати, - продолжал г-н Шаль, - я уже давно хотел спросить вас, не знаете ли вы приюта для людей пожилого возраста?
– Пожилого возраста?
– Ну да. Для престарелых. А не для неизлечимых больных. Вроде богадельни в Пуан-дю-Жур. Такого воздуха, как там, нигде не найти. И вот еще о чем хотел я вас спросить, господин Антуан, раз уж мы с вами разговорились. Не случалось ли вам находить монету в сто су - забытую монету?
– Забытую?.. Где, в кармане?
– Да нет... В саду. Можно сказать, на улице.
Антуан стоял с брюками в руках, смотрел на г-на Шаля и думал: "Очутишься в обществе такого болвана и сам просто в идиота превращаешься". Он сделал над собой усилие, чтобы сосредоточиться, и серьезно сказал:
– Мне не совсем ясен ваш вопрос.
– Значит, так... например, люди иногда теряют какую-нибудь вещь, а другие ведь могут эту вещь найти... Верно?
– Разумеется.
– Ну вот, скажем, если бы ненароком вы ее нашли, как бы вы поступили с находкой?
– Я бы стал разыскивать владельца.
– Так-то оно так. А если б никого не оказалось?
– Да где?..
– В саду, на улице, например...
– Ну тогда я отнес бы находку в полицейский комиссариат.
Господин Шаль усмехнулся.
– Ну, а если бы это были деньги? Хе-хе... Ну, скажем, пятифранковик? Ведь нам-то хорошо известно, что было бы, если бы он попал в руки к этим субъектам.
– Вы что же думаете, комиссар его бы присвоил?
– Ясно!
– Помилуйте, господин Шаль. Прежде всего тут ведь не обойдешься без всяких формальностей, писанины. Да вот, кстати, как-то мы с приятелем нашли в фиакре детскую погремушку, просто прелесть была, ей-богу, сделана из слоновой кости и позолоченного серебра. Пошли в комиссариат, там записали фамилии - мою, моего приятеля и кучера, - наши адреса, номер экипажа, заставили подписать заявление и выдали квитанцию. Вас это удивляет? А год спустя моего приятеля известили, что владелец за погремушкой не явился, и пригласили прийти за ней.